Лики смерти

Лики смерти
Наталья Александровна Берзина

Из членов большой семьи лишь Лара свято верила, что слухи о кладе, сокрытом в доме старенькой Владиславы, соответствуют истине. Она была убеждена в том, что по справедливости богатство принадлежит ей. Кто же еще так остро нуждается в материальных благах? Мысль о родственниках, которые могут претендовать на наследство, приводила Лару в неистовство. В ее голове созрел коварный план устранения незадачливых конкурентов. Теперь она готова на все. Смерть не страшна, когда у нее лицо Лариных врагов…

Наталья Берзина

Лики смерти

Пролог

Грохот очередного взрыва тряхнул старый дом. Соседство с железной дорогой не предвещало ничего хорошего. Сначала бомбили немцы, теперь наши не жалели бомб. Странно только, что город почти не пострадал. Впрочем, возле старой крепости бомбами уже перерыто все. К счастью, в том районе почти никто никогда не жил. Со времени постройки крепости на берегу реки прошло уже больше трех сотен лет, и все эти годы город рос в другом направлении. Здесь, возле железной дороги, почему-то было относительно тихо. Если бы не полицаи, то жить можно. Немцы в эти места редко заглядывали. Что им здесь делать? У них своих хлопот много. Фронт откатывается все дальше на восток, здесь – перевалочная база. Грузы идут непрерывным потоком.

Леонард притушил керосиновую лампу и плотнее задернул выкрашенную в черное холстину, закрывающую окно. Немцы не появятся, но полиции до всего есть дело. Запросто могут придраться. Заявят, что подавал сигналы бомбардировщикам, тогда гестапо не миновать. А отвечать придется не только самому, но и жене и дочкам. По скрипучим половицам он прошел в горницу. Тихо, только потрескивают поленья в печи. Дочери уже спят. Жена покряхтывает за тонкой перегородкой. Давно болеет. Еще с весны. Как ударили холода, почти перестала выходить из дома. Этот дом он ставил вместе с отцом. Добротный, крепкий, если бы не война, жили бы в нем и сыновья, и дочери. Да вот не сложилось. Оба сына на фронте. Ни единой весточки с самого начала войны. Да и откуда им взяться? Красная армия давно откатилась далеко на восток. Неизвестно, выстоит ли Москва. Слухи разные ходят. На рынке поговаривают, что фронт уже на Урале. Конечно, Леонард мало в это верит, хорошо помнит, как в мировую войну сам сражался с австрияками. По сути, немцы – те же австрияки, только зовутся иначе.

Он присел на низкую скамейку, поправил поленья в печи, потер распухшее колено и загляделся на пляшущие язычки пламени. Что за жизнь такая? Отец воевал в японскую, дед в турецкую, сам Леонард в мировую, детям досталась своя война! Когда же, наконец, будет мир? Почему людям так важно убивать других людей? Разве нельзя жить миром? Растить детей, ухаживать за садом, пахать землю, что в этом плохого? Нет! Обязательно кому-то нужно, чтобы люди постоянно дрались – то за веру, царя и Отечество, то, как теперь, вообще неизвестно за что. Сколько говорено, что с Германией у нас вечный мир? Вместе разбили поляков, поделили Польшу. Так нет, снова война.

Леонард горько вздохнул. Где-то под полом заскреблась мышка. Пискнула разок-другой и затихла. Взрывы прекратились, самолеты улетели, над городом снова повисла тишина. Какой-то посторонний звук привлек внимание. Словно скребется кто-то. Леонард нащупал кованую кочергу и осторожно, стараясь не наступать на скрипучие половицы, прошел в сени. За крепкой дверью кто-то возился. Звякнула цепь. Это собака подошла к крыльцу, но не залаяла, только шумно втянула воздух. Выходит, кто-то свой.

Леонард бесшумно отодвинул щеколду, толкнул дверь. На крыльце, в тени раскидистой груши, почти невидимый в ночи, стоял невысокий сгорбленный человек.

– Прости, пан Леонард, но дело срочное. Разреши в дом пройти? – послышался приглушенный шепот.

– Это ты, Соломон? Зачем ночью пришел?

– Вэй! Беда у меня, пан Леонард.

– Вечно у тебя все не как у людей! – с горечью проворчал Леонард, но в сторону отступил, пропуская в сени непрошеного ночного гостя. – Что опять стряслось? С женой поругался?

– Нет, что ты, пан Леонард! – взмахнул руками Соломон. – Хуже! Возле крепости начали гетто строить. Вернее, не строить, а колючей проволокой обносить участок возле цитадели. Я слышал, что туда сгонят всех евреев. Значит, и меня с женой и детьми. Розочка слабенькая, болеет часто, а там не то что домов, даже бараков нет. Недавно я получил весточку от брата из Варшавы, там страшное гетто, евреев убивают сотнями. Если здесь будет такое, нужно бежать, но куда двинешься зимой? Дочка у меня, жена, силы у них не то что у тебя. Выручай, пан Леонард. Не дай погибнуть Розочке. Совсем ведь последняя ростиночка моя. Сам понимаешь, я в долгу не останусь!

