Город под созвездием Близнецов

Трутся тела, высекая огонь.
Мера влечения – «карточка с чипом»
Для откровенных и скрытных тихонь.

Плавность движений длиннее и глубже.
Битва без жертвы с обеих сторон.
Танец стирает границы поуже,
Чтобы извлечь изумруды с корон.

Яблоки. Сливы. Вода ключевая.
Стянуты кудри к макушке узлом.
Сколько ни мойся, а суть озорная.
Или же «вредность» смеётся творцом?

Не люблю сокращать слова

Не люблю сокращать слова,
Не по нраву плодить уродцев!
Пусть растут, как весной трава,
У коленей дворов-колодцев.

Не считаю возможным рвать
Имена островов старинных.
Город вправе на них звучать
Всей октавой, протяжно, длинно.

Кто-то скажет: «Минут – в обрез!
Столько дел! А слова мешают…
Крутит лишними гласными бес,
Оттого человеки страдают».

Я ж иду по проспектам, любя
Петербург с его гордостью хлёсткой,
Диафрагмой морской трубя,
Чтоб вода не казалась плоской.

Я ж иду в поднебесьях крыш
И мурлычу трёхцветной кошкой:
«Не бежит по канату мышь,
Значит, жизнь не с пустою плошкой».

Я ж плету ворожбой стихи,
Чтоб творить из страстей романы —
Буйно-ветрены и лихи
Да никем до слогов не рваны.

А время…

Читаем мы время по плитам гранитным,
По согбенным аркам и выспренным шпилям,
По ценности ваз и стихам «монолитным»,
Написанным прошлым – не просто, а «штилем».

Читаем мы время в прозор афоризмов,
Смешав для порядка Эзопа с Сократом,
Играем, как в теннис с подачи софизма,
И ждём за труды эти – свыше – зарплату.

Читаем мы время по красным дорожкам
И лицам «дежурным» в запале софита.
А время мурлыкает белою кошкой
И кучей гостей, той, что лапой намыта.

А время горланит смешным ребятёнком,
Как крейсер, плывущий по морю – по луже,
Поёт птичьим полем – рассветно и звонко —
Сквозь лето и осень до вьюговой стужи.

А время нам пишет дождём и ростками,
Прожилками вен и цветением вишни.
А время живёт только в нас или нами,
И громкие фразы в нём суетны… лишни.

Картины забытой лёгкости

Чёрным лебедем пел саксофон,
Затерявшись без пары на сцене.
Падал снег среди нот и колонн —
Белой птицей, подбитой на пене.

И уже не взлететь среди льдин —
Одного не выводят под небо.
Для чистилищ возьмут клавесин
Поминальной осьмушкою хлеба.

Но хрипит саксофон изо тьмы,
Не желая с любовью расстаться.
В ней по-прежнему слышится «Мы…»,
А за целое хочется драться.

И колотят в софиты крыла,
Не давая усмешкам прорваться.
Говорят, жизнь вино разлила,
Чтоб о кровь лебедей не мараться.

Ночь стирает ступени к каналам

Ночь стирает ступени к каналам
И сжимает в ладонях мосты,
Чтобы снег покрывал город валом,