Врагов выбирай сам

– Я знаю, что мы двигались. Земли за Северным хребтом постоянно менялись, и люди действительно появлялись ниоткуда. Опять же клады. По расчетам Иляса Фортуны – помнишь такого? – сто семнадцать лет назад герцогство удалилось на максимальное расстояние от нашего мира и поползло обратно. Но потом появился купол, а движение прекратилось. Ты что-то знаешь об этом?

– Знаю, что все было наоборот. Пер ваш айсберг по внешним мирам, а потом вдруг, ни с того ни с сего взял и провалился в мир Срединный. Ты понимаешь, о чем я?

– Фэери, – хмыкнул командор. – Ну-ну.

– Ну-ну, – в тон ему повторила Тори. – Тебе ли не знать, дорогой мой внучек, как плохо мы относимся к подобным вторжениям?

– Мы?

– Мы! – отрезала Тори – Я, конечно, стопроцентный человек, но именно я обитаю в Миттельмарше, а ты, полукровка, предпочел смертных. Вот и разгребай теперь… ладно. Проехали. Сияющая-в-Небесах, представления не имея, что делать с этим вторжением, окружила твою землю силовым экраном. То есть сначала вы провалились, и лишь потом «появился» купол. И понимаешь ли, внучек, какая хренотень: только лишь все успокоилось, как стенка пузыря в одном месте прорвалась. Меня из Срединного мира вышибло к чертовой… ах, извини, к едрене фене, твоя земля снова начала двигаться, как, знаешь, шар, из которого выходит воздух, а Светлая Ярость оказалась здесь. У вас. В какой-то треклятой крепости, с растреклятым змеем во дворе. Ладно! – Тори мрачно махнула рукой и ловко принялась набивать трубку. – Это мои проблемы. А вот Светлая Ярость стала проблемой твоего мальчика. Во всяком случае, он таскал ее с собой повсюду, пока не нашел меня и не вышиб душу.

– Прости, что перебиваю, – вмешался сэр Герман, – но Светлую Ярость «таскал», как ты выражаешься, вовсе не Артур. Она была у Зако.

– Я так думаю, что все-таки у Галеша, – язвительно поправила его Тори, – у Галеша с его драгоценной гитарой. Иначе инициация началась бы сразу, как только этот самый Зако взялся за рукоять. А гитара хороша… Музыкантик так на нее полагался, что другими способами защиты не озаботился. Дурашка! – Тори улыбнулась, выдыхая дым. – Чтобы я, да с гитарой общего языка не нашла! Так вот, – устремила она на сэра Германа мундштук со струящимся оттуда дымком, – едва этот бандит по имени Зако вернул себе тело, он тут же снова схватился за Светлую Ярость, и… мать его… инициация-таки началась, понимаешь, дорогой мой внучек? А инициация, как известно, требует душу и кровь. Душу, ясное дело, Зако отдал свою. А кровь… хм, у него там было двое – на выбор, поскольку я поспешила свалить. И выбрал он твоего Артура.

Тори замолчала, пристально глядя на командора, а тот, в свою очередь, смотрел на прабабку и не слишком понимал, к чему сделана столь эффектная пауза. Ну выбрал Зако Артура. Зря он так, конечно, но что с того?

– Светлая Ярость, – со вздохом пояснила Тори, – это не просто оружие. И не просто человек с оружием. Если Светлая Ярость хочет убить, она убивает. Без вариантов.

Есть только два… существа или Меча, способных сопротивляться. Одним должен был стать твой брат, но он погиб. Второй же….. – Зеленовато-серые глаза госпожи де Крис подернулись задумчивой поволокой. – … А ведь похож, – пробормотала она с какой-то даже мечтательностью, – в подметки, конечно, не годится, но… Топор, опять же. И не красавец, но… Черт… прости… как же я не догадалась?! А должна была. Это он оттяпал мне голову, да? – Тори провела рукой по горлу. – Это сделал Писмейкер? Вот скажи мне, внучек, ты видел бойцов лучше, чем я?

Сэр Герман лишь вздохнул. Нет, он не видел бойцов лучше, чем его тронутая прабабушка. И не потому, что на Земле до Дня Гнева холодное оружие было не в почете, а потому, что предел совершенству все-таки есть. И Тори де Крис давным-давно достигла этого предела.

