Контролируемая авария

–Не плачь! – в приказном потребовал Урмас, и его голос прозвучал до такой степени жестко, что комок рыданий мгновенно застрял у меня в горле, – ничего уже не изменить. Все они мертвы, и мы с тобой тоже.

–Спасибо, утешил, – бесконтрольно передернулась я, боясь сделать неверный шаг и по неосторожности наступить на чьи-то останки. Ушибленный при неизвестных обстоятельствах копчик болезненно заныл, и я совсем раскисла, однако, мне достаточно было мельком взглянуть Урмасу в глаза, чтобы мои слезы скоропостижно высохли. Не хватало еще балаган устраивать, это в конце концов кощунство и надругательство над памятью погибших.

–Если ориентироваться по траектории падения, кокпит должен быть где-то там, – красноречивым жестом указал направление Урмас, – пошли…

–Я не хочу! – решительно заартачилась я, -мой труп наверняка искромсало так, что даже я сама его не опознаю.

–Опознаешь! – уверенно возразил второй пилот, – это же твое тело, душа должна его обязательно почувствовать.

– Во-первых моя душа сейчас чувствует только дикую боль пониже спины, а во-вторых, что мне это даст? – уточнила я, стоя, как цапля на одной ноге и никак не отваживаясь занести вторую для следующего шага, – острых ощущений у меня и так с избытком.

–Ты примешь свою смерть, – ответил Урмас, помолчал несколько секунд и с кривой усмешкой добавил, – и тебя перестанут мучить фантомные боли.

–О да, мощный стимул! – схватилась за нещадно саднящий копчик я и осененная внезапной догадкой спросила, – а у тебя что, тоже ощущения не те? Нет призрачной легкости бытия?

В демонстративном молчании второй пилот с искаженным от боли лицом закатал рукав форменного кителя и по-прежнему без единого слова показал мне опухшее, покрасневшее запястье. Аналогичные действия Урмас повторил со вторым рукавом, и я увидела такие же симптомы.

–Растяжение? – сообразила я, запоздало понимая, по какой причине Урмас не помогал мне вставать, – надо снег приложить…

–Идем! – проигнорировал мой совет второй пилот, – ты опять забыла, что мы покойники, и у нас ничего не может болеть.

Словно назло мне в поясницу будто иголку вонзили, и я вынуждена была поковылять за Урмасом по усеянной обломками авиалайнера земле. Ох, не люблю я всю эту эзотерику: душа, тело, смириться со смертью, пятое, десятое. Мне бы холодный компресс, таблетку обезболивающего или мазь какую-нибудь, на худой конец, но где тут в преисподней такой роскошью обзаведешься? Вот и приходится прибегать ко всяким «народным средствам» сомнительной эффективности.

В довершение ко всему, по мере продвижения вперед меня с каждой минутой все сильнее мутило, а когда я случайно наткнулась взглядом на обезображенные останки Ирины, напоминающие сейчас разорванную надвое тряпичную куклу, над которой вдоволь наиздевался обладатель садистских наклонностей, меня все же вырвало. Я узнала Иру только по туфлям, вернее, по одной туфле – дорогой итальянской обуви, без сноса служившей СБЭ уже на протяжении трех лет. Тогда, в Милане, меня задушила жаба, я и пожадничала, а Ирина выложила за туфли баснословные деньги: за прошедшее с того дня время я сменила минимум пять пар, а СБЭ по злой иронии в этой обуви и умерла.

–Всё? – нетерпеливо осведомился Урмас, уставший ждать, пока меня слегка отпустит. Невзирая на ледяные нотки в голосе, лицо его было бледным и почти испуганным – похоже, самообладание он сохранял буквально из последних сил, и блевпакеты были жизненно необходимы не только мне одной, – идем дальше.

–Дай хоть отдышаться! – я машинально втянула ртом воздух и тут же закашлялась от попавшего в легкие дыма, чем вызвала у второго пилота новый приступ раздражения.

– Откуда ты здесь вообще взялась? – нервно выплюнул Урмас, – что же ты при жизни такого натворила?

–Скрыла от КВС, что на сегодня тебе выписали больничный! – честно поведала я, – я виновата не меньше тебя.

–Ты знала? – остолбенел второй пилот, и сразу побледнел еще на несколько тонов, после чего его кожа приобрела пугающее сходство с вымоченной в отбеливателе скатертью.

