Откровение. Цикл «Принц Полуночи»

Едва-уловимые сине-зелёные всполохи прорывались сквозь непроглядную тьму. Иллюзия? Взгляд переутомлен попытками оторваться от засасывающей чёрной бездны? Ясно, что нет. Это Вольф добавил красок, чтобы показать, в чём разница между чистой инфернальной силой и той, что хлещет в тварный мир во время прорывов.

– Разница настолько несущественная, что приборы её просто не фиксируют. В цветах она отчётливей, но люди магию не видят, эльфы не изучают прорывы, а шефанго… Эльрик сказал, им на такое даже смотреть нельзя, и они об этом знают.

– Если разница несущественная, – заметил Ринальдо, – значит, некротической энергии выделяется пренебрежимо мало.

– Зато она усваивается лучше, чем обычная. А, да, обычная выглядит вот так, – чёрный фонтан исчез, его место заняло переливающееся тёмно-синее марево, – это то, что рассеяно повсюду. Видите разницу?

Изображение превратилось в четыре поля разных оттенков. Непроглядно-чёрное, чёрное с сине-зелёным, тёмно-синее и сине-зелёное. Под каждым появились строчки чисел. Куда более привычная запись параметров излучения, чем палитра. Эльфы и шефанго тоже пользуются числами, но и палитрой никогда не пренебрегают. Им удобнее сочетать оба способа.

Чёрное – излучение Ифэренн. В числах оно выглядит куда приятнее, чем в цветах. Чюрно-зелёно-синее – излучение прорывов. Тёмно-синее – некротическая энергия. А эта синева с зелёными сполохами?

– Посмертные дары, – сказал Вольф. – Так они выглядят, когда я пропускаю их через себя.

– Хочешь сказать, прорывы излучают некротическую энергию, уже подготовленную для использования людьми?

– Кем угодно. Любыми живыми созданиями. Использовать можно и обычную, люди делают это рефлекторно, но то, что проходит через фильтр… через меня… гораздо эффективней. И оно влияет… посмертные дары влияют на психику, это я знаю точно, наблюдал много лет. Все душевнобольные пациенты нашей клиники… вашей, – Вольф взглянул на Роджера, тот закатил глаза, – были нездоровы или получили травмы непосредственно перед тем, как сошли с ума. Они лечились посмертными дарами из прорыва, сами об этом не подозревая. Теперь о вампирах. – Вольф посмотрел на Ринальдо так, будто тот лично нёс ответственность за то, что вампиры существуют. – Количество вурдалаков во время инфернальных прорывов растёт не потому, что вампиры чаще пытаются создавать потомков…

Он замолчал. Проекция над диваном погасла. После паузы Вольф произнёс тихо и неуверенно:

– Афат. Так они это называют. Дать афат. Стать ратуном. Создать най. И это явно не то, о чём я сейчас должен думать. Вурдалаки, – он резко выдохнул, тряхнул головой, – это не те, из кого хотели сделать… най. Потомков. Это те, кого хотели убить. Съесть целиком. В обычных обстоятельствах от убитых вампирами живых остаются обескровленные трупы. Но во время инфернальных прорывов…

– Посмертные дары не дают жертвам умереть до конца, но и не возвращают к жизни полностью, – продолжил Ринальдо, видя, что Вольфу почему-то всё труднее даются объяснения, – превращают в безумцев-людоедов.

– А инфернальное воздействие добавляет им силы и прочности, – поддержал Роджер. – Господин фон Рауб, у вас всё в порядке?

– У меня вообще ничего не в порядке. – Вольф отступил к дверям. – Накопители некротической энергии защищают от посмертных даров, поглощают их. Разместить накопительные устройства во всех клиниках – и те, кто страдает от синдрома Деваля, точно вылечатся. Остальные – хрен там, остальных нужно традиционными методами лечить.

– И куда же вы собрались, если у вас ничего не в порядке? – Роджер гнул свою линию. Он молодец, конечно, настоящий врач и про врачебный долг всегда помнит, но пытаться остановить Вольфа, когда тот не в себе, – всё равно что пытаться остановить Эльрика.

– Обратно. На Буровую. Князь мне мозги вправит. Ринальдо, акулы бы с ним, с лечением. – Вот-вот, это и называется «не в себе». Маскировка летит к чертям, из-под человеческого образа рвётся нелюдь. Очень симпатичный и крайне талантливый, но Роджеру определённо не стоит пока с ним встречаться. – Не в этом главное. Я, кажется, знаю, как использовать инфернальное излучение в здешней энергетике, знаю, как сделать трансформаторы. Надо только… подумать. Немного.

Шаг назад. Прямо сквозь закрытую дверь. Вновь волна вдохновляющей силы, мгновенный блеск звёзд в прозрачной пустоте.

И всё.

Тишина в заставленной книгами квартире. Умиротворяющий шелест деревьев за окнами. Только Сволочь тихонько бубнит с насеста:

– Хор-роший, ор-решки, вур-рдалак.

