Звёздный огонь

– Объясни сейчас, – попросил магус. – Лучше поздно, чем никогда.

– Что тут объяснять… – Сандер, казалось, успел пожалеть о своей болтливости – как будто испугался, что капитан на него рассердится. – Когда «Невеста» лезет в голову без спроса, нужно ладони положить на планшир или на переборку… закрыть глаза и попытаться услышать тишину. Всё. Попробуй, короче, и сам поймешь.

Пересмешник хмыкнул: разыгрывают его, что ли? Море тихонько шуршало за бортом и вовсе не казалось беспокойным. «Когда „Невеста“ лезет в голову без спроса…» А она и не вылезала оттуда. Порою Хагену казалось, что у него появилась вторая тень, отчаянно наглая и бесцеремонная. По желанию тени он то просыпался посреди ночи в холодном поту, то засыпал в полдень, на потеху матросам; она могла в любой момент лишить его зрения и слуха, перепутать цвета, сделав морскую гладь ослепительно белой, а собственные паруса – кроваво-красными.

«Заступница… как я устал от всего этого!»

Шершавый планшир под его ладонями сделался гладким и горячим, волна тепла прошлась от кончиков пальцев до плеч. Такое бывало в первые дни на борту, и всякий раз его будто подхватывало мощное течение, из которого невозможно было вырваться. В этом течении были голоса, обрывки снов, чужие лица…

И внезапно фрегат замолчал.

Мгновение спустя Хаген до смерти перепугался, что оглох – такая настала вокруг мертвая тишина. «Невеста» как будто отвернулась от своего строптивого матроса, оставив его наедине… с кем?

Падение дождевой капли на бескрайнюю водную гладь.

…первые же звуки безмолвного голоса океана заставили все кости в теле Хагена завибрировать в унисон. Сердце пересмешника забилось часто и неровно, он судорожно вдохнул – и удивился, что воздух остался воздухом, а не превратился в морскую воду. Такое ему доводилось раньше испытывать лишь во время сильного шторма, но…

Полет белого пера над пропастью.

…ветра не было. Поверхность воды, сделавшись удивительно гладкой, мерцала в свете луны. Каама исчезла, растворилась в темноте; «Невеста» застыла на грани двух стихий, бросая дерзкий вызов обеим, и уже в следующий миг…

Шорох песчаных дюн.

…мысли Хагена, будто водомерки, скользнули по лунному зеркалу – сразу во все стороны. Древняя и могучая сущность Океана коснулась его лишь мимоходом, невзначай, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы пересмешник объял город, бухту, остров и близлежащие острова, устремился вдаль, за горизонт – познавать безграничность стихии, для которой великие и малые царства были песчинками. Но этого Океану показалось мало, и он показал Хагену, что весь мир…

Лишь искорка, сверкнувшая во мраке.

…а вокруг – тьма, безмолвие и холодные звезды.

«Заступница, пощади!..»

Но прошла ещё целая вечность, пока Светлая Эльга услышала его мольбу.

– Мы там, где звездный свет, – нараспев произнес Сандер, будто не замечая, что произошло. – Мы там, где неба нет, а есть лишь отраженье моря… Ничего, в первый раз всегда тяжело. На экваторе было страшнее, разве нет?

Хаген спрятал лицо в ладонях, не отвечая. Впрочем, Сандер был совершенно прав и они оба это знали.

– Ты, наверное, сейчас думаешь о том, что надо бы сбежать отсюда поскорее, – сказал матрос. – Капитан тебя не станет удерживать… на борту «Невесты» остаются только те, кому здесь хорошо. Но ты уверен, что хочешь уйти?

– Нет, – честно ответил пересмешник. – Я ни в чем не уверен.

– Тогда спроси совета у неё… у «Невесты». Она уже не кажется такой страшной?

И опять Сандер оказался прав: пересмешник только что пережил настоящий шторм, по сравнению с которым присутствие «Невесты ветра» было всего лишь легким ветерком. Но просить её о помощи?!..

Хаген огляделся.

Ночью на борту «Невесты» было тихо и спокойно. Поскрипывая, качались фонари, заливая палубу мерцающим золотистым светом, теплым и уютным – это вдруг напомнило пересмешнику о тех годах, когда превратности судьбы ещё не выгнали его из дома, когда были живы отец и мать. От нахлынувших воспоминаний защемило сердце, захотелось выть… и в этот миг он ощутил легкое прикосновение к щеке, вполне материальное. Так могла бы тронуть кошачья лапа со втянутыми когтями.

Наверное, у него сделалось такое выражение лица, что всё стало понятно без слов…

– Вот видишь, как просто! – Сандер улыбнулся. – Она хорошая.

– Что ж… – Хаген чуть помедлил. – Спасибо тебе. Ты первый отнесся ко мне… э-э… по-человечески. Первый за всё время, что я здесь под своим именем и с собственным лицом…

– Вот дурень! – сказал чей-то голос немного сварливо. Хаген резко обернулся и увидел Джа-Джинни: крылан сидел на носу «Невесты ветра», свесив ноги – неподвижный, он сливался с окружающей тьмой и мог бы ещё долго оставаться незамеченным. – А чего ещё ты ждал после того, как всех нас обманул столь эффектным образом?

