Мы жили не таясь. Воспоминания

– Не хочу болеть!

– Ну тогда вставай вот здесь – будешь штангой в воротах.

И я стояла… только успевала отворачиваться от летящего мяча.

Как я уже писала, Саша очень любил хоккей. Смотрел все матчи советской сборной и сам играл с ребятами при малейшей возможности. Сам мастерил клюшки, обматывал изолентой, разбивал и опять мастерил очередную. С поступлением в школу я с ним уже реже ходила на каток. Это был даже не каток, а небольшое озерцо (или болотце), которое зимой хорошо замерзало. Мы его звали «сажалка»[3 - В Белоруссии слово «сажалка» обозначает пруд для разведения рыбы.]

Однажды Саша прибежал домой, в спешке бросил коньки и клюшку. Я вижу, что у него рот зажат рукой, спрашиваю: «Что с тобой?»

– Я скоро, только маме не говори.

И убежал… через какое-то время приходит. Верхняя губа распухла, ниточка торчит.

У меня на лице страх и недоумение – что произошло? Тебе больно?

– Все нормально! Это мне шайба попала в лицо! Подумаешь – швы наложили, заживет!

Так и остался этот шрам на губе на всю жизнь.

Вообще-то мы с братьями жили дружно, не дрались и даже не ссорились особо. Даже наоборот.

Однажды вся наша семья ужинала, сидели в кухне за столом. Зашел соседский мальчишка: «Саша, выйди на минутку, разговор есть». Саша как сидел с ложкой, так и вышел за ним. Только закрылась входная дверь – мы услышали Сашин крик. Подскочили все, а Славик махом рванул на крыльцо, где уже лежал братик. Поймал одного пацана, остальные сразу разбежались, встряхнул за воротник как следует. Тот не ожидал, захныкал: «А мы… ничего, мы просто пошутить хотели…»

– Еще раз так пошутите, будете иметь дело со мной! – грозно сказал Славка. Больше к Саше никто не «прикапывался».

Помню в конце 1963—начале 1964 года папа был в санатории в Башкирии, лечил туберкулез (аукнулось ранение и перенесенный плеврит). Мама решила уступить просьбам бабушки и повезла ее в Ленинград к сыну – дяде Антону. Остались мы втроем на целую неделю… в квартире без удобств. Славке было 14 лет, Саше – 12, а мне – 8. Славик, как старший, и печи топил, и готовил как мог. Один раз варил молочный суп, налил молоко, насыпал крупу. Поставил на огонь… в результате получилась каша… Бедный Славик морщился, но ел сам эту кашу, потому что мы с Сашей отказались наотрез.

Зато, когда готовила мама и поручала Славе накормить меня перед школой, – вот тут я уже не могла отвертеться. Братья оба в один голос: «Мама сказала тебя накормить – ешь, а то в школу не пустим!» А что значит для меня, отличницы, не пойти в школу – прогулять! Катастрофа!!! Реву, слезы размазываю… давлюсь, но ем! И никакой обиды – ведь братья только выполняли мамино поручение!

Братик Саша успешно сдал экзамены за 1 курс института, июнь 1968 года

Я всегда равнялась на них, гордилась ими. Слава закончил среднюю школу с серебряной медалью, стал курсантом ВВМУПП (Высшее военно-морское училище подводного плавания) им. Ленинского комсомола, а Саша получил золотую медаль и поступил в Ленинградский кораблестроительный институт, который тоже закончил с отличием (красный диплом). Я писала письма каждому из них отдельно. Одно время даже на английском языке, в семейном архиве сохранилось несколько таких писем. Это было очень интересно, хотя я все равно переводила родителям их ответные послания.

Переписка с братьями на английском языке.

Родных сестер у меня нет, зато двоюродных – аж три. У тети Лиды, маминой сестры две дочери – Наташа, моя ровесница, и Таня – на 4 года младше. С Наташей мы были очень дружны в детстве.

Моя сестренка Натка Власюк (в замужестве Гусак)

С 7-го класса мы с Наткой еще и учились вместе, в одном классе, и географию у нас вела Лидия Антоновна – тетя Лида. В школе Наташка была очень застенчивой, мнительной, всего боялась, хотя училась хорошо. А с друзьями, со мной – веселая и заводная!

Таня с рождения была очень болезненной. Тетя Лида все время лечила ее, возила летом на море, чтобы укрепить здоровье. Такое избыточное внимание и переживание за нее отразились на характере не лучшим образом. Учиться она не хотела, своевольничала, скандалила. А в 14 лет сбежала из дома через окно (на втором этаже). Оказалось, что она сбежала к мужчине значительно старше ее, и в 17 уже родила сына Колю. Правда, семья сложилась, они до сих пор вместе, живут «душа в душу», хотя Колю воспитать не сумели – тунеядствует, «воюет» с ними, обвиняет во всех своих неудачах.

