– Давай, кличь Прошку: сыном мне будет вместо подлого Игнашки!
Таисия опешила:
– Чего удумал, холера? Тридцать лет нос воротил, а таперича Проша сам себе хозяин. Далече они с жинкой живут.
– С жинкой?
– Сын у них растёт.
Демид удивлено поднял брови:
– Внук стало быть? Энто совсем ладно.
Таисия не выдержала:
– Да объясни ты, наконец, что стряслось?!
Демид расправил газету и шарахнул по ней кулаком:
– На вот, полюбуйся! – он прищурился, слегка отодвинулся назад, будто прицеливался, и принялся читать медленно, нараспев: – Продам десяток курей… Не то! Дьявол хромой! Вот! Порываю всякую связь с родителями Демидом Прокопычем и Пелагеей Матвеевной Фроловыми, проживающими в станице Верхне-Морозовской, Голодковского сельсовета, Донского района. По причине личной неприязни и полного не разделения взглядов. Слыхала, шо паскуда творит?
– Это шо?! – недоумевала Таисия.
– «Шо, шо», – зло передразнил Демид, – А вона шо: нету у меня таперича сына!
Таисия осела на лавку:
– Как же так, Демид?
– И всё через энту толстозадую Глашку, разрази её гром! Напялила красную косынку, да айда в сельсовет на ихней адской машинке печатать.
Голос Демида стал плаксивым. Жалость шевельнулась в сердце Таисии, что ребенок в утробе. Нутром угадала, что пришёл Демид со своей бедой, потому что не к кому более ему идти. Словно почуяв, что дал слабину, Демид взревел с новой силой:
– Грамотные все стали враз! Глашка всё в книжки вумные до зари пялится. Да мерзость всякую талдычит старухе моей! – Он скривился в ехидной гримасе: – «Просвещайтесь, мол, маманя, нонче время такое, всё надо ведать». Я их жгу, а она, дура, новые приносит. Эх, мало я её курву на сеновале бил! Батяня мой порол меня вдоль и поперек, и вышел добрый казак! Непоротые, значит беспутные! Игнашка с войны вернулся со свёрнутой башкой и тоже подался в краснопузые.
Демид замолчал. Таисия судорожно подбирала слова, чтобы ненароком не вызвать еще больший приступ гнева:
– А Пелагея-то шо?
Демид вспылил:
– Шо ты всё заладила «шо да шо»? Блажит, старуха «чем таперича корову кормить»! Какая к чёрту лысому корова? Одна из всего стада и осталась. Лучше б кумекала, полоумная, что исть будем: сеять-то неча, да и землицы осталось с гулькин нос. С голоду скоро подохнем!
Он встал. Скомкал газету и швырнул на пол. Потом махнул рукой и вышел. Таисия так и осталась сидеть за столом, пытаясь осознать услышанное и припоминая известие о разрыве Демида с сыном.
Дело было года два назад. Прибежала соседка и шепотом поведала, что, дескать, пришли голодранцы на баз к Фроловым муку изымать. Аккурат бывшие работнички Демида. А за главную у них Глашка. Демид попытался усовестить невестку, но тут вышел из сарая Игнат с мешком припрятанной под стогами мучицы:
– Кончилось ваше время, батяня! Гнули вы жинку мою под себя, ломали, ан нет! Она вона, что ковыль степной, забурлила волной под могучим ветром. Стелется, пластается, а чуть что и встала в полный рост. Любо мне энто, любо! И шо вам поперек живота, то дюже ладно!
Демид затрясся весь, замахнулся на Глашку, но она взяла у стоявшего рядом работника кнут и что есть мочи хлестнула по земле под ногами Демида. Он отскочил. Глаша звонко рассмеялась:
– Ну, шо, не по зубам вам, батяня, Глашкины ляжки таперича?
Работники нестройными голосами загоготали. Глаша записала количество вынесенных мешков в ведомость и велела сгружать их на подводу.
Демид побелел. Чертыхнулся. Обвел собравшихся на базу взглядом, полным ненависти, и спешно скрылся в распахнутых воротах гумна.
Глава 5
Уфа встретила проливным дождём. Порыв ветра вывернул зонт наизнанку и чуть не вырвал из рук. Жалобно тренькнула сломанная спица. Ну и погодка! Короткое пальто продувало насквозь. Шарф мокрой тряпкой хлестал по лицу. Беретка промокла. Вода струями стекала по щекам. Замешкавшись, я получила сильный толчок в спину и чуть не выронила скрипку. Крепко обхватила кожаный футляр и побрела между снующими по привокзальной площади людьми.
Под стеклянным навесом остановки собралось человек пятнадцать. Подъехала маршрутка. Я ринулась к ней. Лишь бы хватило места! Люди вереницей заходили в салон. Я нетерпеливо топталась в конце очереди. Как назло: дверцу задвинули перед самым носом. Что за день?! Не хватало опоздать!