Выйти замуж

Выйти замуж
Наталья Нестерова

Ну какая женщина не надеется встретить мужчину своей мечты? Редким счастливицам это удается с первой попытки, многочисленные золушки годами ищут своих принцев, а Люся Кузьмина прислушивалась только к голосу сердца и никогда не боялась перемен. Сногсшибательной красавицей ее бы никто не назвал – средний рост, тонкая талия, вьющиеся русые волосы. Если бы в юности ей предсказали жизнь, полную удивительных любовных приключений, она бы ни за что не поверила. Но видно, в небесной канцелярии что-то перепутали – и вывалили на Люсину голову целый ушат невероятных романтических знакомств…

Наталья Нестерова

Выйти замуж

© Н. Нестерова, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Пролог

Сидим с Люсей в скверике, пасем внуков. Мы в том возрасте, когда нас еще принимают за матерей, а не за бабушек. Особенно при недостатке освещения или когда хотят грубо польстить. Я жалуюсь Люсе, что мои книги не печатают.

– А ты напиши про мою жизнь, – советует она.

– В Книгу рекордов Гиннесса? Если роман – никто не поверит.

Моя школьная подруга Люся, в девичестве Кузьмина, была замужем пять раз. Не два – хорошо, что жизнь устроилась; не три – право, подозрительно; не четыре – экая спортсменка. А пять! И, смею вас уверить, Люся – не побрякушка легкомысленная, а женщина целомудренная, строгих правил. Единственное объяснение брачных приключений моей подруги – ошибки в работе небесной канцелярии. Там, видимо, перепутали какие-то документы, и пришлось Люсе отдуваться за пятерых.

– Только не пиши про разводы, алименты и дележ имущества, – говорит она как о решенном деле. – Этого добра у всех хватает. И без описаний природы!

– Чем тебе природа не угодила?

– Зло берет, – возмущается Люся, – страницы на три разведут про осень, как листочки кружат и падают, а герои еще даже не поцеловались. Психологией тоже не увлекайся, от нее в сон клонит. Гони одни факты и разговоры.

– Диалоги? – уточняю я.

– Да. Про нос напишешь? – вздыхает она. – Тогда талию и бюст тоже отрази. Помнишь, какая у меня была талия? Меньше, чем у Людмилы Гурченко.

По трем приметам: большому носу, высокой груди и тонкой талии – вы бы легко опознали Люсю в начале семидесятых. Откуда гены грузинско-абиссинской носатости занесло в орловскую деревеньку хрустально русским Люсиным родителям – совершенно неясно. Но факт был на лице, и относилась к нему Люся с покорностью: «Всю жизнь мне с косыми общаться. Уставятся на мой нос, а у самих глаза съезжаются к переносице – ни дать ни взять косые».

Но! Если у девушки крупный нос – картошкой или полубубликом – соседствует с маленькими глазками, ей дорога или в старые девы, или на стол к хирургу. А если эта громадина разделяет большие выразительные глаза, ничего фатального. Люсины глаза – зеркало не ее души, а вашей. Весело вам – они смеются, горе у вас – они печалятся. А ведь нет ничего приятнее, чем разделить радость с хорошим человеком или переложить на него свои проблемы.

Выдающийся бюст был, мне кажется, у Люси всегда. Может, она и родилась сразу с молочными железами рекордсменки вскармливания? Во всяком случае, я помню, что еще в младших классах, когда у нас, ее подружек, грудная клетка была равноплоска спереди и сзади, Люся уже носила предметы женского туалета. На уроках физкультуры Люсина грудь двумя лампочками, прикрученными к стене, выступала из хлопчатобумажного строя костлявых подростков. Со временем этот недостаток плавно перешел в большое женское достоинство. Тем более, что высокая грудь у Люси располагалась не в пяти сантиметрах над пупком, как это часто бывает у бюстообильных женщин, а на расстоянии достаточном, чтобы увидеть и оценить осиную талию. Более никаких особенностей в Люсином облике не было. Рост средний, волосы русые, немного вьющиеся. Училась она между «хорошо» и «удовлетворительно», ближе к «удовлетворительно». И если бы тогда, двадцать с лишним лет назад, кто-нибудь сказал нам, что ее ждут невероятные приключения и пять мужей, Люся была бы первой, кто покрутил пальцем у виска – с ума ты сошел, предсказатель.

Шапка, или Муж номер один

Мечтательностью или болезненным честолюбием Люся никогда не отличалась. Единственной ее романтической слабостью было желание стать артисткой. Безо всяких на то оснований, добавлю. Драматических талантов у нее никогда не наблюдалось, но и каких-либо других к окончанию школы не обнаружилось.

В театральный институт Люся провалилась на первом же туре. Как на грех, она подхватила перед экзаменом насморк, и ее без того нехрупкий носик покраснел и раздулся, в нем накрепко застревали все согласные звуки и искажались гласные.

Могу себе представить членов приемной комиссии, перед которыми Люся совершенно серьезно, старательно и проникновенно читала монолог Катерины из пьесы Островского «Гроза».

«Подему дюди не дедают?» – гнусавила Люся.

Народные и заслуженные артисты дослушали ее до конца. Потешались, конечно. И потом неделикатно заявили, что в этом году на комедийные амплуа набора нет.

Люся устроилась работать младшим диспетчером на большую автобусную станцию в районе Измайлово. И поступила на вечерние подготовительные курсы в строительный институт. Ее родители, отец-монтажник и мать-бухгалтер, состояли в какой-то загадочной организации, которая направляла наших рабочих за рубеж. Для простого обывателя это было равносильно членству в отряде космонавтов.