–Да, вчера я видела тебя в клинике на Меженском Бульваре, у меня там подруга работает, – подтвердила я, благоразумно не распространяясь по поводу цели своего визита к косметологу, – а когда ты появился на брифинге в аэропорту, я подумала, что произошла ошибка, и промолчала. Если бы я знала, что тебе станет плохо в полете, да еще и эта чертова дверь заклинит, я бы никогда не…

–Хватит! – перебил меня Урмас, – я считаю, что дело не в этом. Ты попала сюда из-за тех слов, которые ты кричала мне, когда мы падали. Ты в аду лишь потому, что полюбила такого человека, как я.

–Хочешь сказать, что ты был в сознании и всё слышал? –растерялась я, и до меня постепенно начала доходить страшная правда о случившемся. Но истина оказалась настолько жуткой, что я не могла в нее поверить, предпочитая прятать голову в песок. Я неподвижно стояла среди исковерканных обломков самолета, перемешанных с человеческими останками, и мой воспаленный рассудок упорно отказывался воспринимать эту ужасающую действительность. А Урмас тем временем продолжал вколачивать в мой разум раскаленные докрасна гвозди:

–Тогда, на кухне, я подсыпал в кофе Стеклову мочегонное, а после того, как он вышел из кабины, я принудительно заблокировал дверь. Затем я задал автопилоту параметры снижения и увеличил скорость. Ну так что, ты меня всё еще любишь?

ГЛАВА IX

Нет, всё, что я видела, слышала и ощущала до этого момента на самом деле вовсе не было адом: чистилище, своеобразный «предбанник», подготовительные курсы – называйте, как хотите, но ад как таковой наступил для меня именно после не укладывающегося в голове признания второго пилота. И еще сегодня я своими глазами узрела истинное обличие дьявола, имя которому было Урмас Лахт.

На протяжении целого года я неизменно испытывала психологический дискомфорт в присутствии Урмаса: я краснела и бледнела от смущения, теряла дар речи в смятении чувств, у меня дрожали руки, когда я приносила еду в кокпит, а от одного лишь взгляда серо-зеленых глаз земля плыла у меня под ногами. Рядом с Урмасом опытная стюардесса превращалась в по уши влюбленную девчонку, страстно мечтающую с визгом повиснуть на шее у предмета своего обожания, стиснуть его в объятьях и больше никогда и ни за что не отпускать. Моя любовь к Урмасу была чиста, светла и бескорыстна, даже жгучая ревность по отношению к Симоне отродясь не выходила за рамки дозволенного. Семейное будущее Урмаса стояло для меня превыше собственного счастья, я фактически отпустила его, отказавшись от намерения раскрыть свою душу в Штутгарте. Мне достаточно было просто знать, что Урмасу хорошо с Симоной, что он доволен жизнью, что у него всё отлично складывается на работе, и лишь изредка наслаждаться совместными рейсами, где нам обычно не выпадало даже пары минут наедине. Слабый уголек тлеющей в моем сердце надежды пробудить во втором пилоте ответные чувства потух еще вчера, после того, как я увидела в сети фотографии Симоны на фоне новенькой машины, но это совсем не означало, что факел моей любви угас вместе с наивными чаяниями – я продолжала преданно любить Урмаса до своего последнего вздоха, я, можно сказать, умерла с его именем на губах, и что же произошло в итоге? Сбылись мои самые смелые иллюзии, воплотились в явь взлелеянные бессонными ночами мечты, и мы с Урмасом навеки остались вдвоем. Только вот вместо нежной и трогательной привязанности друг к другу нас объединяют лишь общие грехи, а сформировавшийся в моем воображении образ идеального мужчины оказался маской дьявола во плоти, виртуозно затаившегося в ожидании часа своего страшного триумфа. И этот человек…нет, такое чудовище не достойно называться человеком…этот монстр еще смеет спрашивать меня, люблю ли я его до сих пор?

–Я тебя ненавижу! – вложив в свои слова всю разом вскипевшую внутри ярость, прошипела я, – если бы мы оба не были мертвы, я своими руками убила бы тебя! А потом я бы покончила с собой, потому что не смогла бы и дальше нести груз вины за гибель самолета.

–У тебя всё? – сухо уточнил второй пилот, словно и не особо удивленный моей, в принципе, довольно закономерной реакцией, и его оскорбительное, противоестественное спокойствие окончательно вывело меня из себя. Я мигом позабыла про боль в пояснице и в бешенстве заколотила кулаками Урмасу в грудь. Разочарование и боль придавали мне доселе невиданные силы, в душе у меня бурлил и клокотал переполненный котел отчаянной злости. Я ненавидела Урмаса, ненавидела себя, ненавидела весь этот несправедливый мир, где жизни ста пятидесяти пассажиров полностью зависели от прихоти одного невменяемого летчика, стремящегося побыстрей отправиться в преисподнюю, чтобы невозмутимо бродить среди смятых в лепешку обломков лайнера в поисках собственного трупа.

