Без права на эмоции

Без права на эмоции
Наталья Барикова

Одна судьба знает, как там, на войне, в ее покрытом пеплом мире. Мире, пропитанном слезами матерей, жен и детей. Мире, где земля скрывает под своим темным покрывалом тлеющие судьбы людей. Мире, устланном осколками битых жизней. Как там?.. Окутанная пеленой горя, молодая, некогда избалованная дочка полковника, сброшенная с тропы счастья одним-единственным дуновением судьбы, не слушая доводов отца, принимает решение идти напролом в мучительном стремлении испить из бокала мести. В составе группы агентов под прикрытием она отправляется в немецкое осиное гнездо. Что найдет она там? Или, может, потеряет? Сможет ли подброшенная монета прошлого упасть стороной будущего? Или нет? И кто ответит ей, как там? В будущем, дуновение которого заставляет идти вперед в надежде вновь обрести счастье…

Глава 1

? Доктор, как она?

Сквозь пелену тяжелого сна, навеянного успокоительными, услышала я беспокойный голос своего отца.

? Ничем порадовать вас пока не могу, товарищ полковник, ? устало ответил мой лечащий врач. – Никак не придет в себя. Уже и лучший психолог Москвы с ней работает, а она все в прошлом находится, ни с кем общаться толком не хочет. Хотя сдвиги, конечно, есть. Пускай не такие, как нам хотелось бы, но все же.

? И что же мне делать, доктор? Может забрать ее домой лучше?

? Я уже сам об этом думаю. Дома и стены лечат. Авось, там придет в себя, бедняжка.

? Стены то лечат, да вот только если бы эти стены не напоминали ей о муже, ? проглотив комок в горле тихо ответил отец.

? Давайте так. Вы ее заберете сейчас. А там посмотрим. Сюда всегда можно привезти ее будет, если уж совсем никак без больницы. Препараты я вам выпишу, сиделку пришлю, ну и будем ждать. Такую тоску только время лечит.

? Хорошо. Я посижу с ней и подожду, пока она проснется, можно?

? Да, конечно. Если что-то понадобится, я буду у себя в кабинете, ? ответил мой врач и вышел из палаты.

Я открыла глаза и посмотрела на своего отца, сидевшего возле меня на стуле.

? Папа, ? тихо прошептала я.

? Дочка, Оленька, ? радостно проговорил отец и сел подле меня на кровать, взяв мою ладонь в руки.

? Папочка, ну что ты каждый день ходишь ко мне? У тебя работа такая важная, времени на отдых и так нет почти, а ты еще и здесь столько находишься.

? Ну что ты такое говоришь! Твое здоровье важнее всего для меня! – на глазах отца появились слезы, и он прижал мою руку к губам.

Я смотрела на своего отца, высокого статного полковника с седыми волосами и уставшими глазами, и меня начинало точить изнутри чувство вины. Я, молодая двадцатипятилетняя дочка, должна была бы сейчас в такое тяжелое военное время быть ему опорой, а сама валялась в больнице с нервным срывом, спровоцированным гибелью мужа – разведчика. Я все прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать. Липкое, скользкое горе никак не хотело отпускать меня из своих объятий.

? Оленька, ? ласково обратился ко мне отец. – Доктор говорит, что тебя можно забрать домой и там уже продолжить лечение. Поедешь?

? Да, папа, поеду. Тебе будет так спокойнее. Только сиделку не надо, я справлюсь сама.

? Ты уверена? – недоверчиво спросил отец.

? Уверена. Не бойся, ничего я с собой не сделаю. Ты ведь тогда не переживешь, я знаю, ? поцеловав отца в щеку я встала с кровати, накинула халат, и под руку с отцом вышла из больницы, и направилась к стоящей на улице машине.

? Ольга Александровна, я так рад вас видеть! – радостно воскликнул водитель моего отца, Григорий, мужчина лет шестидесяти в отменно наглаженном костюме и начищенных до блеска сапогах.

? Спасибо, я тоже рада тебя видеть, ? улыбнувшись ответила я ему.

? Вот это другое дело. Улыбнулись даже. На поправку давайте теперь, надо жить дальше, Ольга Александровна. Отцу вашему поддержка такой дочки сильно нужна. Правда ведь, Александр Васильевич? –хитро прищурив глаза спросил водитель у моего отца.