– А скажи-ка мне, дорогой друг, – Роджер поднял бутылку с водкой, посмотрел сквозь неё на свет, потом разлил водку по рюмкам, – когда ты говорил «мы в его возрасте», ты имел в виду годы или навигации?

Ринальдо принял независимый вид.

– Он ещё не выучил правила оформления научных работ.

– Да насрать мне на правила. Парень прискакал, слил нам открытие тысячелетия без претензий на авторство и умчался в межзвёздную пустоту. Ну так мне Дарний лично сказал, что он гений, от гениев я меньшего и не жду. Так годы или навигации?

– Я вообще не понимаю…

– Всё ты понимаешь. Эта птица, – Роджер сделал рюмкой жест в сторону Сволочи, – вспоминает зароллаш, только когда видит шефанго. Этнических шефанго. И Лейдер тоже считает, что фон Рауб – шефанго. А я вдруг вспомнил, что Лейдер в таких вопросах не ошибается. Лейдер гений. Это я и без Дарния знаю. Так сколько лет твоему мальчику? Шестьдесят или двенадцать?

– Ну не двенадцать. Биология-то у него человеческая. Почти. Кровь красная. С людьми генетически совместим. Ума опять же как у взрослого.

– Магией не владеет даже на детсадовском уровне. Потому что ещё не дорос до магии. – Не так-то просто было сбить Роджера Тройни с выбранной темы. – Итак, Вольф фон Рауб – шефанго, которому ещё нет и двадцати, и ты об этом знал, но не сказал мне ни слова. Что за хрень тут творится, профессор де Фокс?

– Это не моя тайна.

– Ах, так это тайна! Сволочь, как видишь, ничего таинственного в фон Раубе не обнаружил. Обругал его, как любого другого шефанго, и заткнулся только потому, что парень оказался способен заткнуть даже эту проклятую богами птицу.

– Шефанго ничего такого не умеют.

– Биология-то человеческая. – Доктор Тройни превратился в живое воплощение сарказма. – Рассказывай, что ещё учинил твой братец и как ему это удалось. Можешь начать с того, что настоящее имя фон Рауба – де Фокс, хотя об этом я уже и сам догадался.

– В том-то и дело, что нет.

Выпить стоило. Определённо. В конце концов, для того они здесь и сидят. Не для научных же открытий.

– Мать Вольфа приходится Эльрику… дочерью. Как бы. Не совсем Эльрику. То есть не моему брату, а одному из его воплощений, но поскольку все воплощения суть один… Меч… – Под взглядом Роджера Ринальдо вздохнул, сам разлил ещё по одной и махнул рукой: – Короче, не наследуют шефанго по женской линии, поэтому генетически Вольф Эльрику внук, а по законам, пока от своей семьи не отречется, – никто.

– И Вольф об этом понятия не имеет. Как мило со стороны твоего братца ничего ему не сказать. Парень у него с рук ест, отойти боится, была бы возможность – спал бы у него под лахрефом[4 - Лахреф (искаж. зароллаш) – реанимационная установка.], да там место занято. Таксой. Очень злой.

– Роджер, Эльрика не тронь, он знает, что делает.

– Видимо, поэтому он четвёртый месяц в коме из-за несовместимых с жизнью ран, нанесённых холодным оружием.

– Вольф к нему привязан. А своей настоящей семьи вообще не знает, даже не видел никогда. Да он отречётся от родителей не задумываясь. И не имея возможности выбрать. А так нельзя.

– Серьёзно? Нельзя отречься от родителей, которых потерял с рождения и которые не почесались тебя найти, ради деда, без которого жить не можешь? Не припоминаешь, как ты сам стал де Фоксом?

– Может, Эльрику хватило одного раза?

– То есть ты со мной согласен.

Вывод был неожиданным, но верным. Ринальдо тоже не видел необходимости скрывать от Вольфа его родство с Эльриком, не видел необходимости оставлять выбор между родной семьёй и семьёй де Фоксов. Какой тут вообще может быть выбор, с учётом всех обстоятельств? Эльрик ведь не думает всерьёз, что, встретившись с настоящими родителями, Вольф предпочтёт остаться с ними?

Разумеется, дело было не в этом.

– Ему придётся выбирать не между нами и родителями, а между нами и смертью, – сказал Ринальдо. – Умереть, чтобы спасти свой мир и свою семью, или выжить и стать де Фоксом. А как ты думаешь, какой выбор делают де Фоксы в таких обстоятельствах?

– Идиотский, – буркнул Роджер после долгого молчания. – Всегда и неизменно – самый идиотский.

– Ну вот. Ты сам всё сказал. Поэтому Эльрик и не торопится. Он Вольфа тоже любит. Не меньше, чем тот его.

ГЛАВА 2

А мы живём, а не умираем,

и жизнь живая, и жизнь – права.