–Будь ты проклят, Урмас, – истерически вопила я, не прекращая со всей мочи лупить второго пилота по щекам, – я не знаю, зачем ты это сделал, но тебе нет оправдания! Убийца! Тварь! Нелюдь!

За все то время, пока я бесновалась в неуправляемом порыве испепеляющего гнева, Урмас не проронил ни слова. Белый, как полотно, он молча замер в отрешенной неподвижности, и на его худощавом лице не отражалось ровным счетом никаких эмоций. В его глазах стояла ледяная пустота, а плотно сжатые в тонкую ниточку губы ни разу ни приоткрылись для ответной реплики. Казалось, второй пилот толком меня не слушал, а лишь устало ждал, когда я закончу извергать поток обвинений, и мы все-таки займемся делом. В обреченном понимании этого уже ставшего очевидным факта, я вдруг совершенно по-детски разревелась: так рыдает до смерти перепуганный ребенок, потерявший родителей в запутанном лабиринте международного аэропорта и впервые ощутивший свою жалкую беззащитность. Сегодня рухнул оземь не только самолет – сегодня вдребезги раскололся мой уютный мирок. Я больше никогда не увижу маму, никогда не поднимусь на борт авиалайнера, никогда не налетаю своих заветных часов, не поболтаю с Леськой за косметическими процедурами, теперь у меня вообще ничего не будет – только одна и та же картина перед глазами как вечное напоминание об одной единственной ошибке, допущенной мной в пылу любовной лихорадки. Что ж, если всё действительно уже кончено, и адскому пеклу суждено стать мне родным домом, придется признать правоту Урмаса и взглянуть на свой труп: похоже, иного способа примириться со случившимся просто не существует.

–Идем! Ты же этого добивался! – я крепко схватила второго пилота в аккурат за растянутое запястье и стремительно потащила за собой, упорно стараясь не думать о том, что, возможно, именно сейчас мы ступаем по останкам кого-нибудь из членов экипажа. По крайней мере, их души коллективно отлетели на небеса обетованные, и я искренне надеялась, что пережитый в последние мгновения перед смертью кошмар им будет в полном объеме компенсирован вечным блаженством в раю.

Когда-то в прошлой жизни я бы многое отдала за возможность держать Урмаса за руку, чувствовать его тепло и свято верить, что у нас еще всё может получиться. Правда, для призрака ладонь у него и сейчас казалась уж чересчур горячей, более того, она была влажной и липкой от выступившего пота, как правило, сопровождающего глубокое волнение. Внешне второй пилот оставался холоден, словно высеченная столичными умельцами скульптура в ледовом городке, но теперь я слишком хорошо знала, насколько обманчива бывает внешность, и поэтому испытывала лишь безмерное отвращение от прикосновения к убийце полутора сотен человек. Стоило мне убедиться, что Урмас не собирается сворачивать с избранного пути, как я незамедлительно отдернула руку и недвусмысленно вытерла ее о подол форменной юбки, всем видом демонстрируя брезгливое омерзение. Второй пилот равнодушно повел плечами, едва заметно поморщился от боли в запястье и уверенно двинулся вперед, будто и не обратив особого внимания на мою донельзя выразительную мимику. Сейчас его занимало лишь место падения обломков кокпита, среди которых он рассчитывал обнаружить наши трупы. Что Урмас планировал делать затем, я понятия не имела, но твердо знала, что наши дороги кардинально разойдутся сразу после достижения общей цели. Даже если этот ад обладает сферической формой, я готова вечно нарезать по нему круги, только бы избежать постоянных встреч с Урмасом, и я согласна на любую разновидность Сизифова труда, лишь бы свести к минимуму визуальные контакты с этим безжалостным извергом, еще буквально с утра заставлявшим мое влюбленное сердце ускоряться чуть ли не до первой космической скорости.

Чем ближе мы подходили к предполагаемому участку, тем больше усиливались мои сомнения. Самолет так мощно приложило о землю, что он развалился на мелкие кусочки, а под действием ударной волны фрагменты фюзеляжа разметало по всей долине. Мне на глаза уже попадалось одинокое колесо шасси, осколок пассажирской кабины с фирменным логотипом «Авиастара» и множество каких-то покореженных деталей, но ничего напоминающего нос самолета я пока не замечала. Впрочем, о какой наблюдательности здесь могла идти речь, если я каждую минуту рисковала угодить ногой в фаршеобразную массу из чьих-то мозгов и костей и снова согнуться пополам, терзаемая невыносимыми рвотными спазмами?