Люсин отец в подпитии хвастался, что его анкета чиста, как слеза ребенка. И он очень боялся, как бы Люся не выскочила замуж за иностранца или даже просто не завела знакомство с каким-нибудь шоколадным негром. Эти страхи Люсе внушили еще в колыбели, а она была девочка послушная, поэтому всю жизнь немела и каменела при общении с иностранцами. И смотрела на них с затаенным ужасом: вот сейчас ее будут принуждать или родину продать, или броситься в кромешный буржуазный разврат.

В описываемое время Люсины родители строили что-то в братской Монголии. И именно оттуда прислали ей отличную ондатровую шапку. Тогда только начиналась мода – носить женщинам мужские шапки-ушанки. Кроме того, ондатровые или пыжиковые головные уборы были своего рода символом, отличавшим управляющий класс от управляемого, гревшего макушки кроличьими треухами. Шапкой Люся очень дорожила. У нее было еще добротное зимнее пальто с капюшоном, отороченным мехом лисицы.

Именно так она и была одета, когда возвращалась как-то поздней ночью с вечеринки домой.

Почти все сиденья в вагоне метро были заняты – прощальный скребок с перронов. Старые поезда оборудовались пружинисто-мягкими сиденьями – настоящими диванами, обитыми кожзаменителем. Как и ныне, с вагонами метро периодически что-то происходило – они начинали трястись, а пассажиры подпрыгивать на своих местах. Только теперь мы приземляемся во время скачков на жесткую поверхность скамьи, а прежде резонансно покачивались на пружинах – в зависимости от законов физики и массы собственного тела.

Неполадки с подвижным составом случились и в тот раз, когда Люся ехала домой. Она наблюдала, как забавной волной – просто детский аттракцион – пассажиры подпрыгивали на своих местах. Неожиданно погас свет. Скачки продолжались в темноте. В момент, когда амплитуда достигла высшей точки, с Люси сорвали шапку. Через секунду включился свет, и поезд перестал сотрясаться.

Казалось, ничто не изменилось, все сидели на тех же местах. Поезд мчался. Но шапки не было. На Люсе не было – ондатровое сокровище красовалось на голове парня, который сидел рядом и весьма правдоподобно притворялся спящим.

Люся задохнулась от возмущения, издав звук, похожий на легкий храп. Парень по-прежнему «дремал», даже веки у него не дрожали. Поезд остановился, в вагон вошли новые пассажиры. Еще два перегона Люся лихорадочно думала, что ей делать. Заяви она сейчас вслух, что этот парень ее обворовал, – ведь никто не поверит, скажут: видели шапку на молодом человеке, а она – авантюристка, к людям пристает. Люся вспомнила советы женщин на работе: пришей к шапке резинку. Хороша бы она была в ушанке и с резиночкой под подбородком. Теткам что – у них шапки-шарики из песцовых хвостов, такую бы этот подлец не стащил, не нахлобучил себе на голову.

– Следующая станция – «Комсомольская», – бодро объявил динамик.

Люся представила, что вот сейчас она выйдет, поплетется домой, а ворюга останется с ее замечательной шапкой. И она ничего не может сделать? Вот так просто и уйдет?

Решение пришло в последнюю минуту. Обдумывай Люся операцию заранее, планируй каждый шаг, наверное, ничего бы не вышло. Но тут она действовала экспромтом и молниеносно. Радио уже предупредило, что двери закрываются, когда Люся вскочила и с криком: «Так будет справедливее!» – сорвала с вора свою шапку и бросилась к выходу.

Парень очнулся и рванул за ней. Но не успел: двери захлопнулись прямо перед его носом – как в кино, когда хороший герой убегает от плохих преследователей.

Ловко обрубив «хвост», Люся сделала ручкой перекошенному лицу ворюги и направилась к эскалатору. Надеть шапку она почему-то побоялась и прижимала ее к груди.

Настроение у Люси было преотличное. Так случается: потеряешь дома десять рублей (в старом исчислении), ищешь, ищешь – и вдруг находишь. Ничего не убавилось, не прибавилось, а на душе радостно.

Уже у выхода на улицу кто-то тронул ее за плечо:

– Девушка, у вас шапка упала в капюшон. Осторожно, потеряете.

По инерции все еще победно улыбаясь, Люся закинула руку за спину и выудила из капюшона шапку. Свою. Точно такую же, как та, что она сорвала с парня.

Утром в диспетчерской после Люсиного рассказа о происшедшем народ отчаянно веселился. Водители задерживали отправление автобусов, выхватывали друг у друга путевые листы с криком: «Так будет справедливее!»

– Вам смешно, – вздыхала Люся, – а я девушка честная, мне чужого не надо. Лучше бы совет дали, как этого парня найти.

Но советы сводились к тому, как приодеться открытым Люсей способом. Прямо сценарий разработали: кто вагон раскачивает, кто свет отключает.

– Люся, следующий этап – шарфик. Для тренировки, отработки метода. Потом и за шубку можно приниматься.

– С сапогами будут сложности. Как за две секунды справедливо стянуть сапоги?

Наконец одна добрая душа посоветовала Люсе дать объявление в газету.

Текст составляла я. Каталась по дивану и придумывала один смешнее другого. Но Люсе уже надоело потешать народ своим грехопадением, и она призвала меня к порядку.