– Ну как же! Самый известный ювелир в городе! Отсыплешь мне пару килограмм золота, и разойдемся красиво! – продолжал ворчать Леонард, думая, чем помочь соседу.

– Не шучу я, пан Леонард. У меня в самом деле кое-что есть. Всю жизнь собирал. Старый Моисей тоже собирал! А за Соню, за Розочку я и золота не пожалею. Я бы не суетился, но, как мне сказали верные люди, уже завтра всех евреев начнут сгонять в гетто. Укрой нас хотя бы на время. Век помнить буду. Как только улягутся страсти, мы уйдем из города, – умолял Соломон.

– Да куда вам идти! Сын-то где? Слышно о нем что-нибудь?

– Мотя как уехал в Москву, так и пропал, даже не знаю, добрался ли. Он же в консерваторию собирался поступать. Ты ведь помнишь, как он играл! Нет, ты помнишь, как он играл? Скрипка пела в руках! А руки? Ты помнишь, какие у него руки? Где теперь он сам, где его руки – даже не представляю! Только и надеюсь, что смерть его минует, что он вернется!

– С этим ясно, а где Роза и Соня? Дома тебя ждут? А если начнут прямо сегодня ночью?

– Ты что? Что ты? – удивился Соломон. – Здесь они в саду! Возле сарая сидят. Тихо сидят, как мышки. Бедные мои.

– Соломон, ты, похоже, совсем разума лишился! Скорее заводи их в дом! Замерзнут! Я пока вам укрытие приготовлю. Не обещаю, что там будет уютно, но неделю-другую сможете пересидеть, а там видно будет.

Когда Соломон привел жену и дочь, подпол уже был открыт, Леонард с лампой в руке ожидал их на круто уходящей вниз лестнице.

– Смотрите, это еще отец мой сделал. Тут вас не найти. В Прикарпатье такие схроны не редкость, а тут никто о них не знает. Вот тут и схоронитесь. Еда кое-какая есть. Да и вы, я вижу, с собой принесли достаточно. Там в углу ведро, сами понимаете для чего. Задохнуться здесь невозможно. Отдушина выходит в печную трубу. Так что тяга постоянная, – говорил Леонард, показывая схрон.

А утром началась облава. Всех, кто не успел уйти из города или укрыться, загнали в крепость. Два долгих месяца семья Соломона укрывалась у Леонарда. Сидели тихо, как мыши. Только сам хозяин и его жена знали, что глубоко под землей живут люди. Когда отступили холода и в воздухе запахло весной, темной ненастной ночью Соломон решил бежать из города.

– Спасибо тебе, пан Леонард. Нам пора уходить. Пойдем в слободу, а там станем пробираться на юг. Вот только Розочка сильно ослабла. Боюсь, не сможет она перенести дорогу.

– Знаешь, Соломон, конечно, тебе решать, но не думаю, что дочку тебе стоит вести с собой. Пусть остается. Она светленькая, не сразу поймешь, какой породы. Пусть живет у меня. К лету, когда устроишься где-нибудь, найдем способ переправить ее к тебе, а пока лучше оставить. Вот тебе – так точно в городе оставаться не стоит. Слишком многие тебя знают.

– Пан Леонард, ты спас и меня, и мою семью, я обещал тебе сторицей отплатить за доброту. Вот, это тебе! – Соломон протянул Леонарду увесистый сверток. – А это – пусть останется до лучших времен. – Соломон указал на небольшой кованый сундук. – Когда мы вернемся или вернется Моисей, нам это пригодится. Сам понимаешь. Надеюсь, что ты не подведешь меня. Мы доверили тебе не только жизнь, но и все свое состояние.

Они обнялись на прощание. Вскоре две щуплые тени растаяли за завесой дождя. Леонард стоял на крыльце, обняв худенькую пятнадцатилетнюю девочку. Роза, доверчиво прижав рыжеволосую головку к плечу старика, тихонько всхлипывала.