–Ищи где-то в этом районе! – распорядился Урмас, и меня в очередной раз покоробило от его черствых, будто позавчерашняя буханка, интонаций, – смотри, видишь сайдстик? А это, похоже, часть высотомера… Мое тело определенно должно быть здесь. Да и твое, кстати, тоже.

–Черт, это КВС! – в ужасе отпрянула я, внезапно наткнувшись взглядом на припорошенные снегом часы: настоящие, командирские, тикающую легенду канувшего в лету СССР и предмет личной гордости Стеклова. Часы достались КВС от отца – потомственного военного летчика, получившего ценный подарок за успешное выполнение боевой задачи в горячей точке, и Стеклов относился к семейной реликвии с невероятным трепетом. Со своими любимыми «командирскими» он не расставался ни секунду, но я никогда и представить не могла, что однажды своими глазами увижу эти часы при столь жутких обстоятельствах. Летала я как-то давно с одним экипажем, так был там старший бортпроводник Легонцов – идет он по салону, проверяет, все ли пассажиры пристегнуты и под нос себе бурчит потихонечку: «Те, кто пристегиваются, в случае аварии как живые сидят, а непристегнутых совковой лопатой в черные мешки наливают». Такой вот черный-пречерный юмор или, как сказал бы наш доктор на ВЛЭКе – профессиональная деформация личности. Но кто бы мог подумать, что Легонцов этот, будь он трижды неладен, словно в воду глядел?

–Я больше не могу! – решительно заявила я, волевым усилием отводя неотрывно прикованный к изувеченным останкам Стеклова взгляд, – если для тебя настолько критично посмотреть на свой труп, ищи его самостоятельно, а с меня хватит!

–Хорошо, – безразлично кивнул Урмас, – я позову тебя, когда найду твое тело. У тебя есть особые приметы?

–Есть, но тебя они не касаются! – отрезала я, – и вообще, мне всё равно, найдешь ты мой труп или нет, у меня уже и без того отпали все вопросы. Мне предельно ясно, что я умерла и очнулась в аду, где нам обоим самое и место. И ты напрасно считаешь, что тебе станет легче, если ты увидишь свое мертвое тело. Ад в твоей душе, Урмас, и ты никуда от него не денешься. Не понимаю, куда ты так спешишь, у нас впереди целая вечность мучений! И они только начинаются, вот увидишь, скоро все погибшие поднимутся из своей братской могилы и спросят тебя: «За что ты нас убил? Что мы тебе сделали? Мы просто хотели долететь из пункта А в пункт Б!» И, черт возьми, я всем сердцем желаю, чтобы это произошло как можно скорее!

Ответа на мою проникновенную тираду предсказуемо не последовало. Второй пилот повернулся ко мне спиной и твердой походкой направился к обломкам кокпита, а я в изнеможении опустилась на колени, закрыла лицо ладонями и мелко затряслась в беззвучных рыданиях. К мокрому снегу прибавился ветер, и вопреки расхожим стереотипам об адском пламени, меня вдруг охватил озноб. Ноги в капроновых колготках замерзли, под блузку проник неприятный сырой холод, а из рта вырвалось облачко пара. Вот тебе и Геенна Огненная, так и насмерть закоченеть недолго…Стоп, я же и так мертва, а значит, опасаться мне нечего, если это, конечно, не пытка такая: умри и снова воскресни, переживи падение самолета заново, и опять всё с начала…

Слезы бесконтрольно катились у меня по щекам, размазанная тушь щипала глаза и оставляла на щеках черные дорожки, а я все плакала и плакала, не в состоянии унять неудержимые соленые потоки. Я до такой степени погрузилась в бездонную пучину своих неподъемно тяжелых мыслей, что напрочь потеряла счет времени. Здесь, в преисподней, время текло иначе, оно было вязким и тягучим, как болотная жижа, и я даже не пыталась сориентироваться, насколько долго я пребывала в оцепенении. Я не хотела открывать глаза, я мечтала выключить мозг и провалиться во мрак, но жестокая реальность моего персонального ада была такова, что я ни на долю секунды ни могла абстрагироваться от крушения авиалайнера и от второго пилота Урмаса Лахта.