– А я знаю одного. – Она правильно истолковала его вздох. – Терпение, Мастиф, терпение, я постараюсь больше не отвлекаться. Но могу поспорить: бабы на этого синеглазого так и вешаются?

– Ты говорила о двух Мечах, – напомнил сэр Герман, слегка обидевшись за Артура, который кому-то там «не годился в подметки», – способных устоять против Светлой Ярости. Первый – мой брат. Что со вторым?

– На самом деле, Мастиф, как раз он и есть – Первый. Причем с прописной буквы. Два других – Светлая Ярость и Санкрист – существуют внутри миров, между собой они могут жить в мире, могут воевать, могут нападать или защищаться, в зависимости от того, кто стал владельцем Меча. А он – кстати, его зовут Звездный – всегда приходит извне. Он умеет лишь убивать. Уничтожать! – произнесла Тори отчетливо и холодно. – И он уничтожает. Чистое разрушение, ходячая энтропия, ему не место среди живых. Поэтому случаи, когда Звездный являлся в миры лично, можно пересчитать по пальцам. Обычно же он отыскивает себе подходящий объект для воплощения. И в твоем мире он нашел Артура.

– Я правильно понял, – осторожно уточнил сэр Герман, – что весь этот бред строится только на том основании, что сэр Артур Северный уцелел после поединка с Зако?

– Ты еще напомни мне, что я не знаю, состоялся ли поединок! – Тори сверкнула глазами. – Говорю тебе, Герман: инициация началась. Светлая Ярость признала Зако хозяином. Ему… им нужна была кровь. И если ты уверен, что Артур жив, значит, он – один из Мечей. Он не может быть Санкристом (тот, кто должен был стать Санкристом, предпочел сгореть, кретин!). Остается Звездный. Он здесь, Мастиф. Он воплотился в твоем синеглазом мальчишке. И если ты не убьешь его, он убьет всех.

Сэр Герман лишь покачал головой. Он не поверил. И не собирался верить. И странное дело: сколько раз сам думал о том, что неплохо было бы избавиться от слишком опасного, слишком непонятного своего рыцаря для особых поручений, а когда услышал то же самое от Тори, воспротивился всей душой. Он больше не хотел убивать Артура. И не собирался позволять кому бы то ни было причинять мальчику вред. А то, что Зако Золотой Витязь найден мертвым, – всего лишь глупое, хотя и очень нежелательное совпадение. Зако зарубили мечом: длинным, архаичным двуручником. Мечом! Артур же не расстается с Миротворцем.

– Ты скажешь, он не изменился? – игнорируя его жест, напористо сказала Тори. – Скажешь, что не замечал никаких странностей, что этот синеглазый остается собой и не появилось в нем ничего необычного?

– Видишь ли, – произнес командор с облегчением и легкой насмешкой, – я за всю жизнь не встречал никого более странного и необычного, чем брат Артур. Включая нашу семейку.

– Виртуозное владение оружием, – загнула палец Тори, – приступы ясновидения; неуязвимость; разного рода чудеса, необъяснимые даже для магов, – ты это имеешь в виду?

– Не только. – Смеяться вдруг расхотелось.

– Что мы гадаем? – чуть мягче заметила госпожа де Крис. – Все это легко проверить. Разумеется, твой мальчик и сам по себе непрост, потому что воплощения Звездного сродни инициации Светлой Ярости: абы кто ему не подходит, случается, он и вовсе не находит достойного. А кроме того, воплощение – это все-таки не одержимость. То, что делает Артур, делает Артур. Он неуклонно ведет твои земли к гибели, к войне или катастрофе, к чему-то фатальному, но делает это сам. Просто… ну, обстоятельства и все такое. Судьба. Звездный вмешивается лишь в самом крайнем случае, в таком, когда человеческих сил не хватает. Он пальцем о палец не ударит, если твоего парня убьют в обычном бою, ругнется и будет искать другого носителя, но во время поединка со Светлой Яростью он наверняка дал о себе знать. Ты просто, когда увидишь Артура, вели ему рассказать о поединке во всех подробностях Он верит тебе?

– Его, возможно, убивают прямо сейчас, – холодно проговорил сэр Герман.

– Это было бы славно, – безжалостно и так же холодно ответила госпожа де Крис, – для тебя-то уж точно лучше так, чем убивать самому.

– Я тебе не верю.

