Девочка и ветер

Девочка и ветер
Наталья Гимон

Чаще всего чудеса случаются именно с детьми. Особенно добрые чудеса. Это потому, что их фантазия ещё не убита серостью одинаковых дней и не обескрылена грузом постоянной ответственности. Дети умеют мечтать. И иногда, очень редко, им может даже посчастливиться подружиться с ветром.

Наталья Гимон

Девочка и ветер

Жила-была на свете девочка. Она была довольно симпатичной, доброй, умной и рассудительной, маленькой помощницей своей мамы и огромной радостью для бабушки и дедушки. Но если бы кто-нибудь смог заглянуть к ней в сердце, то увидел бы, что оно открыто миру только наполовину. Одна дверца маленького детского сердца, сделанная словно из крепкого, светло-золотистого, ещё не потемневшего от времени дерева, была открыта настежь, и за ней жили те самые ум, рассудительность, доброта, послушание, трудолюбие, а также всё, что приобретается человеком за всю жизнь – одним словом все его знания и умения. А вот другая дверца, тонкая, хрупкая, с едва угадывающимся рисунком, была накрепко заперта. Так случилось, что девочка не верила в чудеса и потому не отпирала для них эту потайную дверь. Но поскольку она и так была умненькой и рассудительной, её мама не придавала этому особого значения.

Однажды, августовским днём девочка вместе с мамой и бабушкой отдыхала за городом. Лето было беспощадно жарким, и люди само собой тянулись прочь из душных каменных джунглей на природу. Девочка сидела на траве под яблоней, спасаясь в её тени от палящего зноя и грызя сочное, спелое, яблоко, уже облюбованное маленьким червячком, надеявшимся устроить в нём для себя просторную квартирку. Она, не отрываясь, смотрела на стелющийся за сетчатым забором луг. Когда-то, всего два месяца назад его, изумрудно-зелёный от края до края, с полным правом можно было назвать «заливным». Но палящий зной выжег сочную густую траву, и теперь луг больше напоминал шкурку облезлой плешивой собачонки: местами на нём ещё были видны пучки зелени, из последних сил достававших длинными кореньями влагу из глубины, но та трава, корешки которой не могли дотянуться так глубоко, превратилась в жёсткую, рыжую солому. Луг стал двуцветным, и это было страшно, а отнюдь не красиво. Совсем рядом сады и огороды людей были хоть и пыльными до крайности, но равномерно зелёными, ведь люди поливали свои посадки. Но поить умирающий луг у них не было ни времени, ни возможности.

– Фу-у, какая жара, – ни к кому не обращаясь, сказала девочка. – Под таким солнцем скоро всё высохнет, как этот бедненький луг… Хоть бы дождик прошёл… Нет, даже не дождик, а дождище, с грозой. Вот… – Она немного подумала и спросила надкусанное яблоко, как будто это оно было во всём виновато: – И почему люди до сих пор не придумали такую штуковину, которая управляла бы ветром и могла заставить его пригнать сюда тучку? Или две…

– Вообще-то, мной управлять нельзя, – вдруг раздался тихий незнакомый голос прямо над плечом девочки. – А если бы и было можно, то, поверь, мне бы не понравилось, как и любому другому. Это, видишь ли, не приятно…

Девочка испуганно огляделась, но никого не увидев, страшно перепугалась, аж до мурашек и вскочила на ноги, чтобы сломя голову бросится наутёк, дико подвывая на бегу. Но голос вдруг очень мягко и по-доброму попросил:

– Не бойся! Я не хотел тебя испугать!

После минутного колебания детское любопытство всё же взяло верх, и девочка не убежала, правда, по-прежнему настороженно оглядывалась вокруг, готовая в любой момент с визгом сорваться с места.

– Ты кто? – испуганно спросила она.

– Я? Я – ветер.

– Ветер?

– Ну, да…

– Этого не может быть! Ветер – не разговаривает!

В ответ на столь горячее утверждение девочка услышала рядом тяжёлый вздох, и голос печально сказал:

– Да-а, совсем плох становиться этот мир, если уже и дети перестают верить в чудеса. А ведь им сам Бог велел верить. Они же дети. Их сердца должны быть открыты чуду. Именно дети умеют видеть то, что не видят взрослые…

– Видеть? – переспросила девочка.

– Да, видеть, – с грустью откликнулся голос.

– И тебя видят все дети?

– Почти…

– А почему я не вижу?

– А ты ещё и не пыталась, – ответил ветер, и девочке послышалось, что голос улыбается.

– А какой ты? Расскажи, чтобы я знала, что мне нужно увидеть, – попросила она, но ветер снова вздохнул в ответ:

– Тебе не нужно никуда смотреть. Просто закрой глаза и поверь, что я есть. Просто представь, что тебе этого очень хочется.

Девочка послушно закрыла глаза, и спустя несколько минут ей почудилось, будто бы она плывёт по воздуху. Она приоткрыла один глаз и тут же от изумления распахнула оба.

– Ух, ты-ы… – Только и смогла выдохнуть девочка, покачиваясь на спине белоснежного скакуна со сложенными по бокам такими же ослепительно белыми, как горные ледники крыльями и с гривой, сияющей, словно солнечные лучи, такой же тёплой и ласково щекочущей вцепившиеся в неё детские пальцы.

– Полегче, пожалуйста, – попросил ветер, – а то всю гриву мне повыдёргиваешь. И не бойся ты так, не упадёшь.

Девочка с восторгом разглядывала дивное сказочное животное, его прекрасную золотую гриву и чуть отливающие серебром крылья, и в то же время тихонько бормотала себе под нос: «Не может быть! Так не бывает…» Неожиданно она почувствовала, что её скакун становится зыбким и сама девочка начинает мягко проваливаться сквозь него вниз, к земле.