? А то как же! Один как перст дома, со стенами буду скоро разговаривать, ? усмехнулся отец и поцеловал меня в макушку.

Я только улыбнулась в ответ и усевшись на заднее сиденье уставилась в окно. На мой взгляд, я сейчас ничем не отличалась от стены, если брать пользу от меня в разговорах, ведь большую часть времени я молчала и пребывала где-то глубоко в себе. Машина тронулась, увозя меня из пропитанного запахом медицинского спирта, лекарств и дезинфицирующих средств здания, в котором пытались найти способ прийти в себя те, кто сам не мог справиться с обрушившимся на него горем. Смотря сквозь окно автомобиля на красивые улочки Москвы, озаренные весенним солнцем, я едва сдерживала набегающие мне на глаза слезы. Ведь всего каких-то несколько месяцев назад, я с Димкой ходила по этим улочкам и с увлечением рассказывала ему о своей новой работе в Главном разведывательном управлении, куда меня устроил отец-полковник, занимающий там не последнюю должность. Димка слушал тогда мой эмоциональный рассказ, и едва уловимая улыбка трогала его губы. Скорее всего, ему было смешно слушать такую речь, поскольку мою должность в Управлении кадров он не считал столь уж важной, какой она казалась мне в тот момент. Но он, со свойственным ему благородством, продолжал делать вид, что я занимаю пост первостепенной важности при моем отце и без меня управление ну никак не может обойтись в такое тяжелое военное время. Потом он купил мне мороженое, неизменный белый пломбир в вафельном стаканчике, безумно вкусно пахнущий сливками, и мы пошли на набережную. Там мы долго сидели и наблюдали за серой рябью реки, которая то и дело колыхала зеркальную гладь воды под действием налетающего порывистого ветра. Погода тогда была пасмурная и Димка, видя, как я поежилась в своем легоньком платье из мягкого шелка, снял с себя китель и накинул мне его на плечи, дабы я не замерзла. Я зарылась в тот момент в тяжелую ткань его формы и с наслаждением вдохнула такой родной мне запах. В мою голову тогда пришла мысль, как я теперь уже поняла, навеянная подкрадывающимся ко мне предчувствием, что я этот пряный мужской запах, сотканный из нот любимого парфюма мужа, дорогих сигар и едва уловимого мускусного аромата, не забуду никогда. Димка с едва уловимой грустью смотрел на склонившиеся у воды ивы и нежно обнимая меня молчал, словно боясь спугнуть спокойствие тех стремглав несущихся часов, которые оставались до нашей с ним разлуки. Разлуки навсегда. Я ничего в тот момент не знала, продолжая все так же щебетать, рассказывая о таких мелочных, как я теперь понимала, моментах своей рабочей жизни. Затем прогремел гром и начался проливной дождь. Мы вскочили со скамьи и быстро побежали к машине, которая отвезла нас, промокших до ниточки, домой. Забежав в квартиру мы уже на ходу стаскивали друг с друга одежду, не в силах оторваться от упоенного желания насладиться нашей любовью. Прокручивая в голове те моменты, только теперь я понимала, почему он тогда говорил те или иные фразы, наполненные болью от предстоящего расставания, пропитанные нежностью и лаской ко мне, его жене. Лежа в постели после страстной схватки он тогда сказал, что хотел бы, если у нас родится дочка, чтобы я назвала ее в честь его матери, Александры Павловны, если же сын, то в честь деда, генерала в прошлом, Юрия Георгиевича. Я, выслушав его, только нахмурила брови, поскольку мы состояли в браке на тот момент более двух лет, но забеременеть мне так и не удавалось. Димка, видя, что я расстроилась, быстро чмокнув меня в губы стащил с постели и закутав в одеяло вынес на руках на балкон, где прохладный ветер, обдав своим дуновением наши разгоряченные тела, развеял мою грусть.

? Все у тебя будет, ? тихо проговорил тогда он мне, целуя в макушку. – Вот увидишь. Когда-то ты так же выйдешь на этот балкон. Смотря на солнце, ты подставишь лицо под его теплые лучи и улыбнешься от счастья, которое будет переполнять тебя, поскольку ты будешь знать, что в тебе зарождается такая долгожданная жизнь. Все у тебя будет, стоит только подождать.

