Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Времена года
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Времена года
Наталья Есина
Яна Кузнецова – успешный эксперт в сфере недвижимости – оказывается втянутой в аферу: директор агентства поручает ей подготовить к сделке элитную квартиру на Арбате, но выясняется, что собственница жилья, Екатерина Архиповна Фролова, не планирует продажу.Со временем между Яной и Екатериной Архиповной складываются доверительные отношения: Яна жалеет одинокую взбалмошную старуху, безвременно потерявшую сына и внука.Трагические обстоятельства в жизни Фроловой тесно связаны с событиями, произошедшими в дореволюционной казачьей станице.
Наталья Есина
Времена года
Пролог
Звон бубенцов пронзал стылый морозный воздух. Запряженные парами гнедых сани вереницей неслись по укатанной дороге, оглашая белесую степь скрипом снега под полозьями и бесшабашным многоголосьем. Схлестывались меж собой разноцветные ленты, вплетенные в смоляные гривы. Вдалеке стихал благовест. Пушистый снег, встречавший молодых перед обедней, разом кончился, и сквозь хмарь сизых облаков проглядывал яичный желток солнца.
Глаша прерывисто вздохнула – тяжёлый дух ладана в носу сменился свежим запахом арбузной корки. Оглянулась. Маковка деревянной колокольни мелькнула пару раз и исчезла за холмом. Сердце зашлось колотьбой. Испуганные мысли шарахались друг от друга, как застигнутая врасплох посреди улицы верховым станичником шайка гусей.
«Теперича и моей девичей жизни ступил конец», – Глаша украдкой посмотрела на Прохора. Шапка съехала на затылок. Задорный кучерявый чуб пшеничного цвета никак не вязался с осунувшимся лицом бывшего жениха. Из рукавов овчинного тулупа-маломерки торчали тонкие жилистые руки, сжимавшие скрипку с потёртыми боками. Смычок валялся на соломе и всякий раз, когда вздрагивали на рытвинах сани, все ближе придвигался к ногам Глаши. Она приподняла подол торчащей из-под лисьей шубы юбки и с гордостью осмотрела носы новых ботиков с блестящими застежками – хоть ноги дюже мерзли, но не надеть обновку, подаренную сватами в числе богатой кладки,[1 - Кладка – подарок невесте от родителей жениха] Глаша не могла.
Прохор нагнулся и взял смычок.
– Чаво не играешь-то? – с напускной веселостью спросила Глаша, – вона, и подруженьки голосить перестали. – Она свела к переносице подкрашенные дуги бровей и посмотрела на двух девушек: те склонили головы в разноцветных шалевых платках и перешептывались, поглядывая то на неё, то на Прохора, то на Игната.
Прохор распахнул тулуп, бережно заправил смычок за пояс, сжал скрипку меж коленей и подул на пальцы:
– Плакать не смею, тужить не велят.
– Казак хороший, та нема грошей? – подал голос Игнат.
Подружки засмеялись. Глаша фыркнула и посмотрела на мужа. Тот прижал её к себе, наклонился, защекотав усами щеку, поцеловал, и гаркнул:
– А ну, девки! Спевайте!
Подружки снова захихикали. Переглянулись и запели:
– Раскатитеся, колёса, растворитеся, ворота!
Растворяй, батенька широк двор, – едет сыночек с поездом…
Не один едет – с другою, с своей верною жаною![2 - Казачья обрядовая свадебная песня]
Дорога стала резко забирать на взгорке. На крутом повороте сани занесло. Подружки завизжали. Глаша снова почувствовала на плече крепкую руку Игната. Объятия молодого мужа вызвали и легкую неприязнь, и волнительное стеснение в груди. Глаша слегка отстранилась:
«И чаво энто Игнашкин дружко дюже сильно кнутом щелкает? Запорет лошадей-то, запорет, рябой чёрт! – вона, спина-то у них вся взмыленная!»
