«С ума сшедшая»

За стенкой снова что-то громыхнуло. Наверно, Муся с расстройства перевернула журнальный столик.

Любимая игра Муси – «рассеянность». Она забывает выключать свет в прихожей. Поставит чайник на плиту и уйдёт в ванну отмывать раковину. На половине творческого пути «по приданию чистоты фаянсовому изделию» вдруг зацепится умом за какую-нибудь строчку нового произведения и на полчаса исчезнет из жизни. Вернуться в наш мир ей часто помогают пожарные, медики, милиция, а один раз даже МЧС.

Муся тогда в состоянии лёгкого поэтического опьянения вышла на балкон за бельём. В эмоциональном порыве на высокой ноте вдохновения дёрнула простыню и оборвала верёвку. Зачем она полезла на детский стульчик, который ещё со времён её сопливого агуканья стоял на балконе, Муся ответить не смогла ни, примчавшейся после спасения «мчеэсниками», матери, ни самим сотрудникам МЧС, ни Лейке. В общем, Муся забралась на стульчик, потянулась с оборвавшейся верёвкой к торчавшему из стены крюку, покачнулась, а поскольку роста была не малого (Мусю иначе как поэтическим маяком в доме никто не называл), перелетела через перила балкона, зацепившись платьем-парашютом за все возможные неровности на перилах. Картина для жителей дома была та ещё. Муся свисала со второго этажа с задранным до пояса платьем, одной рукой держась за перила другой за верёвку, и то бубнила что-то типа «мамочка, я больше не буду», то повизгивала «спасите кто-нибудь», то с выражением читала Маяковского про «флейту водосточных труб». Муся всегда декламировала Маяковского в трудных жизненных ситуациях. Конечно, её мог снять с балкона любой мужик, проходивший мимо дома, и они пытались помочь бедной дамочке в сиреневых трусиках, но Муся категорически не отпускала перил балкона и веревки. В тот день ей вызвали и МЧС, и медиков. Когда бедную поэтесску сняли с балкона и передали в надёжные руки Лейки, Муся, прижимаясь к её плечу, то плача, то икая, тараторила, что перед «повешением» надела трусики именно этой приятной цветовой гаммы в цвет сирени, что незадолго до происшествия расцвела под её балконом.

В соседней квартире пару раз звякнули банки, покатился по полу какой-то предмет – это Муся пробиралась к входной двери, чтобы пойти пить чай к Лейке.

Лейка засекла время. Прошлый раз Муся добиралась до своей входной двери минут десять, умудрившись сорвать вешалку со стены. Ей бы нужно было оставить, всё как есть, но Муся взяла молоток и попыталась вешалку приколотить. Руки, не державшие в руках ничего тяжелее шариковой ручки, послушно ударили не по гвоздю, а по пальцам, которые неумело его держали. Муся охнула, затрясла рукой, отступила всего на шаг назад и наступила на хвост любимой собаки Шельмы. Та, недолго думая, вцепилась ей в ногу – не сильно, но неожиданно. Муся дрыгнула ногой в сторону, зацепилась тапкой за длинный подол юбки. Пытаясь освободиться от юбочного плена, начала неловко перебирать ногами и растянулась солдатиком по прихожей от одного угла в другой. Хорошо, шею себе не сломала, но летевшим вместе с ней молотком пробила дверь туалетной комнаты.

За Лейкиной дверью что-то прошелестело. Лейка, натянув халат и тапки, пошла открывать Мусе.

– Не прошло и получаса, – театрально повышая голос, начала выходить из себя Лейка, отпирая замок.

На пороге стояла Верка. Её любимая игра называлась «слушай, Лейка, у тебя нет двадцати рублей». На что Лейка всегда играла роль «палача», лишая Верку вожделенной «поправки с похмелья», предлагая ей несуществующий рассол или водички из-под крана. Верка, скорбно вздохнув перегаром, молча удалялась к следующей соседской двери.

Но в этот раз Верка оказалась трезва.