У дяди Антона тоже в 1962 году родилась дочь Татьяна, я впервые ее увидела, когда после 9 класса мы с папой ездили в Ленинград. Танечка еще не ходила в школу. Это была кареглазая, румяная, довольно упитанная и ухоженная девочка со слегка кудрявыми волосами. Один ребенок в семье, где, кроме родителей, живет еще и бабушка Татьяна Дмитриевна Тарбеева (по слухам, дворянских кровей) – она вела себя очень уверенно и независимо. Мне, провинциалке из маленького Слуцка, не хотелось тогда общаться с Танечкой, я не знала, о чем с ней говорить. Она была из другого мира. Только став совсем взрослой, я поняла, насколько одинокой росла моя сестренка. Наши отношения изменились, она приезжала ко мне в Екатеринбург на юбилей 50 лет. Встреча была очень теплой и с тех пор мы – действительно сестры, хотя общаемся редко.

***

В детстве, читая рассказы и сказки про добрых бабушек и дедушек, я не могла представить себе этого в собственной жизни. У меня не было такого опыта общения, как, например, у Оли из фильма «Королевство кривых зеркал», как у Кая и Герды с их бабушкой. Ласковые бабушкины руки никогда не погладили меня, не приготовили для меня что-то вкусное…

Как я уже упоминала, вся семья моего отца погибла во время оккупации Белоруссии фашистами. Поэтому я не знала ни бабушку Марию Францевну Никольскую (Устинович), ни дедушку Александра Михайловича Никольского, ни тетю Янину. Папа написал о них подробно в своих воспоминаниях, и мне добавить нечего.

Дедушка Антон Герасимович Баханович (мамин папа) тоже умер ровно за два года до моего рождения (в августе 1952 г.). Со слов родителей знаю, что он был очень умный и добрый человек. Мама очень тепло написала о нем в своих воспоминаниях. Чувствуется, что она его сильно любила.

Единственная бабушка, которую я знала в своей жизни – Анна Петровна Баханович (Брановицкая), мамина мама.

Мне 4 года… мы только переехали в Слуцк. Родители устроились на работу, братья ходят в школу, а меня с утра отводят к бабушке на ул. Покровского. Она живет с сыном-инвалидом Мишей в одноэтажном деревянном доме на 6 или 8 квартир (не помню точно). В каждой квартире свой вход с крыльцом. У бабушки одна комната и кухонька, печное отопление. Меня доводят до крыльца… я захожу в дом… посреди комнаты на коленях стоит бабушка и молится, кланяясь лбом до полу… снова распрямляется, что-то шепчет и снова гнется к полу. Так продолжается довольно долго, как мне казалось. Я сижу в кухоньке и боюсь пошевелиться, потому что бабушка очень недовольна, когда я мешаю ей молиться.

Миша редко был дома, когда меня приводили. Он все время «пропадал» на радиоузле, который располагался напротив через дорогу. Там у него появились друзья, которые принимали и привечали его – безобидного и беззлобного.

Бабушка Анна Петровна Баханович (Брановицкая)

В доме бабушки очень чисто и аккуратно – она была чистюля необыкновенная. Помню белоснежные подзоры[4 - Подзоры – это отрезки белой ткани по длине кровати, которые скрывали пространство под ней. Железные кровати были довольно высокие и под ними стояли чемоданы, сундуки, корзины… Шкафы еще не вошли в обиход достаточно широко. Хозяйки оформляли подзоры красивой вышивкой, разными узорами. Подзор иногда пришивали к простыне.] на железной кровати (с вышивкой «ришелье»).

Бабушка сама их вышивала – рукодельница была! Ее подзоры были достаточно широкие, и не пришивались к простыне, а закладывались под пружинный матрац. Матрац закрывался простыней, одеялом, сверху – покрывало, из-под которого был виден только ажурный белоснежный накрахмаленный подзор. Очень красиво! А еще помню ажурную скатерть, связанную крючком из простых белых х/б ниток с двумя полосами красными нитками, а по краям – бахрома. Тоже бабушкина работа. На полу – домотканые дорожки-половички, всегда чистые. Нигде ни пылинки, все вещи на своих местах! Мне не разрешалось играть в комнате, большую часть времени у бабушки я проводила на улице, благо в соседних квартирах тоже были дети, в том числе мои двоюродные сестры Наташа и Таня (они жили в этом же доме).

Бабушка меня не жаловала, я чувствовала это. К сестрам она относилась иначе. Все дело в том, что я была не крещеная, а сестер она окрестила сама. Бабушка после смерти мужа стала очень набожной, постоянно ходила в церковь, соблюдала все церковные каноны. Меня родители-коммунисты окрестить не позволили.