Он уже тогда не говорил «у нас», а произносил «у тебя», предчувствуя нехорошее. А я, как сейчас помню, заерзала недовольно и когда он поставил меня на пол обхватила его руками. Укутав Димку своим одеялом и уткнувшись носом в его щеку, сказала:

? У нас будет. Не у меня. У нас.

Димка рассмеялся в ответ и закинув меня на плечо отнес в кровать, где мы провели в сладком забвении еще пару часов. Затем я уснула у него на плече, всеми фибрами души ощущая, насколько я счастлива рядом с этим мужчиной, с которым нас связывало нечто большее, чем просто штамп в паспорте и любовь. У нас с ним была не любовь, нет! Это было единение души и тела, это было такое прекрасное что-то, чему я и слова подобрать не могла ни тогда, ни сейчас. Затем настало утро и я, проснувшись тогда, удивленно увидела, что Димки ни в постели нет, ни в квартире. Наспех накинув халат, я настороженно обошла нашу огромную квартиру, которую подарил нам мой отец, и уже на кухне, когда села пить чай, увидела письмо, лежащее на столе. Недоумевая я открыла конверт и когда начала читать, то меня начала колотить едва ощутимая дрожь. Даже сейчас, спустя столько времени, я закрывала глаза и помнила каждую строчку, написанную мне моим мужем.

«Дорогая моя и горячо любимая Оленька. Прости, что не попрощался с тобой. Но я знал, что для тебя мгновение расставания будет слишком тяжелым. Не держи на меня зла. Я просто не мог ходить по блестящему паркету, зная, что большую пользу принесу там, на фронте, в качестве агента разведки. Твой отец поддержал меня, хоть ему это было и нелегко, зная, насколько тяжело ты будешь переносить расставание со мной. Другой кандидатуры на выполнение этого задания не было, и твой отец вынужден был подписать мое назначение. Все нюансы моего задания расскажет тебе твой отец. Я лично просил его, чтобы ты была в курсе проводимой мной операции, ведь знаю, что, если он тебя не будет оповещать обо всем, ты начнешь узнавать все сама, моя хитрая и неугомонная лиса. Будь сильной. Не сердись на отца. Жди меня. И если будет судьбе так угодно, я вернусь, и мы вместе с тобой поедем в наше любимое место на берегу Черного моря. И в день победы над Германией откупорим там бутылку твоего любимого шампанского. Выпив по бокалу сядем на берегу и в лучах заходящего солнца напишем на обрывке бумаги пожелание будущим поколениям, положим его в бутылку и опустим в синюю гладь воды, как тогда, в день нашей первой встречи в лагере, где мы с тобой были вожатыми. Люблю. Целую. Твой Димка».

Сказать, что я была в шоке в тот момент, это ничего не сказать. Я просто взвыла, сметая все со стола. Тяжелая хрустальная ваза упала на паркет, издавая печальный громкий звон и разбилась на миллион кусочков так же, как и разбилась в тот момент моя жизнь. Ведь не суждено было сбыться тому, о чем писал мне в письме Димка. Спустя два месяца, во время которых я упивалась информацией, передаваемой от агентов, с которыми поддерживал связь мой муж, я узнала, что беременна. Радость от осознания того, что у нас будет ребенок с Димкой, едва перекрывала мою печаль от расставания с ним. Отец отстранил меня от работы, поскольку беременность проходила очень тяжело, хоть и срок был небольшой. Всю информацию о Димкиной операции я получала исключительно от него. Однажды, когда я прогуливалась по набережной Москвы-реки, навстречу мне шли девчонки-напарницы, с которыми я работала, Лена и Валя. Они, увидев меня, зашептались и неуверенно направились в мою сторону.

? Ольга Александровна, как вы? – печально спросила тогда у меня Лена, и словно утешая потрепала меня по плечу.

? Я? Прекрасно! Вот, растем, ? улыбаясь проговорила я и погладила уже округлившийся живот.

? Это хорошо, что вы не унываете. Это правильно! Ведь жизнь продолжается, Оленька У вас ребеночек будет. Это главное! – печально улыбнувшись сказала Валентина и отвела взгляд.