Непонятная тяжесть сжала нутро. А не её ли, как строптивую кобылицу, тянут за вожжи, миловаться с нелюбимым? Да и тянут ли?.. В миг венец под расписной шалью сдавил голову. Глаша стиснула полу шубы, закусила алые губы, сдерживая подступившие не ко времени слёзы. Припомнила день сватовства.
Когда к их двору подкатила бричка, Евсей ахнул:
– Запамятовал я, базыга:[3 - Базыга – старый хрыч] намедни с Демидом сговаривались.
– Шо? – Глаша отложила вышивку с алыми лазориками и слегка отодвинула кипенно-белую занавеску.
– Кубыть,[4 - Кубыть – кажется] сваты!
– Батяня!
– Брысь! Как погутарим, покличу табя. – Евсей с кряхтеньем слез с печи, вдел ноги в валёнки[5 - Валёнки – валенки с короткими голенищами] и вышел в сени.
Хлопнула дверь в курень. Послышался гулкий бас Демида в перебивку с высоким писклявым голосом Пелагеи. Глаша положила рукоделие в небольшую сапетку[6 - Сапетка/сапеток – плетеная корзина с двумя ручками] и спрятала её в прикрытый лоскутной постилкой сундук:
«Игнашкины! – подбежала к мордоглядке,[7 - Мордоглядка – вмазанное в печь зеркало в казачьем курене] поправила выбившуюся из густой косы длинную тёмно-русую прядь, пощипала щёки и придирчиво оглядела раскрасневшееся лицо: – Как энтот маков цвет!» – прыснула, разгладила оборки вышитой блузки и, перекрестившись на образа в красном углу, спряталась в домушке,[8 - Домушка – спальня] оставив дверь слегка приоткрытой.
В щёлочку Глаша видела, как в залу друг за другом вошли Фроловы – Демид, глядя на божницу, наложил на себя широкий крест, прошёл к стене и уселся на лавку; Пелагея, отдыхиваясь, небрежно повела рукой, зыркнула в сторону Глаши – та отпрянула от двери – и умостилась на скрытню[9 - Скрытня – большой сундук] у печи. Переступил порог Игнат, да так и остался стоять снопом. Последней завалилась в залу сваха. Глаша слушала её скороговорку и обмирала.
—… Такова-то жениха хоть по белу свету поискать – не сыщешь…
Перед глазами у Глаши всплыло потерянное лицо Прохора. Сваха не унималась:
—…Желает наш Игнашка сосватать вашу Глашку!
В голове у Глаши затуманилось. Она прислонилась горячим лбом к выбеленной стене. Захотелось выбежать и закричать что есть мочи:
«Пришли не званы, и уйдёте не ласканы!» – но жерновом придавило волю. Отступила Глаша к кровати и упала на подушки, заливаясь слезами.
А как уехали сваты, батяня разулся и принялся расхаживать кочетом:
– Жалку?ю,[10 - Жалкова?ть – жалеть] Глашка, что маманя твоя не сподобилася дожити до энтова дня – с самим Демид Прокопычем породнимси! – подошёл, приплясывая, к застланному скатертью столу, скинул тряпицу с глиняного кувшина и долго пил квас. Потом смачно причмокнул, поставил кувшин на место, вытер усы, бороду: – Такие абновы табе справим! – и молодцевато шаркнул по дощатому полу ногой в белом шерстяном носке.
Сейчас, за свадебным столом, изрядно захмелевший от выпитого чихиря Евсей, вытирал покрасневшие глаза и выговаривал Демиду:
– Годков-то нам с тобой вровень, но ты маво побогаче живешь, сватушка, побогаче, – Евсей мутным взглядом обвел залу: – Иконы в серебре, ковры. Сабя,[11 - Сабя – сабля (особенности говора верховых казаков)] вона, трофейная. Крыльцо, кубыть, мастеровые резали – больно мудрёное?
