Розы тени

– Так быть должно, – по привычке подхватила Груох – слишком часто за многие годы приходилось ей произносить это заклятье.

– Так рок судил, – завершила Фиона. – Отпусти нас, Богиня.

– Она никогда не отпустит вас! – выкрикнула Брид. – Она может унестись к Луне на кончике ее серпа, но вы навсегда останетесь ее рабынями!

Ни Груох, ни Фиона не ответили. Каждая уходила своей тропой, одна к монастырю, другая – к бухте. Вскоре все заволокло туманом, и три жрицы словно бы бесследно растаяли.

Замок Дунсинан близ Перта.

Конец апреля.

– Воистину это лучший из замков в Альбе, – учтиво сказал Гарольд. Комплимент был весьма двусмысленный для тех, кто видел лондонский Тауэр, не говоря уж о замках на континенте. Но Маэль Колум там никогда не бывал, и согласился с английским гостем. Впрочем, в замке он ценил вовсе не красоту.

– Мак Бетад укреплял его все эти годы. И если б у него хватило ума не выводить войско в поле, а запереться здесь, не знаю, удалось бы мне его взять.

Мак Бетад укреплял Дунсинан с самого начала своего правления, и превратил его в мощную крепость, господствующую над Пертом, столицей Альбы. Впрочем, если Дунсинан, пусть и с оговорками, можно было назвать настоящим королевским замком, для Перта имя «столица» звучало слишком громко. С точки зрения Гарольда, это был жалкий городишко, и даже кичливые скотты не стали бы здесь с ним спорить. Они не любили жить в городах. Причина, по которой короли Альбы держали столицу именно в Перте, была очевидна – рядом с городом находилось аббатство Скон, в котором хранилось главное сокровище страны. Не золото, не драгоценности, даже не рака с мощами почитаемых святых, а грубый валун, неотделанный камень. Однако лишь тот, кого короновали на Камне Судьбы, мог считаться законным правителем Альбы. Последним из королей, чье право на престол было освящено Сконским камнем, был Лулах, пусть он и соблюл этот обычай, по всей вероятности, лишь повинуясь чужой воле. И хотя все признавали за Маэлем Колумом право на месть за отца, без коронации в Сконе по обычаю предков он считался бы просто узурпатором. Череда королей, признававших святость этого ритуала, уходила во тьму веков. Аббат Дунстан, посещавший королевский замок, рассказал Гарольду, в чем заключалось священное значение камня. (Аббат обучался в монастырской школе в Англии, и знал язык саксов.)

Сей самый камень, говорил он, был под головою патриарха Иакова, когда видел тот сон о лестнице, что касалась неба, и ангелы восходили и нисходили по ней. И в ту же ночь получил Иаков пророчество от Господа, что земля, где он лежит, будет дана ему и потомству его. И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его себе памятником, и возлил елей на верх его. И сей камень, что помазан был елеем, и есть камень, хранящийся в Сконском аббатстве, и оттого миропомазание происходит непременно на нем.

Каким образом камень попал из Святой земли в королевство скоттов, аббат Дунстан поведать не мог, но Гарольд уже имел некоторое представление об особенностях кельтского воображения, и не настаивал на объяснении. Сына и посланника графа Годвина и так уже недолюбливали, не хватало еще обзавестись врагами в лице представителей церкви.

Аббат и нынче был здесь, чтобы сообщить о подготовке к коронации. Запись о ней, безусловно, должна быть сделана в анналах аббатства Скон.

Скотты, в отличие от ирландцев, не испытывали такого преклонения перед книжной ученостью, и не стремились записывать все подряд, включая вещи самые незначительные. Однако деяния королей, начало и конец их правления, были слишком важны, чтоб не упомянуть о них, и пусть Альба не изобиловала грамотными людьми, в монастырях имелись люди, обладающие достаточными познаниями, чтоб написать об этом.

Так повествовал аббат, сидя у очага, пока появившийся слуга не прошептал что-то на ухо молодому королю.

Маэль Колум поднялся с кресла, покрытого волчьей шкурой.

– Дражайшие гости, я получил некое известие, и должен ненадолго вас оставить, чтоб выслушать его. Святой отец, надеюсь, ты развлечешь мудрой беседой нашего друга сассенаха, пока я не вернусь.

– Маэль Колум – юноша учтивый и благородный, – заметил аббат Дунстан – черноглазый, горбоносый, с кустистыми бровями и обветренным лицом. Тонзуру он не выбривал – ее уже заменила лысина. – Такой же, как Мак Бетад.

Гарольд не ждал подобных сравнений, особенно от приближенных Маэля, и удивленно поднял брови. Спросил: – Ты хорошо знал Мак Бетада?