– Чего тебе? – раздражённо выдохнула Лейка.

Вера была странной женщиной. Далеко за пятьдесят, сморщенное одутловатое лицо, всклокоченная седая шевелюра, но при этом ярко-синие глаза с лёгкой сумасшедшинкой и детская «всеподкупающая» наивность.

Верка часто играла в игру, которая называлась «а разве нельзя?»

Она безо всякого смущения могла разговаривать с людьми любого статуса, кошелька, цвета кожи и роста. Будучи маленькой, всего метр пятьдесят в прыжке, обожала баскетболистов и ходила на все мероприятия местной команды «Черепаха». Она безумно любила детей и воспитала с пелёнок половину дома. Но могла прихватить что-нибудь из съестного без разрешения хозяев, наивно полагая, что раз воспитывает их чадо, то имеет право на какой-нибудь продукт с полки холодильника.

Когда-то давно, ещё до появления Лейки на свет, Верка была замужем.

Однажды, устав от пьянства мужа и побоев, решила его наказать. Она купила большую бутылку водки, нажарила картошки со шкварками, да и напоила «любимого». Правда предварительно сыпанула в водку сонных таблеток.

– А что, нельзя было? – хлопая ресницами и утирая красный нос рукавом, лепетала она в отделении милиции, когда чуть живого мужа нашли на второй день в квартире с дверями нараспашку бдительные соседи.

Верка не просто усыпила благоверного. Она его ещё и сковородкой по лбу звезданула, когда он полусоннопьяный попытался её стукнуть кулаком. В тот момент Верка, видимо, практиковалась в теннисе, а голову мужнину приняла за шарик. Сковородка оказалась чугунной, поэтому вырубила сознание пьяного «мужеподобья» с одного раза. А сама «воительница» ушла к подруге, да там и «заночевала» дня два.

Верку не посадили, потому как муж оказался на удивление крепок лбом или же просто не имел мозга, поэтому не получил даже сотрясения.

И вот сейчас она топталась у дверей Лейки, пытаясь упросить её спуститься вниз на первый этаж, потому что к ней пришёл Андрей Васильевич, мужик хороший и правильный, но одинокий и для неё, Лейки, самый подходящий.

Лейка хохотнула, а потом грубо осадила Верку, послав её туда, где и с фонарём заблудиться можно. «Стерва» вовсю забавлялась над внутренним ребёнком Верки. Лейка эту свою роль любила, лелеяла и доставала из реквизитного чемоданчика регулярно.

Верка шаркала ногами в сторону лестницы на первый этаж, а из соседней двери с грохотом вывалилась Муся, совершено седая.

Лёйка ойкнула и кинулась к Мусе. Она втащила Мусю к себе, включила свет в прихожей, охнула и сползла по стене вниз.

Это нужно было видеть.

Муся, от такой реакции Лейки, затянула рассказ:

– Читаю стихи, слышу зовёшь чай пить. Ну я и пошла, а у меня антресоли в прихожей, а там мука, купила вчера по случаю мешок на пять кило, а под ноги-то не смотрю. А там ботинки на коврике сохнут, я запнулась. Лечу, думаю, разобью сейчас лицо об пол, ну и схватилась за косяк двери кухонной, а он, помнишь, хлипко держался, ты всё говорила, приколоти. Я его с гвоздями и вырвала. Летим вместе. Думаю, ладно не убьюсь, антресоли косяк задержат, я на нем и повисну, а он, зараза, прямо гвоздем да в мешок с мукой. Распорол его, и мука, как первый снег, ровным слоем тело моё, растянувшееся по полу, и усыпало. Ну, я поднялась да в ванну, думаю, умоюсь, не в муке же к тебе идти? Кран, видать, сильно рванула, и фонтан воды на меня. Вот стою пельменя пельменей, думаю, идти к тебе за помощью или опять «мчеэсников» вызывать?

Лейка от хохота разогнуться не могла, сидела, скорчившись в прихожей, и тихо подвывала, уливаясь слезами, представляя картину полёта Муси с дверным косяком.