–Я ничего не понимаю, – признался Урмас, бесцеремонно выдергивая меня из мягких объятий спасительной отстраненности, – я проверил почти все крупные фрагменты кокпита, но не нашел никаких следов своего тела. И твоего тоже.

–Я же тебе говорила, – напомнила я, однако, менять неудобную позу принципиально не стала, хотя ушибленный копчик и относился к ней с явным неодобрением, -из этой каши не каждый эксперт сможет ДНК выделить…Странно, что до тебя это сразу не дошло!

–Там ничего нет, даже, как ты выражаешься, «каши»! – раздраженно воскликнул второй пилот, – такое ощущение, будто на момент крушения кокпит был пуст. Ни крови, ни одежды, кое-какие наши личные вещи и оборудование. Я даже свою кислородную маску нашел! Она должна была быть одета на мне…на моем трупе, но маска есть, а трупа нет.

-Наверное, ты плохо искал, – весьма натурально сымитировала равнодушный тон Урмаса я, по-прежнему слушая второго пилота с закрытыми глазами, – а маска-то тебе зачем понадобилась? Разгерметизации же вроде не было?

–Я хотел…, – начал было Урмас, но вдруг умолк на полуслове, прерванный отдаленным рокотом. Я непроизвольно распахнула веки и не поверила своим глазам: высоко над горами кружил вертолет, и непосредственным источником гула как раз и являлись его непрерывно вращающиеся лопасти.

ГЛАВА X

Винтокрылая машина, несомненно, облетала окрестности с конкретной целью, и я была почти стопроцентно уверена, что задание экипажа напрямую связано с поисками разбившегося в горах «Аэробуса». Настораживало и удивляло в данной ситуации другое: что-то наш ад был уж слишком щедро нашпигован различными сюрпризами, и всё сильнее походил на компьютерную игру в популярном жанре квеста. Мало того, создавалось устойчивое впечатление, что Владыка Преисподней оказался далеко не чужд научно-технического прогресса, и его отказ от нестареющей классики вроде всяких там котлов с кипящим маслом в пользу современных технологий открыто об этом свидетельствовал. Я, конечно, понимала, что, если столько лет безвылазно торчать в аду, изо дня в день измываясь над грешными душами, запросто можно одуреть от однообразия, но все-таки вертолет откровенно не вписывался ни в одну из известных мне религиозных концепций. Что ж, похоже, нынешнее положение вещей лишний раз доказывало, насколько, в сущности, ничтожны были познания человечества об загробном мире. Зуб даю, никому из проповедников и голову не приходило, что за беспредел творится на том свете: вертолеты летают, ветер дует, снег валит – в общем, добро пожаловать, товарищи мертвецы, чувствуйте себя, как дома!

В лучших традициях переменчивого горного климата погода портилась неуклонно и стремительно. Порывы пронизывающего ветра обжигали наши лица, а жесткий, колючий снег больно царапал кожу. Благодаря заколкам- невидимкам моя пилотка сумела удержаться на месте, а вот с Урмаса ветер сорвал фуражку и моментально унес ее в свободный полет. В таких поганых метеоусловиях, когда, как говаривал наш покойный КВС, хороший диспетчер даже собаке разрешения на выгул не даст, разглядеть что-либо вокруг уже через пару минут не представлялось возможным, но, судя по удаляющемуся гулу в небе, пилотам вертолета был отдан приказ приостановить разведку до улучшения видимости. Никогда не подозревала в себе обладателя столь пытливого ума, но сейчас мне стало по-настоящему интересно, как тут всё организовано в плане иерархии и распределения обязанностей. Это ж какой штат нечисти надо раздуть, чтобы обеспечить для каждого грешника свою отдельную «комнату страха» со всей необходимой атрибутикой? Или в исключительно тяжелых случаях наподобие нашего даже черти согласны на голом энтузиазме пахать в три смены, чтобы если уж наказать так наказать?

–Что-то здесь не так, ты не находишь? – неожиданно спросил Урмас, наряду со мной безуспешно пытающийся постичь суть происходящего.

–А чего ты ждал? – язвительно скривилась я, – пути Господни неисповедимы, а пытка неизвестностью – тоже та еще мука…

–Не знаю, не знаю, -задумчиво протянул второй пилот, провел ладонью по влажным от снега волосам и внезапно впился мне в лицо немигающим взглядом серо-зеленых глаз, – это ведь был вертолет спасательных служб, ты должна это понимать. Лайнер пропал с радаров и на земле забили тревогу. Нас ищут.