На языке глины

как на бумаге.

«Послушай, помнишь …»

Послушай, помнишь —
был Тамбов когда-то:
бараки и облупленный ампир.
На ладан дышащий, ледащий, крытый матом
осенней жести на ветвях стропил.

И сумерки внутри, и тишь вокруг…
Но, Боже мой, как тайно, как древесно,
каким высоким снегом поднебесным
нас заметало из февральских вьюг!
Как вырастал повсюду по весне
невзрачный подзаборный одуванчик,
как свечечка…
Ты был хороший мальчик,
хотя уже тогда кричал во сне.
Так бредили и всё бродили мы
и ворошили слёглых листьев корку.
А воздух был больничный,
слабый, горький,
ещё не отогревшийся с зимы.
Быть может,
и теперь ты где-то есть.
Там, где Тамбов и церковь над рекою.
И ты теперь доверчив и покоен,
и светлую пришлёшь об этом весть.

«И остались пустыми леса…»

И остались пустыми леса
без единой приметы быта.
Здесь боятся кричать голоса,
словно дети в дому забытом.

Всё мне чудится, что ключом
зазвенят, замок проверяя,
там, за теплым твоим плечом
двери стройные отворяя…

Тишина и снаружи, и в нас.
Отлетело былое без гнева.
И сквозит в оголенный каркас
куп древесных – ветер да небо.

«Когда ты лежал в больнице…»

Когда ты лежал в больнице
для пьяниц и наркоманов,
на рынке, долго торгуясь,
купила я виноград,
и стыдно искала мелочь
в разбухших от сора карманах,
и злилась потом, как будто
гостинцу ты был рад.
А ты в дверное окошко
глядел, как в окошко кассы,
с глупой надеждой уехать
отсюда в такие края,
где нет раздавленных кошек,
не пахнет масляной краской
и не стоят печати по уголкам белья.
Но я не дала билета.
Я виноград протянула:
кисть золотую, тугую
к тебе за барьер, за черту.
Ты ягоды брал губами
движением поцелуя
и пробегала улыбка
по молодому рту…
Тогда я еще не знала,
что провожаю – в дорогу,
что крепко сожмешь билет свой
последним усильем руки,
что мир за больничной решеткой
отодвинется, дрогнув,
и пойдут по палатам
в белом проводники.

«Мудрил, разгадывая замок…»

Мудрил, разгадывая замок,
пальцы ломал мальчик.
А когда уже и дышать не мог —
открылся ларчик.

Открылся путь прямой, как закон
вечный.
И душу тронуло, как сквозняком
свечку.

И крышка захлопнулась и сотрясла
землю с краю,
откуда тянулась сосна, росла
к раю…

«Подожди меня, милый, я – скоро!..»