Через двадцать минут Муся, намытая и начищенная в Лейкиной ванной, пила чай с остатками сушек и мурлыкала себе под нос – «перемен, требуют наши сердца…»

Лейка прибирала ошмётки теста в прихожей и улыбалась воспоминаниям.

Работала она по-молодости в одной компании. Компания производила косметику, нанимала за честное слово консультантов и пускала их в свободное плавание бизнеса. Лейка тогда играла в «бизнесвумен». Правда, офис они с подругой снимали в старом деревянном доме. Две комнатки, сени, в одной из комнат подполье.

– О, и холодильника не надо, – решила сэкономить спонсор Лейки – Светка.

Спонсор – это громко сказано. Спонсорила Светка не деньгами, а советами, как бизнес вести и не прогореть в первые три дня. А вы что подумали?

В общем, закупились, офис открыли, людей позвали разные вкусности пробовать. Проработали неделю. За это время пару раз с подружкой поругались. Подполье, будь оно не ладно, прикрывалось крышкой, как и положено, но Светка постоянно забывала его закрывать.

Вот и в тот день видимо забыла. Народу набежало за косметикой уйма. Лейка закрутилась так, что себя не помнила. Радовалась прибыли, строила планы, играть в косметолога нравилось. А тут, как назло, на полках закончились кремы, и Лейка побежала к подполью, доставать очередную коробку. В этот момент в офис зашёл интересный мужчина, да ещё и один. Что-то стал спрашивать у Светки. Лейка загляделась.

Голова на мужика повёрнута, ноги автоматически бегут к подполью.

Ииии… ухухухух… ёй-ёй… со всего маху в подполье. В обморок не падайте. Подполье было не глубоким, но одна нога Лейки оказалась на полу над подпольем, а вторая застряла между ступеньками в подполье. Руками зацепилась за края «чёрного квадрата» и повисла. Висела Лейка и орала, сначала от страха «помогите», потом от ужаса «Светка, беги сюда, никого не подпускай».

От ужаса, потому что джинсы, новые синие джинсы, джинсы, так красиво обтягивающие Лейкину задницу, лопнули на самом интересном месте.

А на голове Лейки красовалась белая масса крема. Тюбик, который несла Лейка в подполье, чтобы взять такой же крем и не перепутать, при падении лопнул, разбрызгался и залил не только голову, но и плечи.

Когда Светка прибежала, её чуть инфаркт не схватил, подумала, что у Лейки мозг из головы вытек – не то ещё со страху привидится.

Мужчина тот, интересный, Лейку тоже помогал доставать. На Лейку не запал. Расстроилась. Не удался день.

После того случая Лейка ещё немного поиграла в консультанта и ушла восвояси. Так что обсыпаться мукой? Да ерунда это.

Муся допила чай, довыла Цоя…

– Давай, шлёпай домой, – буркнула Лейка.

– Ты куда? Посиди со мной… – застонала Муся.

Лейка бесцеремонно потянула её за рукав, поцеловала в макушку и выпроводила за дверь. Муся умудрилась по пути к своим дверям удариться об открытый электрический щиток, наступить на хвост соседскому коту и два раза уронить ключ от замка.

Кошка Клава вытащилась из-под дивана и жалобно мяукнула. Лейка хохотнула.

– Что, проголодалась?

Налила ей молока. Кошка Клава всегда пряталась от Муси под диван. Игра в «рассеянную с Бассейной» у Муси получалась лучше всего, и часто, от её неловких движений при передвижении по комнатам в гостях у Лейки, перепадало больше всего именно Клаве.

Слава Богу, все разошлись, подумала Лейка. Пора маскарадиться.

Когда через полчаса во двор вышла стройная изящная брюнетка в длинном бирюзовом платье с безупречным макияжем и очаровательной улыбкой, никто не узнал в ней Лейку.

– День, другой, третий и всё пройдет! – говорила утром мама.