– Я не спала…
– Да, и на дом твой, заодно посмотрю, – она заглянула мне за плечо.
– Да я вроде как к Звереву сходить собиралась.
– Успеется, прям!
Мне ничего не оставалось, как провести Нюре экскурсию по дому.
– А что здесь никто до меня не жил? – спросила я впервые об этом задумавшись.
– Нет, для себя построил один, а сам в город переехал. Вот дом никто и не покупает. Дорого.
Я стала накрывать на стол, а Нюра под руку лезла, пыталась «подсобить» мне.
– Ты ж тонко как режешь, дай, покажу как надо! – вырывала она то нож, то тарелку.
– Да, садись ты, пожалуйста, – отгораживалась я от нее, – я тонко, да много.
– Нет, вы городские другой народ, все как будто ужимками живете. А нужно есть так есть, поститься так поститься. – Она села за стол. – Предыдущий батюшка всегда так говорил. Ох, и тоскливо без него нынче стало!
– А где он?
– Умер. Страшной смертию. От зла, – ее взгляд задержался на моей шее. – Какое интересное у тебя родимое пятно.
Я машинально прикрыла ладонью пятно, силуэтом напоминавшее птицу, поскольку всегда стеснялась его розоватой бурости.
– Эй, эхей! Вы что же не слышите, как я вас зову?! – раздался во дворе голос. Мы с Нюрой высунулись в окно. Снаружи стояла Галя. – А я к тебе пришла, а тебя нет, так мне Товарищ и говорит, что ты городской что-то понесла. Я и думаю, дай-ка зайду, не была ж никогда.
Нюра открыла окно нараспашку, облокотилась на подоконник.
– Как не была-то, в прошлом году же мыть приходили.
– Ну-ну, – Галя насупилась, сделала вид, что такого не припомнит.
– Вы заходите, чего там стоите, – обратилась я к Гале.
Она, недолго думая, вошла в дом.
– Да, я тут с краешка на диванчике посижу, – пролепетала она, когда я пригласила ее к столу. Однако же на диван не присела. – А вы трапезничаете, значит?
– Санька стол накрыла, – произнесла Нюра, подцепляя вилкой рыбу.
– Ну правильно, а то ж новоселье-то не устроила, – Галя подошла к столу, села на мое место. – Тарелку-то дашь?
Я засуетилась, сперва доставая тарелку, потом нарезая сыр. Старухи заговорили, словно меня здесь не было.
– Давеча все же тебя послушала, обмоталась той травой, через час уже раны не было, – Галя показала ладонь.
– Ты ж меня не слушаешь никогда!
– Дак я троих детей воспитала, неужто думаешь, с болячками не справлюсь, – пережевывая, возразила ей Галя.
– Хочу в соседнюю деревню съездить, – вставила я. – Как думаете, глава ваш Иннокентий что-нибудь про Новикова сможет рассказать?
– Скажешь тоже! Чего он тебе расскажет?! – Нюра скривилась. – Нет дела ему до людей мелких. Он изворовался весь, об этом все мысли его. Мы ему сколько раз говорили, чтоб хлеб развозили по домам?! Нам же старухам зимой к магазину не пройти. А он отмахнулся, говорит: пеките сами. А мука как будто из воздуха у нас.
– Да, нет дела ему! – согласилась Галя.
Все верно, хотел бы помочь, не дожидался, пока из города помощь пришлют. Хорошо, если даст какую-нибудь отписку по делу, почему оно зашло в тупик, а то ведь может и не дать, не захочет зафиксировать неучастие. Он, наверное, уже тем горд, что журналистку из города пригрел, план на ближайший год выполнил.
– Умная, ты Санька, раз пишешь, – сказала Нюра.
– А ты, разве, писать не умеешь?
– Нет, даже читаю плохо. Я закончила два класса всего, после войны не до этого было.
Зачем же ей столько книг, если не читает? Может, не ее? На хранение взяла? Как бы спросить?
– Стакан бы мне чистый, – обратилась ко мне Галя. – А беленькой нет?
– Тебе бы все беленькой, как Зверев уже стала! – вскипела Нюра.
– Так, а какое новоселье без беленькой?!
– Да это не то чтобы новоселье, – снова вмешалась я.
– А Товарищ-то в последнее время не пьет, – сказала Галя. – Серьезный какой-то ходит, что случилось не пойму. Ты, конечно, скажешь тоже, где пил-то он? Да и не пил он никогда особо, это уж если с Ванькой сравнивать.
– А что их сравнивать?! Ванька молодой.
– Так разве Иван пьет? – удивилась я, присаживаясь на стул.
Старухи страшно развеселились.
– Еще как пьет! Хуже него здесь никто не пьет, – усмехнулась Галя, с сожалением отодвигая коробку с соком. – Как вышел из тюрячки, так бедным совсем стал, деньги у него не задерживаются, если появляются, то загуливает сразу.
– Ой, да как нерадостно он пьет! Каждый раз хочется на месте палкой пришибить, чтобы не мучился, – добавила Нюра. – Может, он как раз своего папку, так и прибил.
Я содрогнулась.
– А ты знаешь, как он отца убил? – тихо спросила я.
– Да, кто же его знает, как. Он же в городе еще прибил, а сюда прятаться приехал. Душегуб проклятый! Мы с ним как с человеком, а он вон чего! Потом милиция сюда, его хвать. И нас все с допросами, мол, чего молчали. А мы бы и не молчали, так если он окаянный врал нам! – Нюра взмахнула руками. – Вернулся из тюрьмы и опять сюда. Все ходил, извинялся потом. А кому его извинения теперь нужны?! – вскрикнула она так, как будто Иван мог ее услышать.
– Бес он, бес, – согласилась Галя.
– Так чего же кормите его? – обиженно спросила я, будто бы это меня оскорбили.