– Конечно. Я и соборовал его, а теперь вот буду участвовать в коронации его преемника.

– Так Мак Бетад умер здесь? – Гарольд слышал, что Мак Бетад скончался от раны, полученной в битве с Маэлем и его сторонниками, но не знал подробностей.

– Нет, в Сконе. В аббатство он приказал себя доставить после битвы, дабы почить в мире. Ибо он был подлинным христианином, и деяния его были угодны Господу.

Гарольд не стал уточнять, о каких таких деяниях идет речь – убийстве Доннкада? Или, может, Гилла Коэмгайна? Ясно было, что Дунстан, как священнослужитель, имеет в виду деяния вполне определенные: строительство церквей, вклады в монастыри, паломничество в Рим.

– Говорят, ваш король Эдуард тоже очень благочестив? – полюбопытствовал Дунстан.

– Очень, – кратко отозвался Гарольд.

Неужели аббат столь оторван от мирской жизни, что не слышал о противостоянии между Эдуардом Исповедником и Годвином Уэссекским? Хотя кто их, этих скоттов, разберет.

По правде, Эдуард был благочестив еще более, чем Мак Бетад. Последний, по крайней мере, до того, как отослал жену, не вел жизнь монаха. Впрочем, не шибко это ему помогло.

Но у Эдуарда нет даже приемных сыновей. Отсутствие прямого наследника Уэссекскому дому скорее выгодно.

Беда в том, что так же думает и Гильом Незаконнорожденный.

Мысли Гарольда вернулись в привычную колею, и он перестал прислушиваться к тому, что вещает Дунстан. Было однако в речах аббата нечто, царапнувшее сознание. Безусловно, не то, что он, отдав последнюю дань Мак Бетаду, стремится отдать первую дань Маэлю Колуму. Тут дело понятное и обычное. Но содержалось в его словах нечто важное…что же?

Маэль Колум тем временем поднялся в светлицу, где у двери стояла вооруженная охрана. Маэль озаботился, чтоб воины здесь были не из Каитнессов и не из Атоллов.

Леди Брид прибыла совсем недавно, но успела привести себя в порядок, и сейчас ничем не напоминала босую жрицу, в ночи творящую чары над котлом со странным варевом. Ее волосы были тщательно убраны под белоснежную вдовью повязку. Платье из тонкой крашеной шерсти и башмаки из мягкой кожи, украшенные серебряными цепочками, могла себе позволить только женщина самого высокого сословия.

Но все женщины – от королев до рабынь – занимаются домашним рукоделием: ткут, прядут, шьют. И всякая женщина доброго нрава не расстается с прялкой даже в дороге. Когда Маэль Колум вошел, леди Брид пряла, сидя на скамейке под окном. При виде сына она не встала, лишь отложила прялку. Но молвить первое слово Маэлю она не дала.

– Я знала, сын мой, что ты непременно пришлешь за мной, чтоб я прибыла на твою коронацию. Но отчего же меня держат под стражей?

– Для того, матушка, – холодно ответствовал Маэль Колум, – чтобы не подстроила ты в Дунсинане нового смертоубийства.

Если он собирался этим заявлением смутить леди Брид, то просчитался.

– А еще нас, женщин, называют болтливыми, – спокойно сказала она. – Каитнесс – хороший юноша, но не умеет держать язык за зубами.

– Значит, ты не отпираешься, что велела ему убить Лулаха?

– Ради твоего же блага.

Маэля передернула. С раннего детства он слышал от матери эти слова. Он не сомневался, что леди Брид говорит искренне. Но он уже не ребенок, он король, и сам способен решать, что ему на благо, а что нет.

– Разве ты не понимаешь, что от него обязательно нужно было избавиться? – продолжала она, – почти слово в слово с сассенахом.

– Нужно. Но не теперь.

– Именно теперь.

Странно, сассенах, чужой человек, понял его, а мать отказывалась принимать разумные доводы. Потом Маэль догадался.

– Ах да, я уже слышал эту чушь про канун Бельтана.

Обвинение в убийстве не вывело леди Брид из себя, а вот «чушь» заставила возвысить голос.

– Не кощунствуй!

После непродолжительного молчания Маэль Колум произнес:

– Значит, то, о чем болтали в Атолле – правда. Ты одна из тех, кто поклоняется Гекате в горах и на пустоши Форрес, варя в котлах жаб и змей.

– Не рассуждай о том, чего не понимаешь, – с презрением сказала она. – Только благодаря нам еще держится порядок в Альбе, когда короли не соблюдают древний обычай.

– Какой обычай?