Прозрачный день в прозрачное стекло
Красив сам по себе. Он «я» не ищет.
А человек из двух четверостиший
Построит лабиринт,
себе назло.
И руки умеют плакать…
«Omnes una manet nox». «Всех ожидает одна и та же ночь» (лат.)…
День идет как старик хромоногий.
Очень медленно, но по-мужски.
Выжжен холодом взгляд —
вызов строгий:
Не жалейте!
Вот кулаки!
Не бегут оглашенные мысли.
За плечами – котомка надежд…
Впереди – ждет другая… Капризны
Эти барышни… Вот бы одежд
Не имели они, без утайки, —
Весь бы норов был скомкан в руках!
Эх, Надежда!.. Жестокие враки
Оставляют людей в дураках…
День хромал… не найдя утешенье.
Вместо слёз – догорала зола.
А в котомке живое движенье —
Той надежды, что веры ждала.
«Не надо быть святым…»
Не надо быть святым
ни для кого:
лишь шестикрылые скрывают свои лица,
чтоб смертных не обжечь!..
У всех снегов
есть дар живой —
умыть
и дать напиться.
Тишина
Почему так тихо и спокойно?
Замолчали ветры и дожди.
Две слезы на маминой иконе
Высохли. Давно себя сожгли
Нити тонкие. И день трезвонит
Радостью, а может, и двумя, —
Если тишина имеет голос,
Одаренный так свести с ума,
Что и рада этому! Неважно
Станет всё пустое на земле.
Помолчи со мною… Души наши —
Два листа на письменном столе..
На белом всё сложнее
На белом всё сложнее:
суть узора,
вес буквы и
звучания вне слов,
фигура рядом и
внутри,
и коридоры
казенные —
с халатом докторов.
На белом строже к человеку совесть.
И красота.
И чистая любовь.
Губами белыми глотаю
эту новость,
напуганная черной ведьмой снов —
Всё про тебя. Да о тебе. И ради.
На платье белом —
бисер крупных слез.
Да и по мелочи…
Душа моя и платье
рассыпались
кристалликами
«SOS»…
Уже и хаос милей порядка
Несочиненная фантазия абсурда…
Под куполом не бьется высота.
А был ли ты?.. Сбегать от самосуда,
орать до язвы подранного рта,
который резали не зубья… —
междометья,
огрызки слов, что спелыми вчера
стекали с губ меж поцелуев летних,
не ведая, как вежлива игра,
подкладывая незаметно тексты