В тот момент у меня мурашки по коже пробежали в предчувствии беды, которая, словно темная, бушующая волна поднималась внутри.

? Вы о чем? Почему я должна унывать? – спросила я и присела на стоящую рядом скамью.

? Извините, мы пойдем, ? пробормотали девушки и хотели было уже уходить, но я их остановила.

? Если вы мне сейчас ничего не скажете, я завтра же попрошу отца уволить вас! Вы меня слышите? Вы меня знаете! – как можно более строго проговорила я девушкам.

Подружки, зная мой капризный характер и то, как отец выполнял любую мою прихоть, переглянувшись остановились в нерешительности.

? Ну? – спросила я, едва сдерживая злость.

? Ольга Александровна. Мы не знаем всех подробностей. Но пару недель назад пришла радиограмма о том, что группа вашего мужа раскрыта. Их всех расстреляли по приказу фон Герцена в Кракове. Пашка только чудом выжил. Он тогда у партизан был, ждал, пока ребята задание выполнят, ? тихо проговорила Валя и со слезами на глазах добавила, ? мы думали, вы знаете. Извините.

Я как в тумане дослушивала речь девушки. Встав со скамьи, я приложила ладонь к своему животу и почувствовала резкую боль.

? Что с вами? Вам плохо? – испуганно проговорила Лена, подхватывая меня в тот момент, когда я начала оседать на землю.

? Скорую, срочно, ? только и успела сказать я, и нестерпимая боль опрокинула меня в небытие.

Очнулась я в больничной палате. Подле меня сидели отец и доктор. Переведя взгляд на свой живот, я в ужасе поняла, что ребенка потеряла так же, как и потеряла Димку. С того самого момента и начался в моей жизни нескончаемый кошмар каждодневных восходов и закатов. Я была жива, но жизнью это не было. Я каждый день заходилась в истериках, навеянных мучительным осознанием того, что и меня, так далеко находившуюся от фронта, в самой Москве, эта проклятая война достала своими холодными, мерзкими лапами. Я потеряла мужа, потеряла ребенка и просто начала терять от этого рассудок. Мой отец делал все, дабы привести меня в чувство, но ничто не помогало. В один из таких дней, наполненных отчаянием, отец едва успел предотвратить непоправимое. Придя домой раньше обычного, он застал меня глотающей таблетки и срочно вызвал скорую. В больнице я проходила терапию, пытаясь заново начать жить. Один из моих бесчисленных докторов как-то сказал, видя мою непрошибаемую стену из боли и отчаяния:

? Вы, Ольга Александровна, потеряли ребенка, потеряли мужа. Вам больно, страшно и обидно от того, что вы не понимаете, как дальше будете жить. Но вы задумайтесь о том, что тысячи и тысячи женщин там, где идет война, где немцы ходят под окнами и нет гарантии, что в какую-то минуту тебя, твоего ребенка, или твоего мужа не убьют, где они теряют тех, кто дорог, они живут так же, как и вы. С той же болью, с той же горечью от утраты, с той же ненавистью. И не все они накладывают на себя руки. Многие из них пытаются принести пользу стране. Зачем погибать так пусто и бестолково? Зачем губить свою жизнь, если она так нужна родине в это кровавое время? Вы не задумывались о своем отце, который каждый день исполняет свой долг и при этом еще переживает ужасное беспокойство о своей дочери? Каково ему каждый день просыпаться и с ужасом молить бога, вы уж извините меня за эти слова, о том, чтобы его дочь осталась жива? Вы мать, вы сами потеряли ребенка, даже ни раз не увидев его. Вы понимаете, что я хочу вам сказать? Пожалейте своего отца, если уж не жалеете себя и принесите пользу стране вместо того, чтобы лежать и мечтать о том, чтобы смерть пришла раньше, чем ей положено! – закончил он такими словами свою речь, строго отчитав меня.

На меня будто бы нашло озарение после его слов. Я встала, подошла к нему и тихо обняла, поблагодарив за такую встряску моего подсознания. С той минуты я маленькими, но упорными шагами шла к принятию случившегося.

? Оля, ? вернул меня от нахлынувших воспоминаний голос отца. – Может ты чего-то хочешь? Здесь за углом кондитерская твоя любимая, давай заедем? – с надеждой в голосе проговорил отец.