Демид пошевелил густыми бровями, потер окладистую бороду с седыми прядками и впился тяжёлым взглядом в Глашу, сидевшую по левую руку от Игната:
– А какой табе с маво добра-то, дружишша, антирес?[12 - Антирес – прибыль, интерес] Ты вона куды глянь. Шешнадцать годков девке, а богатство ейное покраше будет. – Он зычно засмеялся, обнажив местами черные кривые зубы с застрявшим меж ними укропом.
Глаша на миг перестала дышать, слушая, как зашлось в груди бешенным стуком сердце:
«Чаво глядит-то? Зенки выпучил…» – она машинально придвинула свою пустую тарелку к перевернутой вверх дном чарке и скривилась от внезапно скрутившей живот боли. Сглотнула обильную слюну и мельком посмотрела на свёкра. Он сопел, не мигая уставившись на лиф её блузы. Глашу кинуло в жар, и сразу же – в холод. Она потупилась и увидела проступившие сквозь белую атласную ткань напрягшиеся пуговки сосков.
– Спаси Христос! – истово прошептала и тронула Игната за руку.
– Чаво ты?
– Спужалася, – она беспомощно осматривала уставленный яствами стол. Душистые румяные пироги, лизни, блины, заправленные каймаком и арбузным медом… Показалось? Фаршированный поросёнок раззявил своё мертвое рыло в ехидной усмешке.
В горнице вдарила переливами гармошка.
«Прошка», – Глаша водила по сторонам затравленным взглядом, перебирая крупные гранёные бусины ожерелья. Красные лица хмельных гостей вдруг показались отвратительными. Все с каким-то одинаковым непотребством изучали её. Воздух уплотнился и засмердел смесью солений, копчений, пахучего женского и терпкого мужского пота. Глаша захотела вырваться из душной комнаты туда, в тихую студёную январскую ночь! Она привстала и тут же опустилась на лавку, подхваченная Игнатом.
– Ась? – испуганно вскрикнула, осознавая, что катится куда-то вместе с разудалой песней, грянувшей по рядам:
Наталья Есина
Яна Кузнецова – успешный эксперт в сфере недвижимости – оказывается втянутой в аферу: директор агентства поручает ей подготовить к сделке элитную квартиру на Арбате, но выясняется, что собственница жилья, Екатерина Архиповна Фролова, не планирует продажу.Со временем между Яной и Екатериной Архиповной складываются доверительные отношения: Яна жалеет одинокую взбалмошную старуху, безвременно потерявшую сына и внука.Трагические обстоятельства в жизни Фроловой тесно связаны с событиями, произошедшими в дореволюционной казачьей станице.
Наталья Есина
Времена года
Пролог
Звон бубенцов пронзал стылый морозный воздух. Запряженные парами гнедых сани вереницей неслись по укатанной дороге, оглашая белесую степь скрипом снега под полозьями и бесшабашным многоголосьем. Схлестывались меж собой разноцветные ленты, вплетенные в смоляные гривы. Вдалеке стихал благовест. Пушистый снег, встречавший молодых перед обедней, разом кончился, и сквозь хмарь сизых облаков проглядывал яичный желток солнца.
Глаша прерывисто вздохнула – тяжёлый дух ладана в носу сменился свежим запахом арбузной корки. Оглянулась. Маковка деревянной колокольни мелькнула пару раз и исчезла за холмом. Сердце зашлось колотьбой. Испуганные мысли шарахались друг от друга, как застигнутая врасплох посреди улицы верховым станичником шайка гусей.
«Теперича и моей девичей жизни ступил конец», – Глаша украдкой посмотрела на Прохора. Шапка съехала на затылок. Задорный кучерявый чуб пшеничного цвета никак не вязался с осунувшимся лицом бывшего жениха. Из рукавов овчинного тулупа-маломерки торчали тонкие жилистые руки, сжимавшие скрипку с потёртыми боками. Смычок валялся на соломе и всякий раз, когда вздрагивали на рытвинах сани, все ближе придвигался к ногам Глаши. Она приподняла подол торчащей из-под лисьей шубы юбки и с гордостью осмотрела носы новых ботиков с блестящими застежками – хоть ноги дюже мерзли, но не надеть обновку, подаренную сватами в числе богатой кладки,[1 - Кладка – подарок невесте от родителей жениха] Глаша не могла.
