Жизнь как миг

Взгляда Лизавета не отвела и через секунду отчеканила: «Санитарный поезд».

Уже через сутки ее с детьми в компании с другими женщинами-медиками отправили в Челябинск, где формировался санитарный поезд. Она оказалась не одна с детьми, были ещё товарки по несчастью. Коллектив санитарного поезда был замечательный: дружный, работящий. В ящиках под вагонами держали кур – были и яйцо свое, и мясо. На крышах вагонов выращивали зелень. Пели песни по вечерам, мотали бинты, намывали вагоны и опять пели. Стучали колеса, мелькали деревья и домики за окнами. Вдруг взрывы, пламя, крики – состав бомбили немецкие самолеты. Так Лизавета поняла, что они уже на фронте или в прифронтовой полосе.

Сколько потом за два неполных года было таких бомбежек, обстрелов. А сколько раненых прошло через ее руки, она и вспомнить не могла.

А дети? Ребятню разместили в отдельном купе: были здесь и груднички, и дошколята, и дети постарше. Матери «забывали» о них порой на сутки. Ребята затихали в своем купе, когда военные действия шли совсем рядом. Окошко им закрывали досками. Свечка горела в прикрученной к стене гильзе. А они молчали, не требовали ни воды, ни еды, не просились на горшок. При резких остановках поезда детки падали, случалось, ломали руки, ноги, но гипс им накладывали в последнюю очередь, когда оказывалась помощь раненым и заканчивались операции.

В детском купе оставались только малыши, а те, кто постарше, шли помогать матерям.

Мужчин в команде санитарного поезда практически и не было. Зато были раненые бойцы, изголодавшиеся по семьям. Они несли деткам сахар, шоколад, леденцы, смотрели на них мокрыми от слёз глазами. И неважно, были они крестьянами или рабочими, учителями или инженерами… Все они были уставшими от войны мужиками, и во взгляде их была тоска. Жуткая тоска по дому, по детям, по семье.

Вот среди этих раненых, искалеченных войной людей Лизавета встретила его – ленинградца Василия. Того человека, который пробудил в ней женщину.

Первый раз она увидела его на операционном столе. «Жаль мужика, такой молодой, а без руки, да еще и правой», – думала Лизавета, ассистируя хирургу.

А он увидел ее впервые на перевязке и не смог скрыть восхищения: «Какая красавица!» И как-то так стало получаться, что постоянно стали они встречаться… правда, пока только глазами – в вагоне, в перевязочной, на остановках. А когда Василий узнал, что Лизавета молодая вдова да что у нее два пацаненка, встречи стали преднамеренными. И тогда в своих мыслях к слову «красавица» он стал добавлять – «Моя!». Она не была против. Наконец-то Лиза поняла, что такое любить, а не только быть любимой. Она старалась наверстать все, что было упущено за эти годы. Покойный муж постепенно растворялся в ее воспоминаниях, а вскоре и совсем ушел из ее жизни.

Василий остался работать в поезде. Инвалидом назвать его было невозможно – одной рукой он делал все. Ему мог позавидовать любой здоровый мужчина.

Так все вместе, вчетвером, они и закончили войну в 1945 году в Кенигсберге.

Вернулась Лизавета в поселок с полноценной семьей. Устроилась работать в больницу фельдшером. Несмотря на все трудности послевоенной поры, для Лизаветы это были лучшие годы. Муж. Мальчишки. Работа. Дом. Что надо еще женщине, чтобы чувствовать себя счастливой? Лизавета светилась от счастья.

Работая в районной больнице, Лизавета часто ездила (или ходила пешком) мимо кладбища, на котором был похоронен Павел. Но сердце ни разу не екнуло, только взгляд безразлично скользил по елочкам: «А Юркина-то побольше будет!» И действительно, Юркина елочка, посаженная на могиле отца, росла быстрее Витькиной. Да и мальчишка с годами все больше походил на отца, а вот Виктор – нет. Он становился копией покойного деда Павла. Та же поступь, осанка, речь. Да и хозяйственный такой же. Не то что Юрка.

На семейном совете было принято решение, что Лизавете необходимо учиться – она должна стать врачом. Собирались недолго и уехали в Ижевск. Она стала и учиться, и работать. Василий – смотреть за детьми, вести хозяйство. Он еще умудрялся заработать – мужиков-то не хватало, а как без них то гвоздь забить, то примус починить, то валенок подлатать.

Год за годом пролетели незаметно. Лизавета получила диплом и в поселок вернулась уже врачом Елизаветой Павловной.

Елизавета Павловна

45 лет. Боже мой, неужели ей уже 45? Когда-то, лет тридцать назад, ей казалось, что 45 лет это уже глубокая старость. Ан нет. Вот она, красавица. Девушка в теле, заведующая инфекционным отделением районной больницы. Господи, да не девушка она, а уже бабушка. Старший Виктор привел молодую жену Лидочку. Ростом – полтора метра, а сам-то оболтус два метра. И как они целуются? С табуреткой, что ли, ходят? Да это и не важно. Внука Сашеньку они уже через полгода родили.

А Юрка все по девкам бегает. Ну и пусть! Он еще молоденький – всего 21-й годок стукнул.

Лизе было стыдно даже думать о том, что война сделала ее счастливой женщиной. Бабы до сих пор войну проклинают. А она молчит. Молчит и благодарит Бога за счастье, ей дарованное свыше. А может, это тятенька ей помогает, а может, Павел? А может быть, Боженька повернулся в ее сторону и решил, что хватит ей страдать. Настрадалась!

Жизнь шла своим чередом. Смотрела Лиза на свою семью и не могла нарадоваться. Муж. Ну, что за муж! Такого нет ни у кого в округе. Одно слово – любимый. Старший сын шофером в лесхозе работает. Хозяин. Невестка – акушеркой в роддоме. Мальчонка подрастает. Младший сынок Юра школу закончил и училище железнодорожное, в армии служит, и не где-нибудь, а в Москве. В войсках внутренних. Скоро уже и домой вернется. Хотя хозяина из него не получится – все по собраниям комсомольским бегает, активничает, всегда впереди планеты всей, но парень он хороший, славный.

Смотрела Лиза на свою семью и боялась сглазить – ну не бывает всё так хорошо.

А вскоре приехала в гости фронтовая подруга, которая работала психиатром. Долго наблюдала за внуком Сашенькой и вдруг выдала Лизе: «У мальчика-то шизофрения». В отчаянии и ужасе выгнала её Лиза. А сама приглядываться стала – и стишки он не запоминает, и речь невнятная. Сколько ни ездили по больницам, все без толку. Возили к специалистам в Ижевск, в Ленинград – страшный диагноз подтвердился.