Зловредная жертва

– И вы тоже! – всплеснула руками бабуся, – а вы чего?

– Да жили мы неплохо, подвал сухой был, чистый, – начал щетинистый Петруха, – с жителями тоже договоренность имели. Мы прилично себя ведем и во дворе по средам субботники делаем, а они нас не гонят и подкармливают по возможности. Только одна неприятность была: повадилась тетка какая-то зловредная к нам в подвал шастать. Решила воспитанием нашим подзаняться, человеков из нас сделать.

Да ладно бы еще про церковное говорила, а то про Маркса заводила, да про цель-минимум и цель-максимум. Еще и конспекты писать заставляла. Говорит, на водку хватает, на канцелярию тоже хватит. Я ее как-то послал, тут такое началось! Грит, милицию вызову, всех разгоню! Заставляла нас даже график добрых и злых дел вести. А что сделаешь? Приходилось терпеть, чтоб из подвала не выгнали.

А тут с ней что-то странное случилось. Ходит, радуется, грозит чегой-то. Поэта Валеру пообещала на весь мир прославить. Нюрке целый комплект одежи за так отдала. Заставила ее и Маху правило о «жи-ши» рассказать, кто первый рассказал, тот и получил. Нюрка как оделась, так похорошела, что на следующий день и не вернулась, видать, замуж вышла, хоть и не первой свежести, кажись, седьмой десяток ей пошел. Ну, а тут днем нас не было, приходим, а кругом милиция, собаки. Какой-то человек добрый эту тетку и замочил, значит. Да прям в нашем подвале, паразит такой! Хоть куда отвел бы. Хорошо, мебелей у нас мало, не жалко бросать. А подвал ничего был, приятный, – опять вздохнул Петруха.

– Жалко, – тихо, будто только для себя, пробормотал Валера.

– И тебе старое жилище больше нравилось? – сочувственно спросила его бабуся.

– Да нет, – хихикнула Маха, – у него роман с этой теткой был.

– Роман? – не поверила бабуся, с удивлением рассматривая зардевшегося поэта.

– Ты не смотри, что он молоденький для нее, только шестой десяток пошел, у них тут такой роман раскручивался на почве любви к литературе! Он ей стихи читал, а она его котлетами кормила. Дурака такого, жить к себе звала, да он заломался.

– А чего так? – вкрадчиво поинтересовалась бабуся у скромно молчащего поэта.

– Да боюсь я ее, – пробасил поэт, – больно большая и шумная. Зубы бленд-а-медом чистить заставляла по пять минут. Думал, в могилу сведет требованиями своими. Я от своей-то жены убежал из-за заботы, а тут эта махина. Нет, мне свобода ближе.

– Да разве забота – это плохо?

– Так смотря какая забота. Если проверяют, тридцать раз каждый кусок пережеван или двадцать девять, и все время заставляют носки шерстяные колючие надевать, так это не забота, а карцер какой-то, – пожаловался Валера.

– Да и мы его не пустили, – лениво проговорила Маха, – а то ревнивец этот нам все равно житья бы не дал.

– Так у нее муж был?

– Не муж, а бойфренд, – блеснула лексическим запасом Маха, – гад, всю жизнь Валерке отравлял. Его тетка эта покормить приведет, а он – тут как тут. Орет, слюной брызжет, а Аська и рада, сложит ручки кренделем и любуется, как мужчины из-за нее соревнуются. Еще и стравливает, грит, кто ей больше понравиться, с тем жить будет, на того и квартиру запишет. Валерке-то за такие мучения и квартира не нужна, а Садиков этот аж трясется весь.

– Так Садиков – это бойфренд, а Аська – тетка? – уточнила бабуся, тщательно скрывая излишнюю заинтересованность.