Клюква со вкусом смерти

К вечеру ему удалось побеседовать ещё кое с кем, но сколько-нибудь существенного он сегодня больше не узнал.

Воронцов тоже прошелся по домам и, кроме уже рассказанного раньше бабой Дусей, ничего не услышал.

Глава 4.

К Правлению потянулись люди: каждый хотел помочь приезжим в поисках убийцы. В виновность Михея не верил никто.

Мужики стояли на крыльце, курили и обсуждали предстоящую посевную. Женщины крутились в коридоре, шептались, поглядывая на пришедшего Дубовика. Девчонки помоложе кокетничали с Костей Воронцовым.

В коридор вышел Баташов. Грозно оглядев всех собравшихся, громко произнес:

– Я что-то не помню, чтобы сегодня был объявлен выходной! Николай! – он обратился к высокому хмурому мужику лет пятидесяти, – корма уже завезены? Я только что с фермы! Немедленно все на работу! Кого надо будет – вызовут!

Люди, недовольно ропща, стали расходиться, только одна старушка осталась сидеть на лавочке у двери в кабинет участкового.

– Ну, а ты, Таисия Трофимовна, с чем пришла? Будешь людей понапрасну от дела отрывать?

– А почем ты знаешь, понапрасну или нет? Вот поговорю с начальником, он и решит. И не перечь мне, всё одно – не уйду!

В коридор выглянул Кобяков. Узнав, что хочет старушка, передал её слова Дубовику, тот, приглашающее, махнул рукой.

Таисия Трофимовна по-хозяйски устроилась у стола, за которым сидел подполковник.

– Вчера, когда парнишка-то ваш приходил, – она кивнула на Костю, стоявшего у окна, – я занемогла, не до разговоров мне было. Сегодня отпустило, вот и пришла. Расскажу про то, что видела и до чего сама додумалась. Такое слушать будете?

– Да, мы всё слушаем, – с лёгкой улыбкой произнес Андрей Ефимович. – Работа у нас такая.

– Ну, и ладно… Про Парашку-то, что с дитем в лес убегла, слышали? – мужчины кивнули. – Марфа-то, мать её, крестной мне была, убивалась по дочери первое время, а потом, вроде, ничего, успокоилась. А моя мать по-тихому стала примечать, будто, бегает Марфа в лес, осторожно, чтобы никто не видел, – старушка подняла корявый палец. – Раз один в корзинке у неё и бутыль молока мать заметила, и холстину чистую. А раз как-то, значит, пришла мать к куме, к этой Марфе, та шитьё убрать не успела, распашонку, оказывается, шила для младенца. Мать моя ничего ей не сказала, чтобы, значит, не смущать куму. Другой раз видела, как одежонку мальчиковую в городе на базаре-то Марфа покупала. Ну, ясно, что для внука. Для кого ж ещё? Всё бы оно ничего, а вот только тветьте, товарищи дорогие, чего дитя-то в лесу прятать? Об грехе Парашки и так всем было известно! Почему в дом к себе не принесла Марфа внука? А ведь дитя и крестить надо было, имя ему дать, документ справить!.. Только прятали они его! Догадываетесь, почему? Мы-то с матерью сообразили, что к чему, когда парнишки деревенские встретили лешака на болотах. Люди-то к тому времени про Парашку забывать стали. И то сказать: революция, война, не до Парашки тут!..

– Ты Таисия Трофимовна, давай ближе к делу, – строго произнес Кобяков, – посвязнее, посвязнее рассказывай! – но Дубовик жестом остановил его: «Пусть говорит».

Старушка недовольно глянула на участкового:

– Не торопи, чай, не на пожаре! А рассказ обстоятельный должен быть, чтобы, значит, всё понятно было! Так что я говорю? Инвалидом родился, видать, ребенок-то! Уродцем, значит! Такого и в церковь не понесёшь!.. Вроде, как нечистый он… Вот и определили ему место жизни на болотах. Старик тот, который отшельник, помог, видать, научил, как выжить. Только лицо-то не исправить!.. Потому-то от встречи с ним все и пугаются! Не зря же лешаком прозвали!

– А почему вы думаете, что этот ребенок, вернее, теперь уже взрослый, до сей поры, жив? – заинтересованно спросил Андрей Ефимович.

– Что ж непонятливые такие? Вот объясняй вам! – Таисия Трофимовна сокрушенно покачала головой.

Дубовик с напускным смущением развел руками: «Ну, что поделаешь?»

– Кого же тогда до сей поры встречают в лесу? Всё в том же плаще, с накинутым этим… – старушка поводила рукой по своей голове, – капюшоном, что летом, что зимой… Лицо он свое прячет! Ясно же, почему!.. Вот… А осенью и глуховчане видели его! Дочь моя там живет, рассказывала.

