Я не вкалывал ни дня.
Труд – как песня для меня!
Глина, внук, с гончарным кругом
Были деду смыслом, другом!
Раньше Кульбач любил пространно и с некоторой идеализацией былой действительности покалякать о стародавних временах со своим давнишним дружком Гмы?рем, вспоминая молодость и рассказы отца и деда, однако последние годы общение сошло на нет, так как друг лежал разбитый параличом.
Гмырь: Да, взялись за дело пылко.
Кульбач: Предприимчивая жилка
У людей всегда была.
Гмырь: Потихоньку жизь пошла
Вверх, да в гору, да ползком,
Да с нагруженным возком.
В нём несчастья, беды, мор.
Кульбач: Бились страсть, наперекор,
И судьба не обманула.
Гмырь: Тут торговля затянула:
Что сработал – то и сбудь,
Чтобы жить ни как нибудь,
С голодухи не ропща.
Кульбач: Всяк себе, но сообща.
Коли все не на мели,
Прикопля?ются рубли.
Пусть не до великих тыщ,
Но, когда народ не нищ,
То заказ нам обеспечен.
Ведь любой товар не вечен,
Хоть сработан без огрех
Дай, Бог, всем не знать прорех!
Ведь когда в торговлю ввязнешь,
Душу прибылью раздразнишь,
С «аппетитом» ладишь дело.
Гмырь: Дело бы кого раздело!?
Однако, разговаривая со случайным гостем, дед уже обсуждал не взаимовыгодную пользу всеобщего процветания, а странность русского характера, когда даже незначительный достаток одного соседа приводил в уныние другого, менее удачливого, толкая от зависти на подлые мысли с проклятиями и пожеланиями всяких бед. Обычно Кульбач начинал рассказывать всем известную старую притчу о таком вот соседстве, украшая концовку разными вариациями.
Кульбач: Жил да был один бедняга.
Двор пустой, худа коняга
Мыкалась в хозяйстве скромном.
Жил в разоре преогромном.
Нищета, худа землица…
Стал усердно он молиться
Дни и ночи напролёт,
Ожидая, что пошлёт
Бог ему счастливей доле.
Гость: Больше б гнул хребет свой в поле,
Дак поменьше б ведал бед.
Кульбач: Пред иконой гнул хребет,
Ночь не разомкнув щепоть.
Услыхал его Господь
И пред ним образовался:
«Чтоб ты, сын, не убивался,
Я тебя вознагражу.
Но при этом так скажу,