Прохор нагнулся и взял смычок.
– Чаво не играешь-то? – с напускной веселостью спросила Глаша, – вона, и подруженьки голосить перестали. – Она свела к переносице подкрашенные дуги бровей и посмотрела на двух девушек: те склонили головы в разноцветных шалевых платках и перешептывались, поглядывая то на неё, то на Прохора, то на Игната.
Прохор распахнул тулуп, бережно заправил смычок за пояс, сжал скрипку меж коленей и подул на пальцы:
– Плакать не смею, тужить не велят.
– Казак хороший, та нема грошей? – подал голос Игнат.
Подружки засмеялись. Глаша фыркнула и посмотрела на мужа. Тот прижал её к себе, наклонился, защекотав усами щеку, поцеловал, и гаркнул:
– А ну, девки! Спевайте!
Подружки снова захихикали. Переглянулись и запели:
– Раскатитеся, колёса, растворитеся, ворота!
Растворяй, батенька широк двор, – едет сыночек с поездом…
Не один едет – с другою, с своей верною жаною![2 - Казачья обрядовая свадебная песня]
Дорога стала резко забирать на взгорке. На крутом повороте сани занесло. Подружки завизжали. Глаша снова почувствовала на плече крепкую руку Игната. Объятия молодого мужа вызвали и легкую неприязнь, и волнительное стеснение в груди. Глаша слегка отстранилась:
«И чаво энто Игнашкин дружко дюже сильно кнутом щелкает? Запорет лошадей-то, запорет, рябой чёрт! – вона, спина-то у них вся взмыленная!»
Непонятная тяжесть сжала нутро. А не её ли, как строптивую кобылицу, тянут за вожжи, миловаться с нелюбимым? Да и тянут ли?.. В миг венец под расписной шалью сдавил голову. Глаша стиснула полу шубы, закусила алые губы, сдерживая подступившие не ко времени слёзы. Припомнила день сватовства.
Когда к их двору подкатила бричка, Евсей ахнул:
– Запамятовал я, базыга:[3 - Базыга – старый хрыч] намедни с Демидом сговаривались.
– Шо? – Глаша отложила вышивку с алыми лазориками и слегка отодвинула кипенно-белую занавеску.
– Кубыть,[4 - Кубыть – кажется] сваты!
– Батяня!
– Брысь! Как погутарим, покличу табя. – Евсей с кряхтеньем слез с печи, вдел ноги в валёнки[5 - Валёнки – валенки с короткими голенищами] и вышел в сени.
Хлопнула дверь в курень. Послышался гулкий бас Демида в перебивку с высоким писклявым голосом Пелагеи. Глаша положила рукоделие в небольшую сапетку[6 - Сапетка/сапеток – плетеная корзина с двумя ручками] и спрятала её в прикрытый лоскутной постилкой сундук:
«Игнашкины! – подбежала к мордоглядке,[7 - Мордоглядка – вмазанное в печь зеркало в казачьем курене] поправила выбившуюся из густой косы длинную тёмно-русую прядь, пощипала щёки и придирчиво оглядела раскрасневшееся лицо: – Как энтот маков цвет!» – прыснула, разгладила оборки вышитой блузки и, перекрестившись на образа в красном углу, спряталась в домушке,[8 - Домушка – спальня] оставив дверь слегка приоткрытой.
В щёлочку Глаша видела, как в залу друг за другом вошли Фроловы – Демид, глядя на божницу, наложил на себя широкий крест, прошёл к стене и уселся на лавку; Пелагея, отдыхиваясь, небрежно повела рукой, зыркнула в сторону Глаши – та отпрянула от двери – и умостилась на скрытню[9 - Скрытня – большой сундук] у печи. Переступил порог Игнат, да так и остался стоять снопом. Последней завалилась в залу сваха. Глаша слушала её скороговорку и обмирала.