– А мог он убить кого-нибудь? Как думаете? – спросил Костя.

– Вы про Анфиску, что ли? Вот этого не скажу – не знаю. Раньше-то не трогал никого, не слыхать было, а что потом могло с ним случиться, одному Богу ведомо!.. Может, и душегубничать стал… От тоски, может?.. Головой повредился?.. Только вот ведь, какая в этом всем закавыка: дальше болот-то его и не видели! Он всё у края там бродит, будто охраняет свою нору! А Анфиску-то где убили? Вот то-то и оно! Головы у вас светлые, думайте! Большего мне не известно…

Порассуждав ещё немного, старушка ушла.

Дубовик поднялся:

– Схожу-ка я ещё раз к матери Михея… Не даёт мне покоя его смерть… И старушка эта мысль мне одну подкинула… Да, Степан Спиридонович, как ваши обещанны поиски?

– Вот старый черт! – стукнул себя по лбу Кобяков. – Нашел же я этот злополучный кусочек воска! Положил в стол и забыл! – он выдвинул ящик стола и достал оттуда крошечный бумажный сверток. – Вот, товарищ подполковник, точно он! Только что это может дать?

– Да есть у меня один кудесник, он вытащит из этого кусочка, – проговорил Дубовик, задумчиво рассматривая белый шарик воска, – всё, что угодно… Остается только вызвать его сюда.

Мать Михея искренне обрадовалась гостю.

– А я только с утренней дойки пришла, – женщина споро накрывала на стол, – вот и пообедаем вместе! Борщ уважаете?

– Я, честно сказать, не привередлив к еде, – Андрей Ефимович с удовольствием принял приглашение хозяйки.

За обедом женщина старалась говорить о работе, о жизни колхоза, только подполковник чувствовал, что ей не терпится поговорить о сыне, ведь гость пришел именно за этим?..

Дубовик прекрасно понял её настроение и просто сказал:

– А вы расскажите про Михея, всё расскажите…

Женщина с благодарностью посмотрела на него и, отставив пустую тарелку, стала говорить о сыне.

Многое из её рассказа Дубовик уже слышал в прошлый раз, но терпеливо слушал рассказ несчастной матери о своем ребенке, который прожил совсем короткую жизнь в своём, неведомом обычным людям, мире.

– Вы знаете, что говорят о человеке с болот? – спросил подполковник, когда женщина замолчала, понимая, что бесконечно может говорить о своем Михеюшке, но гость человек занятой, и у него, конечно же, есть вопросы.

– Все об этом знают, – кивнула она.

– А Михей, случайно, не встречал его? Ведь он часто бывал в лесу?

– Если бы он встретил того человека, испугался бы! Его же боялись все! Говорят, что больно страшный он какой-то! И Михей испугался бы! Да и мне рассказал бы! – замахала руками женщина.

Дубовик с удивлением посмотрел на неё.

– Да он жестами мне рассказывал, а я и так понимала его, – объяснила она.

– А… Ну, да-да, конечно же! – смущенно улыбнулся подполковник. – Значит, если Михей видел убийцу Анфисы и не испугался, это был кто-то свой? – задумчиво произнес он.

– Ну, об этом вам лучше судить, – хозяйка разлила чай по пузатым чашкам. – Только не испугался убийцу сын, это точно.

– А он не пытался вам рассказать, кто это был? Или… Может, вы его спрашивали? – Андрей Ефимович задержал дыхание, ожидая ответа.

– Показал только капюшон плаща, а лицо, сказал, далеко было, не разглядел, на Анфису стал сразу смотреть. Да и зрение у него было слабоватым… Только объяснил, что не молодой был человек тот… Походкой это показал. И рост такой… – женщина приподняла руку над своей головой, – … средний, что ли…

– Значит, человек тот не молодой… Ну, это уже что-то… – Дубовик задумался. Потом, извинившись, задал следующий вопрос: – Как вы думаете, что могло его так напугать, отчего у него не выдержало сердце? Простите, что напоминаю об этом… – он старался говорить, как можно мягче, чтобы не травмировать женщину.

– Да я много об этом думала… Знаете, я ему говорила, чтобы он не ходил в лес, потому что там живет нехороший человек. Объясняла, что он очень страшный, может напугать. Здоровые люди пугаются его, а уж мой сыночек-то, что и говорить!.. Обычного человека Михеюшка не испугался бы… Нет, не испугался бы… – повторила она.

– Хорошо, я вас понял, – Дубовик поднялся.