О том, что Соломона вместе с женой схватили на окраине города, Леонард узнал только через неделю…

* * *

Марина набрала полную пригоршню ключевой воды и снова плеснула в лицо. В висках заломило от холода, но боль не отступила. Тупая, невыносимая, она рвала душу и сердце. Он отказался! От нее самой, от ее любви, даже от откровенно предложенной постели! Почему он так поступил? Разве Андрей не понимает, что такого унижения не может пережить ни одна женщина? Зачем он так жесток? У него сейчас нет женщины, Марина знала это совершенно точно! Уж сколько она повидала рядом с ним самых различных любительниц приключений. Андрей рядом с ними менялся, становясь еще более желанным. Что произошло с ней, если смогла так полюбить этого уже далеко не молодого мужчину, вполне годящегося ей в отцы? Ведь точно знала: женщины от него без ума, а он обычно не отказывает им. Разве можно влюбиться в бабника и казанову? Нет! Никогда! Тогда что же случилось? Почему она не может жить без него? Просто потому, что знает об Андрее такое, о чем даже не догадываются другие, то, о чем представления не имела даже его жена, хотя и прожил он с ней больше двадцати лет! Он нежен и чуток! Раним и беззащитен! Хотя и называет себя бесломедом, помесью бегемота, слона и медведя. Неправда, он человек! Настоящий, верный, преданный и невероятно заботливый. Как замечательно бывает рядом с ним, какой защищенной и уверенной чувствует себя женщина, которой повезло оказаться с ним рядом! Уж кто-кто, а Марина это знала совершенно точно! Не зря ведь она столько ездила с ним по командировкам. Как он заботился о ней! Сколько нежности и такта в нем было! Но сегодня он отказался от нее, просто перешагнул и… нет, ноги об нее он не вытер. Но почему не захотел?

– Марина?! У тебя все в порядке? – раздался голос Андрея.

Она встрепенулась, словно дикий зверек, готовясь сорваться с места и бежать куда глаза глядят, но разум остановил, заставил откликнуться. Марина вытерла лицо ладонью, поднялась и, цепляясь за еще голые ветки деревьев, направилась в сторону шоссе.

Андрей стоял возле машины с неизменной сигаретой в руке. То, с каким вниманием он смотрел на Марину, говорило о многом. Он явно был обеспокоен и ее долгим отсутствием, и выражением лица.

– У тебя все в порядке? Ты выглядишь крайне расстроенной.

– Нет, спасибо. Все хорошо! – с вызовом ответила Марина и тут же отвела глаза. Встречаться с ним взглядами было невыносимо.

– Садись, пора ехать. Тебя наверняка уже заждалась мама. – Андрей открыл ей дверь.

Едва он закрыл дверь, слезы снова подступили к глазам. Всего лишь одно-единственное прикосновение к его руке сломало что-то внутри. Перед внутренним взором всплыло, как он, обнаженный, стоял на балконе, нервно курил, глядя на бескрайнее озеро, пристально вглядывался в полускрытый утренним туманом далекий остров. Словно его там, вдали, кто-то ждал. Она хорошо помнила, как чуть скрипнула широкая кровать, принимая его тяжелое мускулистое тело. Как повеяло теплом. Как боролась с собой, стараясь не коснуться его бедром. Как, в конце концов, прильнула всем телом, забросила ногу на его твердый, словно вырезанный из дерева живот. Как ощутила… нет, об этом лучше не вспоминать!

Пейзаж за окном изменился, лес закончился, потянулись поля с зеленеющими озимыми. Редкие купы деревьев, небольшие рощи вдалеке. Марина, стараясь успокоиться, рассматривала укрывавшиеся в еще голых садах деревни, пыталась представить, как живут в них люди, каковы их интересы, увлечения, но ничего путного придумать не могла.

– Маринка, ты постарайся понять меня. У меня железное правило – никогда не смешивать работу и развлечения. Кроме того, ты слишком хороша, чтобы относиться к тебе, мягко говоря, потребительски. Я просто не могу позволить себе сломать твою жизнь. Ты молода, невероятно красива, у тебя впереди и большая любовь, и счастливая семья, все то, о чем только может мечтать женщина. Забудь обо мне, вычеркни из своей жизни. Пойми ты, наконец, мы с тобой совсем не пара. Я уже прожил лучшие годы. Мой удел – медленно угасать.

– Неправда! Ты лучше других, молодых! Ты сильный, нежный, решительный, добрый! – вспыхнув, возбужденно сказала Марина.

– К сожалению, ты заблуждаешься! Возраст не обманешь. Просто постарайся поверить мне.

– Андрей, если ты отказываешься от меня, нам придется расстаться!

– Я это уже понял. Сожалею, другого такого дизайнера мне не найти.

– Я закончу коллекцию и уйду! – буркнула Марина, продолжая смотреть в окно.

– Я постараюсь помочь тебе найти работу. Хотя признаюсь, сделаю это без малейшего желания, – как-то глухо сказал Андрей и вдавил педаль газа в пол.

Машина словно взорвалась, пейзаж за окном размылся. Шоссе стремительно бросилось под колеса «ауди». Рев мотора слился с шумом ветра, застыл на высокой ноте, от которой только быстрее застучало сердце и кровь закипела в жилах.

Когда Марина вошла в квартиру, мама с тревогой посмотрела на разом посеревшее лицо дочери и только всплеснула руками.

– Что, доченька? Он все же сделал это? – только и смогла спросить, глядя на едва сдерживающую слезы дочь.