Айбала. История повитухи

Айбала знала, что при выкидыше не может быть настолько больно, чтобы терять сознание. Правда, Алима могла тяжело переносить даже незначительную боль. Хотя она и родилась в ауле, внешность имела нездешнюю: тонкокостная, узкобедрая, с такой прозрачной кожей, что просвечивали вены. Афият Сулейманова отговаривала сына от женитьбы на Алиме, мол, не той она комплекции, чтобы рожать, разве можно с такими бедрами родить? И молока у ней не будет, груди нет совсем, видела я ее в одной рубашке, накануне свадьбы сказала сыну Афият. Вот посмотришь, сказала она, не видать тебе с ней счастья.

Неужели злыми этими словами беду на молодую семью накликала?..

Когда Шуше и Айбала вошли в пристройку Сулеймановых, их встретила тишина. Тимур вышел им навстречу, нервно потирая руки, и сказал:

– Опять нет сознания. Это ведь лучше, да? Она до этого так кричала, а теперь ей не больно, это хорошо же, да?

– К родителям иди, – сказала Шуше, снимая накидку.

– Нет. – Тимур насупился. – Здесь останусь.

– Иди! Тебя нам только не хватало.

– Не уйду.

Шуше махнула рукой – оставайся, мол, раз такой дурной – и прошла в тесную комнатку с кое-как законопаченными дощатыми стенами, в которой было немногим теплее, чем на улице.

– Хоть бы дом протопил, – рассердилась Шуше. – Слышишь, Тимур? Печку затопи. Если жена болеет, так некому топить, что ли?

Она подошла к лежанке и сдернула с Алимы покрывало.

Алима была белая как мел. Искусанные губы в запекшейся крови, колени прижаты к животу, кожа липкая от пота. Шуше распрямила ей руки и ноги, приложила ухо к груди, послушала. Взяла запястье, нащупала пульс, посчитала и повернулась к Айбале:

– Дай нашатырь.

Айбала достала из сумки пузырек, сняла плотно пригнанную пробку и протянула матери. Шуше поводила пузырьком под носом Алимы. Та зашевелилась, закашлялась, застонала и попыталась снова подтянуть ноги к животу, но Шуше не позволила:

– Лежи ровно, осмотрю тебя.

Она стала осторожно нажимать на живот Алимы. Та почти сразу забилась, закричала, ударила Шуше по рукам, попыталась увернуться. Айбала схватила ее за плечи, прижала к матрацу, чтобы мать могла закончить осмотр.

– Здесь больнее всего? – Шуше надавила на низ живота слева.

– Ууууу, – отозвалась Алима, запрокинув голову и закатив безумные от боли глаза.

– Дай ей капель. Только немного, весу в ней видишь сколько? Не кормят они ее, что ли?

Айбала нашла в сумке склянку темного стекла с вытяжкой из болеутоляющих трав, накапала десять капель на кусочек сахара и положила его Алиме в рот.

– Кровь была? – спросила Шуше. – Сгустки выходили?

Алима помотала головой.

– Давно началось?

Алима молчала, быстро дыша, словно перед этим долго бежала.

– Отвечай, да? – рассердилась Шуше. – Или сейчас нож возьму и резать тебя стану, вот такой разрез в животе сделаю, чтобы тебя посмотреть внутри. Ну? Когда заболело?

– Вечером, – выдохнула Алима, поперхнувшись сахаром. – Сначала не сильно было… Ночью сильнее… а перед первым намазом очень больно стало. – Она всхлипнула. – Ребенка не будет, да?

Шуше сурово посмотрела на нее и встала.

– Капли сейчас подействуют, полегче станет. Лежи пока.

Она кивнула Айбале, и они вышли в проходную комнату, где в печке уже трещал огонь. Тимур, сидевший перед топкой на корточках и подкладывавший в огонь кизяки, поднялся и с надеждой спросил: