– По вашему распоряжению, милорд, я поговорил со светлейшим инфантом. – Кристофер пропустил последнее колкое замечание, давно привыкнув к своеобразной манере общения правителя. – Он охотно пошел на контакт и сообщил мне всё, что знал. В день убийства Эдмунд заметил, что брат надел не свой перстень. Поэтому, ведомый исключительно благими побуждениями, он забрал оставшуюся копию и направился к Эдгару, дабы разъяснить тому недоразумение и поменять перстни, пока не случилось худшего. Однако было поздно: когда Эдмунд обнаружил брата, тот был уже мёртв. Испугавшись, инфант скрылся с места происшествия. Все эти факты он утаил, а копию спрятал, так как опасался, что подозрения неизбежно падут на него.
– Вот как. – Развернувшись вполоборота, лорд сделал знак подойти. – Какая занимательная история.
Кристофер вздрогнул от неожиданности, утонув в тёмных прорубях глаз, и, церемонно поклонившись, встал, куда было указано. От выражения лица правителя аристократу стало не по себе. Даже как-то неловко, будто он сам выдумал эту несуразицу, а не передал практически слово в слово сбивчивые речи насмерть перепуганного престолонаследника.
– А как, скажи мне, как Эдмунд сумел заметить, что брат взял не свой перстень, если сам не состоянии даже отличить подделку от оригинала? – Губы лорда кривила презрительная усмешка.
– Он определил по футлярам, милорд.
– Неужели? – Усмешка стала почти зловещей. – А какого чёрта он вообще делал в хранилище? И для чего полез в футляры? Вопросов много, слишком много. Но даже того, в чём он уже признался, с лихвой хватит на обвинение в измене правящему дому. Остальные обстоятельства дела пусть выясняют специалисты особой службы. Винсент лично займётся им.
На месте Эдмунда Кристофер бы этому не обрадовался, если в шатком положении инфанта вообще можно было чему-то радоваться. Глава особой службы Ледума снискал поистине ужасающую славу. Этот внешне непримечательный, худощавый, убийственно-спокойный человек, как и все руководители военизированных подразделений, не был магом, но мог выпотрошить мозг любому – и извлечь оттуда нужную информацию. Причём состояние этого самого мозга по завершении допросов волновало Винсента в последнюю очередь, особенно если использовать допрашиваемого дальше не было необходимости. Нервные срывы, страхи, истерические припадки и настойчивые попытки суицида были обычным явлением у подопечных Винсента, хотя никогда к ним не применяли методы физического воздействия.
Важным плюсом в работе главного следователя было то, что он не выбивал псевдопризнательные показания пытками, а заставлял людей говорить чистую правду, всю правду без утайки, как на исповеди духовнику, и почти так же страстно. Допросы Винсента могли длиться пятнадцать минут каждый день, а могли продолжаться без перерыва часами, – к каждому он находил индивидуальный подход.
– Прикажете распорядиться о взятии под стражу и полноценном допросе в Рициануме?
Лорд Эдвард повременил с ответом, пристально вглядываясь в грани искусственного турмалина. Те были безукоризненны – и пусты.
– Нет, – сказал он наконец. – Пока только домашний арест. Полностью ограничить в общении, пище, воде. Подождём самое большее пару-тройку дней. Сам разговорится, если есть что сказать.
Кристофер молча поклонился. Расчёт лорда был ясен – вынужденное одиночество в заключении психологически тяжело и, в особенности для людей слабых духом, часто бывает страшнее пыток. Очень эффективно, не требуется прилагать никаких дополнительных усилий: несчастные быстро приходят в угнетённое состояние сознания и начинают сами пытать себя в своём воображении. Многие ломаются, – если пережать, даже сходят с ума. Поэтому изоляцию нужно грамотно перемежать с допросами. Ну, за этим, кажется, дело не станет.
– Возьми перстень и покажи ювелирам. – Лорд Эдвард приложил ладони к вискам и тяжело прикрыл веки. – Пусть хорошенько его изучат и сделают заключение. Возраст копии, почерк мастера, отличия в исполнении от оригинала… В общем, сам знаешь.
– Разумеется, милорд.
В ведомстве Кристофера находилась вся служба фамильных ювелиров: от подмастерьев-огранщиков до охотников, традиционно обеспечивающих безопасность и осуществляющих различные силовые операции. Не слишком влиятельная должность, вдобавок подразумевающая высокую степень ответственности и постоянный личный контакт с лордом. Впрочем, хорошо это или плохо, сложно было сказать однозначно.
– Ты уже ознакомился с новым посланием из Аманиты, которое я направил тебе?
– Да, милорд. – Кристофер невольно похолодел и подавил малодушное желание отступить на шажок-другой. Делать этого было нельзя.
Нынешний ответ Октавиана Севира пришёл быстро. И был ещё суше, ещё жёстче и требовательнее, чем в предыдущий раз. Правитель Аманиты настаивал, чтобы церемония была проведена – и проведена по всем правилам, включая древний обряд простирания, о чём было указано особо.
Страшно представить гнев лорда Эдварда, когда он прочёл такое.
Лорд Октавиан Второй Севир был одним из тех, про кого говорят – родился с серебряной ложечкой во рту. Высокое происхождение одарило его многим. Наследник самой древней и самой могущественной из правящих династий Бреонии! Дом Севиров был благороден, многочислен и крепко удерживал в руках власть в течение последних четырёх сотен лет. Определённо, родословное древо Октавиана было самым ветвистым среди аристократов Бреонии, и среди его листочков не затесалось ни единого простолюдина или, упаси Создатель, человека смешанной крови.
В сокровищнице Аманиты успело накопиться множество драгоценных минералов, а также знаний по их практическому применению. Традиционно отпрыски дома Севиров предпочитали использовать благородные красные корунды, именуемые в простонародье рубинами.
Эти великолепные камни первой категории ценились порой даже выше алмазов – в особенности крупные, хорошо окрашенные экземпляры без каких-либо дефектов. Мощь красных корундов была так велика, что их называли сгустками крови драконов, хотя наиболее высоко котировались так называемые рубины цвета голубиной крови – густо-красные с пурпурно-фиолетовым оттенком. Это были камни власти, камни особой магической силы. Но всё-таки в большинстве своем они были не так могущественны, как алмазы, а использование их вытягивало почти столько же энергии.
Однако в дурном повороте последних событий Кристофер не видел своей вины. Он выдержал официальную эпистолу Ледума в максимально сдержанных, учтивых тонах, которые в то же время не давали повода усомниться в твёрдости озвученной позиции. Это был ответ, к которому не придраться даже опытнейшим из дипломатов!
Но если уж молодой лорд Октавиан действительно настроен серьёзно, его не удовлетворить и гениальной отпиской. Увы, Аманита настойчиво ищет повода для конфликта, а значит, она его найдёт. Помешать этому невозможно, по крайней мере, на дипломатическом уровне. Дипломатия – мощный инструмент, но всего лишь инструмент. И она не всесильна. Дипломатия всегда идёт на поводу у политики, не наоборот.
– Полагаю, – правитель был на удивление спокоен, и спокойствие это пугало много больше привычно дурного расположения духа, – дальнейшая переписка бессмысленна. Во всяком случае, со столицей: позиция Аманиты предельно ясна. Подготовь послания к лордам лояльных мне городов. Пусть готовятся к войне.
Кристофер обмер. Конечно, к этому и шло, но слово «война» всё равно прозвучало неожиданно и откровенно, как признание в любви между давно опостылевшими супругами. О вероятных вариантах развития щекотливой ситуации уже шли пересуды в народе и высшем обществе, но никто не решался предположить такого – самого страшного – варианта.
По крайней мере, произнести вслух.
Похоже, в Аманите твёрдо решили расставить все точки над i, пусть даже пожертвовав для этого натянутым притворным миром. Ледум не может бесконечно балансировать на неверных канатах дипломатии: на словах соглашаться со столицей, а на деле упрямо гнуть свою линию. Нейтральную позицию больше не удержать – пришло время либо отказаться от притязаний, либо принять вызов и сражаться за них.
Сражаться всерьёз, возможно, до последней капли крови.
…Так значит, всё-таки война.
Глава 7, в которой выясняется, насколько пагубные последствия имеют пытки электрическим током
Чертыхаясь, Себастьян чуть ли не с боем прорывался сквозь сплошную серую стену дождя, который лил, не переставая, с самого раннего утра.
Такое положение дел считалось в порядке вещей: энергетическое поле Ледума было сильно повреждено мощными излучениями минералов, а потому погода вела себя неустойчиво и почти всегда агрессивно. В других городах Бреонии дела с климатом обстояли немногим лучше.
Горожане давно привыкли к невиданным в прежние дни явлениям: к разной интенсивности дождям, практически беспрерывным; к неожиданно сменявшим их периодам адской жары; к затяжным снегопадам, к скачкам температуры зимой; к тому, что посреди лета запросто может посыпать град… Сами сезоны стали размыты. Комфортной погоды попросту не существовало, если, конечно, насильственным путём её не устанавливал сам лорд. Но долго сдерживаемая стихия бесилась после ещё сильнее. В результате почти повсеместно были приняты официальные законы о запрете регулирования метеоусловий, за исключением случаев чрезвычайной важности. Например, когда требовалось остановить какое-нибудь стихийное бедствие, если вред от буйства стихии превышал предположительные последствия вмешательства в дела небесной канцелярии.