– Если ты и дальше будешь убеждать себя, что меня не существует, я и вправду исчезну, – повернув к ней свою точёную голову, обиженно сказал ветер.

– Нет-нет! – закричала девочка. – Я больше не буду! Вот же ты! Вот! Чего сомневаться? – И она положила одну ладонь на его могучую, бархатистую, тёплую как у настоящей живой лошади шею.

– Ну, вот и хорошо, – сказал ветер, потом подумал и вдруг весело вскрикнул: – Держись!

Огромные белые крылья вдруг с шумом расправились, мощно взмахнули и легко, словно оттолкнувшись от земли, стремительно подняли своего хозяина и его ношу в небо. Девочка мгновенно намертво вцепилась в шёлковую гриву ветра, до плавающих жёлтых кругов зажмурила глаза и завизжала от страха. Когда воздух в груди закончился, и визжать стало невозможно, она с трудом протолкнула в грудь очередной воздушный ком и, всё же снедаемая любопытством, приоткрыла один глаз, а затем и второй, потому что не видеть своими глазами всё то, что творилось с ней сейчас, означало жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Держись крепче! – крикнул ей ветер, когда она в изумлении распрямилась и начала оглядываться по сторонам, напрочь позабыв, что никакими ремнями безопасности к спине своего скакуна не пристёгнута. Обычный человеческий шок прошёл спустя пару минут, и девочка наконец-то осознала, что она, вопреки всем законам природы, летит! Летит на крыльях ветра, обгоняя стремительных птиц, чуть ли не касаясь головой редких пёрышек облаков. Девочка посмотрела вниз и увидела далеко под собой пёструю рыже-зелёную землю, на которой огромной каменной клумбой цвёл города и поблёскивали крышами сбившиеся в стайки домики небольших деревень и сёл. Скоростной поезд, словно длиннющая тёмно-зелёная гусеница ме-едленно полз куда-то, упорно приближаясь к мосту через реку, сапфировой узкой лентой связывающей между собой поля, луга и перелески.

Ветер сделала широкий круг над всей этой красотой и начал спускаться к городу. Он ворвался на пыльные, измученные жаждой улицы и проспекты и помчался среди разноцветных и разновеликих глыб домов, над мельтешащими прямо под его копытами машинами, задевая крыльями верхушки деревьев, распугивая разморённых зноем кошек и заставляя озорно взлаивать попадающихся на пути собак. Девочка на спине ветра при этом заливалась звонким смехом. Ей так нравилась эта игра!

Пролетая над головами людей, он то и дело норовил сбросить с них шляпы и бейсболки, взъерошивал им волосы, но люди не обращали на него никакого внимания, топая дальше по своим неотложным делам.

– Они нас не видят? – удивлённо крикнула девочка своему скакуну.

– Нет. Меня могут увидеть только дети, и то если очень сильно захотят.

– А кошки? А собаки?

– О-о-о! Они могут видеть всё на свете.

– Тогда почему они убегают от тебя?

– Потому что первый раз в жизни видят человека, оседлавшего ветер! – радостно захохотал он, а девочка вдруг вскинула руку:

– Смотри! Вон мой дом!

– Я знаю, – и ветер стремительно промчался мимо окон серой многоэтажки, а затем снова сильно взмахнул могучими крыльями и взмыл высоко-высоко. Крылатый скакун и его наездница приблизились к одному из пушистых облаков и с ходу нырнули в него, словно в снежный сугроб. Облако оказалось, кстати, таким же холодным, как снег, и девочка невольно съёжилась и зажмурилась.

Когда она открыла глаза, то чуть было не разжала от изумления пальцы. Ветер и его маленькая всадница парили там, где не летают даже птицы. Они словно отдыхали на облаке. Крылья ветра и сам он как будто слились с плотным комом тумана, а грива сверкала, как солнечные лучи в речной воде. Запрокинув голову кверху, девочка увидела чёрное слегка отдающее в синеву небо, испещрённое миллиардами звёзд. Они перемигивались друг с другом и словно говорили: «Смотрите! Это же та самая девочка, которая не верит в чудеса…», и ей словно бы слышался их сверкающий смех.

– Здравствуйте! Меня зовут… – закричала девочка звёздам. Но ветер насмешливо взглянул ей в глаза и сказал:

– Они не слышат тебя. Да им и всё равно. Несмотря на то, что они безумно древние, всё же все звёзды очень легкомысленны. И обидчивы. Если их случайно, даже нехотя, очень сильно обидеть, они могут и умереть.

– А-а… – только и ответила девочка, отводя взгляд от бархатно-чёрной, мерцающей алмазной пылью глубокой бесконечности, которая светлела до хрустально-голубого цвета при соприкосновении с рваным одеялом невесть откуда набежавших облаков. То здесь, то там оно было словно расшито искусной рукой неведомой кружевницы малахитово-зелёными окнами просвечивающейся сквозь него далёкой земли. И в этот момент прямо в глаза девочки ослепительно ударил белый огонь солнечного ока, сияющего в хрустальной лазури между бархатной чернотой и пушистой белизной.

– Ай! – от неожиданности вскрикнула девочка и, закрывая глаза руками, опрокинулась навзничь. Сильные крылья мгновенно сложились, стараясь прижать к спине ветра начинающие соскальзывать колени наездницы, и оба они с бешеной скоростью помчались вниз, словно камень, разрывая тонкую вату облака. Девочка, тщетно пытаясь поймать гриву своего скакуна, закричала от ужаса, осознав вдруг, что может сейчас разбиться как фарфоровая чашка – вдребезги.