—… Такова-то жениха хоть по белу свету поискать – не сыщешь…
Перед глазами у Глаши всплыло потерянное лицо Прохора. Сваха не унималась:
—…Желает наш Игнашка сосватать вашу Глашку!
В голове у Глаши затуманилось. Она прислонилась горячим лбом к выбеленной стене. Захотелось выбежать и закричать что есть мочи:
«Пришли не званы, и уйдёте не ласканы!» – но жерновом придавило волю. Отступила Глаша к кровати и упала на подушки, заливаясь слезами.
А как уехали сваты, батяня разулся и принялся расхаживать кочетом:
– Жалку?ю,[10 - Жалкова?ть – жалеть] Глашка, что маманя твоя не сподобилася дожити до энтова дня – с самим Демид Прокопычем породнимси! – подошёл, приплясывая, к застланному скатертью столу, скинул тряпицу с глиняного кувшина и долго пил квас. Потом смачно причмокнул, поставил кувшин на место, вытер усы, бороду: – Такие абновы табе справим! – и молодцевато шаркнул по дощатому полу ногой в белом шерстяном носке.
Сейчас, за свадебным столом, изрядно захмелевший от выпитого чихиря Евсей, вытирал покрасневшие глаза и выговаривал Демиду:
– Годков-то нам с тобой вровень, но ты маво побогаче живешь, сватушка, побогаче, – Евсей мутным взглядом обвел залу: – Иконы в серебре, ковры. Сабя,[11 - Сабя – сабля (особенности говора верховых казаков)] вона, трофейная. Крыльцо, кубыть, мастеровые резали – больно мудрёное?
Демид пошевелил густыми бровями, потер окладистую бороду с седыми прядками и впился тяжёлым взглядом в Глашу, сидевшую по левую руку от Игната:
– А какой табе с маво добра-то, дружишша, антирес?[12 - Антирес – прибыль, интерес] Ты вона куды глянь. Шешнадцать годков девке, а богатство ейное покраше будет. – Он зычно засмеялся, обнажив местами черные кривые зубы с застрявшим меж ними укропом.
Глаша на миг перестала дышать, слушая, как зашлось в груди бешенным стуком сердце:
«Чаво глядит-то? Зенки выпучил…» – она машинально придвинула свою пустую тарелку к перевернутой вверх дном чарке и скривилась от внезапно скрутившей живот боли. Сглотнула обильную слюну и мельком посмотрела на свёкра. Он сопел, не мигая уставившись на лиф её блузы. Глашу кинуло в жар, и сразу же – в холод. Она потупилась и увидела проступившие сквозь белую атласную ткань напрягшиеся пуговки сосков.
– Спаси Христос! – истово прошептала и тронула Игната за руку.
– Чаво ты?
– Спужалася, – она беспомощно осматривала уставленный яствами стол. Душистые румяные пироги, лизни, блины, заправленные каймаком и арбузным медом… Показалось? Фаршированный поросёнок раззявил своё мертвое рыло в ехидной усмешке.
В горнице вдарила переливами гармошка.
«Прошка», – Глаша водила по сторонам затравленным взглядом, перебирая крупные гранёные бусины ожерелья. Красные лица хмельных гостей вдруг показались отвратительными. Все с каким-то одинаковым непотребством изучали её. Воздух уплотнился и засмердел смесью солений, копчений, пахучего женского и терпкого мужского пота. Глаша захотела вырваться из душной комнаты туда, в тихую студёную январскую ночь! Она привстала и тут же опустилась на лавку, подхваченная Игнатом.
– Ась? – испуганно вскрикнула, осознавая, что катится куда-то вместе с разудалой песней, грянувшей по рядам:
