Рождественская сказка. Сборник

Вика медленно пошла по дорожке в сторону дома, где был накрыт стол для артистов. «Надо посмотреть, чем там занимаются „музыкальные деятели искусств“, – мысленно перефразировала она знаменитую фразу Фрекен Бок, – а то сейчас напьются и разнесут половину особняка или, еще того хуже, пойдут брататься с олигархическими гостями».

Картина на веранде не радовала новизной. Вся компания, за исключением отбывших звезд – солистов, банкетировала по полной программе. Официанты не успевали подносить закуски, а уж напитки-то лились рекой.

– Хороший мужик, Викульчик, – пробулькал, с набитым ртом, басист Розы Телепневой, – понимает, что у артиста работа тяжелая, нервная, его надо кормить от пуза, ну и все остальное.

– Уж у тебя-то работа нервная, гитарой под фанеру махать! – вставил свое веское слово звукорежиссер Степа Синеев, по кличке Синяк, – сегодня даже шнур воткнуть поленился, так и стоял с пустышкой, задницей тряс.

– А с тобой Синяк, что втыкай, что не втыкай, звука все равно нет, – беззлобно осклабился басист и налил себе Hennessy.

– Ребят, не налегайте очень на спиртное, пожалуйста. А то мы вас утром в аэропорт не соберем. Через час машины за Вами придут. Выезд из гостиницы завтра в десять часов утра, – Вика сказала, что должна была сказать, не стала слушать дальнейший треп музыкантов и снова вышла в сад.

Она медленно прошла по дорожке, завернула за флигель и увидела лестницу, ведущую куда-то на другой уровень парка. Вика спустилась на несколько ступенек и поняла, что впереди за деревьями не поляна, а озеро. От воды потянула прохладой. Вика прислушалась, сзади от шатра доносились обрывочные звуки музыки, а впереди была первозданная, прозрачная тишина, которая бывает только ночью на лесном озере. Вика подошла к водоёму и присела на деревянные мостки, у которых стояли лодки.

– Я тебе уже все сказал, – вдруг раздался голос почти рядом, Вика вздрогнула и оглянулась, ей показалось, что невидимый мужчина разговаривает с ней. Но уже через секунду она увидела в самой крайней лодке двух людей. Вика не заметила их сразу за ветками деревьев, которые спускались почти до самой воды.

– Но, я же не могу сама. Я не сумею. Я боюсь, наконец, – плаксиво заговорила женщина. Вике голос говорившей почему-то показался знакомым.

– Боишься? А остаться с этим старым уродом на всю жизнь, не боишься? – продолжал мужчина, – ладно, если ты такая размазня, я сам решу эту проблему. Начнем с мелочей. Мои люди уже приехали. Остальное дело техники. Через час вынесешь к задней калитке. Поняла? И чтобы ни звука.

– А почему я, может быть ты сам? А я сейчас пойду к гостям, помелькаю там у всех на виду.

– Сейчас иди к гостям. А через час сделаешь, что я сказал, потом мелькай, сколько влезет. Слышала?! Делай, что тебе говорят! И чтобы без разговоров. Поняла? Ты меня знаешь!

– Я ради тебя на всё готова, – залебезила женщина.

– Ради меня? – засмеялся мужчина. – Ради себя ты на все готова, дорогуша. Охота и денежки прикарманить, и с молодым мужиком по кровати покувыркаться. Без меня просто не можешь обойтись, вот и липнешь.

– Ну, что ты говоришь? Я же… – продолжала лебезить женщина.

– Ладно, хватит нюни распускать, – довольно грубо оборвал мужчина свою собеседницу. – Дай вот это ему, пусть поспит покрепче. Ну, давай топай, а я на ту сторону переплыву и потом с задней калитки зайду.

Женщина вылезла из лодки и быстрым шагом прошла почти вплотную от Вики, обдав ее ароматом горько-сладких дорогих духов.

«Что-то мерзкое замышляют эти люди, – подумала Вика, – если бы я была детективом, то сейчас рванула бы проследить за дамой и вывела бы на чистую воду этот странный дуэт». Но, детективом Вика не была. Да и лезть в чужие, скорее всего, сердечные дела, не собиралась. Поэтому, она еще немного погуляла, вернулась в дом, с трудом собрала и отправила, подгулявших музыкантов, в гостиницу и пошла к себе в комнату.

В два часа ночи раздался звонок. Вика еще не спала и моментально ответила на вызов. Звонила Катя, не извинившись за поздний звонок, как-то поспешно спросила:

– Виктория, а Вы где?

– Я в комнате у себя, – удивилась Вика. – А что, что-то случилось?

– Случилось. Вы не могли бы срочно подойти в главный дом?

– Если это необходимо, подойду, конечно.

Вика натянула джинсы, накинула куртку и быстрым шагом пошла, вернее, почти побежала в «барский дом». Почему-то, она была уверена, что случилась какая-то беда. Особняк был полностью освещен, во всех окнах, даже на чердаке, горел свет. Вика поднялась по ступенькам и вошла в холл. Там были все: Кирилл, Жюли, Маша, Катя, няня малыша, обслуживающий персонал, даже водители, которые отвозили артистов. И еще два незнакомых мужчины, которые явно приехали только сейчас.

Катя подошла к Вике и шепнула:

– У Кирилла Андреевича сын пропал. Всё обыскали, нет нигде. Всех опросили. Никто ничего не видел. А это приехали сотрудники прокуратуры. Вот этот, – Катя указала на одного из вновь прибывших мужчин, который в этот момент разговаривал с хозяином дома, – он какой-то высокий чин, приятель Кирилла Андреевича.