В 1962 году бабушка отказалась жить одна – тяжело топить печки, воду носить, огород и пр. «У Лiды я жыць не змагу, там Аркадзь – п, янiца i дэбашыр, яна i так мучыцца з iм, бедная. Антончык далёка i жыве у жонки з цешчай „на птушыных правах“. Зiнка, бяры мяне да сябе, мне дрэнна!»[5 - «У Лиды я жить не смогу, там Аркадий – пьяница и дебошир, она и так мается с ним, бедная. Антончик далеко и живет у жены с тещей „на птичьих правах“. Зинка, бери меня к себе, мне плохо!»] – примерно так причитала бабушка, уговаривая маму.

И стали мы жить вместе – 6 человек на 29 кв. метрах… Мишу мама определила в Слуцкий Дом инвалидов, но он часто приходил к нам. Вот здесь на 2-й Трудовой улице я плохо помню бабушку. Она жила тихонько, никуда не выходила, вначале что-то делала по хозяйству. Все члены семьи были «при деле» – кто на работе, кто в школе. Потом все вместе в домашних хлопотах, а она – сама по себе. Только все чаще маме приходилось по настоянию бабушки вызывать «скорую помощь» и даже укладывать ее в больницу.

В новой квартире нас с бабушкой сначала поместили в одной комнате, изолированной. Кровати наши железные стояли вдоль стен, напротив. Бабушка от нечего делать начала штудировать «Медицинскую энциклопедию», которая стала для нее настольной книгой. Нашла у себя многочисленные симптомы различных болезней… И снова каждую неделю, а то и через день у нас «скорая»…

«Зiна, вызавi скорую, у мяне высокае дауленне… у мяне болi апярэзваюць!»[6 - «Зина, вызови врача, у меня высокое давление… у меня боли опоясывающие!»]

«Доктар, у мяне усё балiць, укалiце мне дыбазол з папаверынам»[7 - «Доктор, у меня все болит, уколите мне дибазол с папаверином».]

Она уже начала диктовать врачам, как ее лечить. Один врач, уходя, сказал маме: «Ну, артистка! Зинаида Антоновна, она вас переживет!»

Но мама верила ей и отзывалась на любую просьбу. Надо натереть спину – пожалуйста, надо банки поставить – делает! Питание для бабушки готовится отдельно – диетическое, протертое, постное, чтобы никакого жира! Омлетик только из белков, в желтках холестерин. Огурчик протерт на пластмассовой терочке, чтобы не окислился! Кисель из овсяных хлопьев, творожок только домашний из простокваши! Отвар шиповника специально для бабушки, дефицитная в те годы гречка тоже.

Тарелки с едой мы подавали ей в комнату, в кухню она не выходила. Потом также забирали грязную посуду. Бабушка перестала выходить даже в туалет по малой нужде (ей же надо одеться – зять недоволен, когда она в сорочке ходит перед ним, а одежда на нее давит).

Я всегда сильно удивлялась, какой разной была бабушка. Днем, когда родители на работе, она выходила на балкон посидеть или… позволяла себе общаться со мной. Будучи в хорошем настроении, она рассказывала мне, что училась в женской гимназии и закончила 7 классов. С гордостью говорила, что это было хорошее образование в начале 20 века! Родителей она не помнила, они умерли (или погибли), когда ей было года 3. О ней заботились старшие братья Ипполит и Себастьян. Братья воспитывали ее как «паненку» и не разрешали ей дружить с «босотой» (детьми из бедных семей). Слушая рассказы бабушки, я не задумывалась о ее происхождении. Гораздо позже стала догадываться о ее дворянских корнях, подтверждение чему недавно «раскопала» Диана.

Иногда бабушка предлагала мне «перекинуться в карты», и мы играли «в дурака». Бабушка шутила, вспоминала стихи, которые знала еще в гимназии… От одного из них я долго смеялась и запомнила на всю жизнь.

Жасмин – хорошенький цветочек,

Он пахнет очень хорошо.

Понюхай, миленький дружочек!

Ах, как пахнет хорошо!

Все это происходило в отсутствии родителей. Но стоило только маме появиться на пороге… «Зiна, вызавi участковага, хай дае напрауленне у бальнiцу, можа што зробяць i дапамогуць, бо трываць ужо не магу, няма сiл»[8 - «Зина, вызови участкового (врача), пусть даст направление в больницу, может что сделают и помогут, потому что терпеть уже не могу, нет сил».]

«Зiна, не ведаю, што рабiць… дауленне высокае, падрабрынне балiць… выклiч скорую»[9 - «Зина, не знаю, что делать… давление высокое, подреберье болит… вызови скорую».]