Стефан – цель смелой вылазки в нелётную погоду – поселился в такой же бедненькой гостинице, как и та, где жил сам Себастьян, она даже располагалась в том же районе.
Да что уж там – отличие заключалось, по большому счёту, только в названии.
Хозяин буркнул что-то вроде того, что постоялец у себя, но при этом глянул на потревожившего его невинным вопросом посетителя как-то особенно неприязненно. Заподозрив неладное, Себастьян поспешил подняться на второй этаж, где и притаились одинаково скромные тесные комнатки. Теперешнее обиталище Стефана находилось в самом конце коридора.
Сам коридор был тих, безлюден и полностью лишён освещения. В принципе, ничего из этого не выходило за рамки нормы, но ювелир отчего-то насторожился, подспудно оценивая обстановку. Медлить, однако, не стоило. Двигаясь с текучей грацией, Себастьян тихо скользнул вперед, шестым чувством минуя предательски скрипящие половицы, и остановился перед нужной дверью. Вода ручьями струилась с плаща и шляпы, и на полу оставались следы, тёмные и блестящие, неприятно похожие на кровь. На пару мгновений ювелир замер, чутко прислушиваясь. Изнутри не доносилось ни звука, а сама дверь создавала впечатление незапертой. Может, просто плохо прилегает к косяку?
Поколебавшись долю секунды, Себастьян осторожно толкнул её внутрь. Дерево плавно подалось, с готовностью открывая тёмное и неприветливое нутро комнаты, судя по всему, совершенно пустой. Ювелир нахмурился. Что ещё за шутки? Хозяин ясно подтвердил, что Стефан здесь. Да и куда можно направиться в этакую непогоду? И где, чёрт побери, остальные постояльцы?
Странно, очень странно. Приготовив на всякий случай шпагу, Себастьян медленно вошёл в комнату. Плотные шторы были задёрнуты, однако ювелир видел в вязкой полутьме, как кошка – даже ещё лучше.
Как сильф.
Потому-то движение чёрного сгустившегося воздуха никак не могло остаться незамеченным. Метнувшаяся откуда-то сбоку тень, по всей вероятности, не собиралась тратить время и силы на всякие глупости вроде мирного диалога: в руке у неё тускло блеснул нож…
…который в следующий миг оказался на полу, там же, где и сама тень. Вообще, видеть тени на полу как-то привычнее. Однако в этой почудилось что-то знакомое.
– Стефан? – удивлённо спросил Себастьян, почти задушив нападавшего массивной рукоятью шпаги. Всё произошло бесшумно и молниеносно, практически на автоматизме. Годами тренированное тело выполняло несложные действия уже без участия разума.
– Серафим? – В голосе тени послышалось облегчение. Прекратив беспомощно трепыхаться, она покорно обмякла у него в руках. – Какая радость! Слава Создателю, это ты!
Не слишком-то разделяя восторги незадачливого убийцы, Себастьян тем не менее оставил того в покое и шагнул к окну. В следующий миг серый свет дня хлынул в комнату, обнажив всю её унылую нищету. И ещё – высветил явные следы обыска, неторопливого и тщательного. Так вызывающе уверенно, не скрываясь, не спеша, обыскивают не воры, не шпионы – только представители власти. Любопытно.
Закашлявшись, Стефан с трудом сел на полу, обхватив руками острые колени. Он выглядел нехорошо – синюшная бледность, сухие воспалённые глаза с красными лопнувшими капиллярами, на правом виске чернеет небольшой ожог. Вид затравленного, измученного человека.
– Что произошло? – Себастьяна аж передёрнуло от банальности и сухости этого вопроса, но он был необходим.
– Здесь были охотники, – тихо ответил Стефан и сразу утратил всякий интерес к происходящему. Бессмысленно уставившись в пространство перед собой, он вдруг принялся монотонно раскачиваться из стороны в сторону.
Со злости закусив губу, Себастьян одним движением вложил шпагу в ножны. Профессионал должен быть скуп на эмоции, это всем известно. Ему полагалось бы испытать умеренное разочарование и ретироваться, не теряя драгоценного времени. Выяснять здесь что-либо было явно поздно – сильфа снова опередили! И судя по тому, что собеседник его жив и даже оставлен на свободе, опередившие ничего не нашли.