Человек-птица потянулся, разминая затекшие плечи.

– Молчишь? Хе-хе…

– У меня не было другого выхода, – пробормотал Хаген, радуясь, что в темноте не видно, как он покраснел. – Я…

– Да тебя никто не винит, дурья башка! – перебил крылан, добродушно посмеиваясь. – Если бы дело было в этом, пришлось бы извиниться, разок-другой угостить ребят в таверне поприличнее – только и всего. Грейди был новым матросом, ещё не успел ни с кем сдружиться и не усвоил, видать, что капитан не шутил насчет наказания за беспробудное пьянство…

– Я сам его напоил, – ввернул пересмешник, которому вдруг захотелось быть честным. – Он бы не стал…

– Эй, ты бы выслушал меня до конца, а? Вот так-то. Я хотел сказать, что на тебя никто не держит зла, но… э-э… скажем так, твои способности слишком… слишком…

– Пугающие, – подсказал Сандер.

– Вот именно! – Джа-Джинни обернулся, и Хаген вдруг подумал, что человек или магус не сумел бы повторить это обманчиво-простое движение без риска свернуть шею. Бирюзовые глаза крылана в темноте слабо светились. – Тебя боятся.

– Меня? – фыркнул магус. – Меня?! На фрегате, которому нет равных, где в капитанах Феникс, помошником у него – крылан, а боцманом – гроган, боятся какого-то несчастного оборотня? Что-то не верится…

– Ну… – Джа-Джинни отвел взгляд. – Ты сам всё сказал, оборотень. Видишь ли, хоть на борту «Невесты ветра» и впрямь собралось очень много необычных… э-э… личностей, ты стоишь особняком. Люди не знают, чего от тебя ждать. Ты продемонстрировал им, что можешь надеть чужое лицо, и теперь каждый в глубине души опасается, что ты посягнешь на его драгоценную физиономию. В этом мало приятного.

Хаген ничего не сказал, и после недолгой паузы крылан прибавил:

– Я, к примеру, всегда буду таким, какой есть. То же самое относится к Бэру, раз уж ты о нем вспомнил. А капитан… хм, у него несколько лиц, и все они хорошо известны команде. – Пересмешник мысленно отметил, что ему-то как раз известны только два: Крейн-пират и Крейн-Феникс. Выходит, есть ещё? Любопытно. – У тебя же, дружище, лиц бесчисленное множество, я прав?

В голосе Джа-Джинни магусу послышалось лукавство, и неожиданно он понял: это вызов! Его гордость мгновенно взяла верх над прочими чувствами.

– Крыланом я стать не сумею, даже если очень захочу… – проговорил он негромко. – Равно как и гроганом. Нужно, чтобы человек, в которого я собираюсь перевоплотиться, был примерно одного со мной роста и телосложения, а это значит…

– …что тебе по силам изобразить любого из доброй трети нашей команды, включая и капитана, – перебил человек-птица. – Я ни на миг не усомнился в твоих способностях. Не знаю, как ты это делаешь, и не хочу знать. Запомни одно: тебе доверяют, потому что во всем полагаются на выбор капитана и «Невесты ветра», и если попадешь в беду, тебя спасут… если сумеют, конечно. Но их дружбу надо заслужить, понимаешь? И тогда холодность исчезнет, тебя перестанут бояться. Может, даже начнут гордиться тем, что ты один из нас.

Хаген медленно кивнул: он вспомнил рассказ Сандера о том, как на борту «Невесты» появилась целительница. За спасение юнги её полюбили так, что никто и не вспоминал о старинном обычае. Что ж, оставалось согласиться с крыланом и ждать своего шанса, хотя Хаген отлично понимал: совершить что-нибудь этакое ему будет сложнее, чем Эсме. Разве что Крейну понадобятся услуги шпиона? «Потерпим, – сказал пересмешник сам себе. – Заступница любит терпеливых». Он хотел поблагодарить Джа-Джинни, но тот неожиданно расправил крылья и бесшумно ринулся во мрак.

Сандер устроился на носу и принялся наигрывать тихую печальную мелодию. Беседовать он больше не желал, да Хагену и самому хотелось о многом поразмыслить в тишине. Отыскав для себя местечко поудобнее, пересмешник лег на спину и стал наблюдать за движением звезд.

И всё-таки как странно всё сложилось! В детстве он мечтал сделаться навигатором – а кто об этом не мечтает? – и упрямо не слушал родных, в один голос твердивших, что в их семействе этот дар отчего-то встречается крайне редко, а потому не стоит тратить силы на пустые грезы. Чуда не произошло, он так и не устышал голос фрегата, хотя в конце концов стал моряком и даже сделал то, что многим не удается.

Было страшно вспоминать, как однажды он проснулся с ощущением, что вот-вот произойдет нечто ужасное…

* * *

…Была глубокая ночь, матросы крепко спали. Храпел огромный боцман, изредка бормоча что-то на непонятном языке; юнга во сне хмурился, как будто с кем-то спорил.