Вика посмотрела на Кирилла. «Господи, у живого человека не может быть такой иссиня – белый цвет лица».

– Кать, Кириллу, наверное, очень плохо. Может быть, скорую вызвать? Посмотрите, какой он бледный, – сказала Вика.

– Вы что?! К нему сейчас подходить нельзя. Он такого несоблюдения субординации не терпит.

Вика вдруг взвилась.

– А, что ему помирать теперь? Если Вы все боитесь к нему подойти, – раздражённо сказала она Кате и подбежала к Романову.

– Кирилл, Вам плохо?

Кирилл повернулся к Вике, посмотрел каким-то отсутствующим взглядом, рукой схватился за сердце, открыл рот, как будто хотел что-то сказать, или ему просто не хватало воздуха и вдруг стал медленно опускаться на руки к прокурорскому чину.

– Скорую! – крикнула Вика.

8. Открытие

Вика сидела в самолете. После насыщенного рабочего дня и совершенно бессонной ночи, она чувствовала себя разбитой и какой-то несчастной.

Сын Кирилла пропал. Если в начале ночи никто в это не верил, и постоянно появлялись версии о том, что он находится где-то в доме, все сразу воодушевлялись и бежали обыскивать дом. Или кто-то предполагал, что он заблудился в саду, и все неслись прочесывать сад.

Жюли сказала, что видела, как мальчик с няней спускались к пруду, и выдвинула версию, что ребенок утонул, а няня за ним не уследила и теперь скрывает своё преступление. Няня рыдала и говорила, что она как обычно погуляла с Геночкой, покормила ужином и уложила спасть. И всё время, пока он не заснул, была с ним. И только около двенадцати ушла в свою комнату. Хотя, версию Жюли тоже не оставили без внимания, и с пяти утра в пруду работали водолазы. Но, никаких следов, пропавшего ребенка, они не нашли.

Потом Жюли выдвинула еще одно довольно бредовое предположение, что это артисты увезли ребёнка. Никто в это, особенно, не поверил, но допросили водителей, которые отвозили артистов. А утром в гостиницу ездил следователь или дознаватель, как там у них это называется, и опрашивал артистов, кто и что видел, и какие сведения может дать. Но, оказалось, что мальчика никто, кроме Вадима и Антона, вообще, не видел, так как артисты были в гримерке или за кулисами, а на сцену вышли, когда ребенка давно увели спать.

Жюли всю ночь жутко истерила, рыдала по потерянному ребенку и умирающему мужу, чем вызывала у всех не сочуствие, а скорее раздражение. И у Вики сложилось впечатление, что в искренность ее стенаний не верила, не только она, и все присутствующие, но и сама Жюли.

К Кириллу приезжала скорая, сделали уколы, кардиограмму, дали какие-то рекомендации. Он немного пришел в себя и снова окунулся в поисковый процесс.

Еще ночью, следователь опросил всех присутствующих. Вика тоже отвечала на вопросы: видела ли она мальчика, в какое время, не заметила ли она в доме каких-то посторонних людей. Вика сказала, что она в этом доме третий день и практически все люди, которые здесь находятся, для нее посторонние. А уж если принять во внимание шестьдесят человек гостей, то список незнакомых – необъятно велик.

И, вдруг, сейчас, Вика вспомнила подозрительный разговор мужчины и женщины на озере ночью. Она стала прокручивать, тот странный диалог, вспомнила слова: «вынеси его» и «дай ему это, чтобы спал».

«А вдруг разговор шел о ребенке? Нужно обязательно позвонить Кириллу и все рассказать». Но, как начать разговор, Вика не знала. «Очень трудно позвонить малознакомому человеку, у которого такое горе и пытаться делиться своими запоздалыми домыслами. Не просто. Но, позвонить обязательно нужно». Вика знала точно, что если она приняла решение, то отступать уже не в ее характере.

Она зашла домой и первое, что сделала, набрала номер Кирилла. Можно было позвонить и из такси, но, присутствие водителя, Вику смущало. Почему-то очень не хотелось, чтобы чьи-то чужие уши слышали этот разговор. Набрав номер, она долго ждала ответа абонента. «Не подходит, не может, не хочет, нет сил, болен…», – перебирала она возможные варианты. Наконец, она услышала голос, усталый, какой-то безликий, но точно – это был голос Кирилла.

– Да, Виктория, здравствуйте. Как долетели?

– Спасибо, всё нормально. Кирилл Андреевич, я понимаю, что не должна Вас беспокоить, но мне необходимо Вам кое-что рассказать. – И Вика передала Кириллу разговор, свидетелем, которого она невольно оказалась.

– Вы знаете, мы смотрели видеозапись с камер, которые стоят с обратной стороны дома, – поделился Кирилл. – Там в ноль тридцать мелькнула некая фигура, с каким-то свертком. Но, никого это не удивило, так как через заднюю калитку персонал с работы уходит. И машины с той стороны часто подъезжают, мужья жен встречают и так далее. Действительно, оттуда машина в этот момент отъехала, номер не читается. Отдали полиции, они сейчас пытаются разобраться. Из того, что можно разобрать, становится понятно, что, скорее всего, это была женщина, или мужчина очень миниатюрный. В плаще или, замотан в какую-то тряпку. Единственная зацепка, что этот некто вернулся. Вполне вероятно, он знал угол обзора камер, поэтому, мелькнул в самом углу кадра и лица, конечно, не разглядеть. Вот, собственно и всё. Больше информации никакой.

– Я ещё вспомнила, когда женщина на озере мимо меня прошла, то я почувствовала, что у нее очень резкие духи, какие-то удушливо сладкие.

– Виктория, спасибо Вам, что не остались равнодушной к моей беде.