– Ладно, – сказала Тори, – ты мне не веришь. Но ты триста лет нянчился с этим осколком мира, не давал ему рассыпаться окончательно, а сейчас готов пожертвовать всем только потому, что жалеешь одного-единственного мальчишку. Мастиф, – она поморщилась, изображая сочувствие, – я знаю, решать всегда трудно. Но подумай еще и о том, что через несколько дней твой мирок вернется на настоящую Землю. Вернется вместе со Звездным! Ты представляешь, что он устроит, оказавшись там? Сколько погибнет людей?

– Я не верю, – как можно доходчивее повторил сэр Герман, – и не поверю, пока ты не предоставишь мне доказательств.

– Можно и доказать, – неохотно признала Тори, – найти Светлую Ярость. Но мне бы этого не хотелось.

– Сколько человек тебе нужно?

– Это по ситуации. – Она покусала губу, разглядывая край стола. – Если Зако убит не Артуром…

– Да какого… – не выдержал сэр Герман, – нет! Говорю тебе, Арчи не может убить человека.

– Не мог, если Звездный не вмешался. Но тогда Зако должен был убить Артура. А ты говоришь, твой синеглазый жив. Ладно-ладно, как скажешь.

– Где твой меч?

– Уже не мой. Здесь, рядом – в большом городе на северо-запад отсюда… В Шопроне. И все-таки, Мастиф, если Зако убит… Да не перебивай ты меня, ради всех богов! Так вот, если он убит не Артуром и Светлую Ярость взял кто-то другой, кто-то не способный к инициации, я предпочла бы ее отнять. Так что на всякий случай дай мне пару крепких ребятишек. А то, может, сам составишь компанию?

Шопрон? Сэр Герман задумался. Сейчас, когда дорогая бабушка получила наконец-то какое-никакое, а собственное тело, из Сегеда можно было уезжать. Артур в столице – хочется верить, что он еще в столице, – и командору ордена Храма, пока идут поиски, тоже не грех перебраться в тамошние казармы.

– Едем, – сказал он, вставая – Когда ты будешь готова?

– Да хоть сейчас. – Тори залпом допила вино. – Только распорядись, чтобы принесли мужскую одежду. Терпеть не могу всякие амазонки.

В палатке Галеш нашел удобную койку, застеленную чистым, накрахмаленным бельем. Столик с изысканным – не хуже чем герцогу подают – ужином. На низкой подставке стоял резной ларчик, полный золотых монет, – плата за то, что не побоялся приехать. Разумеется, брать эти деньги Галеш не собирался: себе дороже, и к ужину не притронулся. Отодвинул подальше золотую посуду, разложил на парчовой скатерти вязку сушеного мяса, сухари и пару яблок. Подумал и все же нацедил себе вина, рассудив, что вино подарено людям Господом и, значит, не будет большой беды, даже если принять его от демона.

Поужинав, менестрель расчехлил гитару. Тут и хозяин явился: шелковые стены завибрировали от густого баса:

– Ты споешь для меня, смелый Галеш? Или по-прежнему считаешь, что демон не достоин твоего таланта?

– Сколько можно вспоминать? – сварливо поинтересовался музыкант, подкручивая колки. – Всякий может ошибиться.

– Я не ошибаюсь, – сообщил голос, – и ты не ошибаешься, когда складываешь песни. Так ты споешь для меня?

Велик был соблазн сказать «нет», потому что по всем законам человеческим и христианским недопустимо использовать дар божий для услаждения демонов. Но ведь и демоны были когда-то ангелами. Да к тому же песня просилась на волю, нетерпеливо покалывая кончики пальцев. Новая песня. Ее нужно выпустить, иначе она может задохнуться. И умереть.

Галеш еще думал, а струны уже отрывисто звенели, как будто медь ударялась о медь. Как будто колокола на звоннице кафедрального собора решили вместо обыкновенного благовеста отбить военный марш.

И слова, как солдаты, ровно и четко, пошли отбивать шаг, следуя звонкому ритму.

Скорей, скорей закройте двери в ваших домах!
Вы слышите, как к горлу подступает страх
И чьи-то тени мечутся на тех холмах,
Что ближе прочих к травам погоста?
И крошится туман от блеска их забрал,
А тот, кто впереди, уже подал сигнал,
Он движется, как входит в плоть стальной кинжал.
Ты слышишь, как звенит его поступь?