Что сосед, в моей то воле,
Обретёт в два раза боле».
«Как? Соседу больше вдвое?»
Можно ль вынести такое,
Чтоб и он обогатился?
Так бедняга возмутился:
«Вот за что тому-то стоко?
Отче, выколи мне око!»
Пожеланье каково!
Потому и оттого
Сам готов терпеть увечье.
Вот те диво человечье!
В другой раз, рассказывая эту же историю, Кульбач жертвовал рукой бедняги.
Кульбач: Что желаю от души?
Ты мне руку отсуши!
* * *
Хочу ещё раз ненадолго отвлечься от описания своих любимых героев и заглянуть на посадский базар, то есть на ту площадь в центре городка, вокруг которой располагались торговые и ремесленные лавки и лавчонки, и к которой примыкала главная улица с уездными конторами, ведомствами и присутственными местами.
Независимо от дня недели, базарная площадь была самым посещаемым и многолюдным общественным местом, так как посадцы приходили сюда не только по необходимости или за покупками, но и прогуляться, встретиться со знакомыми, то есть узнать новости и пообщаться.
Две почтенных дамы, Минге?ла и Вереси?нья, шестидесяти лет отроду, а может даже и с небольшим довеском, от нечего делать тоже прогуливались вдоль лавок, а встретившись, зацепились разговором. Нельзя сказать, что пожилые сударыни были близкими подругами. Что их сближало – так это воспоминания далёкой молодости, когда они обе бегали на посиделки, супрядки да гуляния, то есть их объединяла совместно проведённая, трепетная от мечтаний и надежд, далёкая девичья пора.
В своё время Вересинью, тётушку Малафьи, выдали замуж, и она до самой смерти супруга слыла примерной домоседкой. Мингела на всю жизнь осталась старой девой, не покидая отчего дома, а потому сперва проживала с родителями, а потом с братом – лавочником Юхтаем. Поздоровавшись и осведомившись о здоровье друг друга и близких, сударыни заговорили о житье-бытье, не забыв пройтись по нынешним нравам.
Мингела: Потихоньку доживаю,
Годы-бусинки сдеваю,
Ожерелье всё длинней.
Вересинья: Только бусины темней
И тяжёльше год за годом!
Мингела: Сами ходим тихим ходом,
А года – как птицы мчатся!
Вересинья: Как сама? Как домочадцы?
Далеко ль с утра ходила?
Мингела: Да Улисью проводила.
Та к Светлинке отселилась.
После в храме помолилась,
Но не в этом, в том, другом.
Мингела имела ввиду не главный посадский храм, помпезно и величественно высящийся в центре города, а один из других, что поменьше да постариннее, а потому попроще, однако являвшимся чуть ли не ровесником самого Посада.
Мингела: А хожу ведь не бегом,
Дак на всё ушло полдня.
Вересинья: Ми?нушка, и у меня
Ноги резвости не той.
Чё, Улисья на постой
У Светлины поселилась?
Мингела: Доглядать определилась.
Та ж на ярмарку хотит.
Вересинья: Ту вдовство не тяготит!
Находились мужики,
А она их всех – в штыки!
Кабы мужа завела,
Щас бы он крутил дела.
Мингела: У неё ответ готов:
Разверта?ет всех сватов!
Оглянувшись, Вересинья увидела двух прехорошеньких юных барышень, прогуливавшихся вдоль лавок и весело щебечущих о чём-то своём.