Сокровища Пейрана

– Как оказалось, Рене Сойе получил от меня письмо с приказом явиться в Фонтэнж. Несмотря на то, что это показалось странным всем Сойе, ведь я сознательно оставил их в Пейране хранить наш очаг, они не посмели ослушаться. За старшего в Пейране остался Гийом.

– Но ведь ты не писал! Верно?

– Верно.

– Они спутали твой почерк?.. Или приказ был передан кем-то устно?

– Приказ был передан письмом, написанным, как они решили, моей рукой. И на том письме была печать с оттиском моего перстня, к тому времени уже похищенного у меня, заточенного в каземате Воламбаров. Рене Сойе и его младший сын Мишель тоже были схвачены Грезьяком. Их зверски пытали, думается всё с той же целью, выведать тайну нашего фамильного клада. В их случае к делу подошли ещё более творчески, Рене вынуждали открыть тайну угрожая жизни его сына… Но Сойе не знал эту тайну, и не мог спасти ни сына, ни себя… Потом Гийом получил ультиматум, либо он сдаёт замок на милость Грезьяка и больше никого из людей Пейрана не тронут, либо он получит тела отца и брата расчлененными и осквернёнными, и это станет лишь началом истребления населения этого края. И все смерти будут на совести его, Гийома. И к ультиматуму прилагалось странное письмо опять же от моего имени, мол я вступаю во владение землями Лярок, а Пейран отдаю Филиппу и соответственно Грезьяку, как его законному представителю. И на этот раз посланцы Грезьяка предъявили сам мой гербовый перстень. Оказывается, в эту критическую для Пейрана минуту Жофрей был в замке, это была одна из его вылазок. Старик настоятельно советовал Гийому усмирить боль и гнев, и спасти людей, приняв ультиматум. Тогда он ни словом не обмолвился о моей настоящей роли во всём этом. И Гийом подчинился. Люди покинули замок, оставив его на растерзание Грезьяка, который скоро явился туда лично, чтобы руководить поисками клада…

– Жофрей позволил твоим людям поверить в эту ложь о тебе?! – изумился Андре.

– Он был уверен, что в тот драматический час это был лучший выход, единственная возможность защитить меня и остальных жителей Пейрана… Узнав всё это, я заподозрил, что и с Розаэлями не всё так благодушно, как прежде вещал мне Жофрей. Я с ужасом представил, как слухи о моём, так сказать, обмене с Филиппом дойдут до слуха Жанны… Вот тогда я и узнал, что дела обстоят даже ещё хуже… много хуже…

Рауль схватился за кувшин с молоком, но тут же передумал, решив, что ему жизненно необходимо выпить вина, и извлёк на свет божий небольшую бутыль. Он налил себе пол чарки и, взглянув на Андре, горько усмехнулся:

– А тебе я не дам. Пока не дам. У тебя возникнет желание напиться чуть позже… В любом случае, ты сделаешь это сам, а значит и не сегодня.

– Ты намерен напиться? – усомнился Андре, – Ведь ты призвал к себе Сойе не для того, чтобы он смотрел на тебя на пьяного…

– Всё-то ты понимаешь, даром что выглядишь таким юным… Итак, на чём мы остановились?

– На том, о чём в Пейране не принято говорить, – веско кивнул Андре.

– Точно! Даже у меня нет подходящих для этого слов…

– Тогда давай сухо. Только факты, – и Андре подался ближе, – Ведь это как-то связано с сегодняшним недугом Жанны, верно?

– Ты меня пугаешь, – усмехнулся Рауль, – Такая прозорливость…

– Уверен, этими качествами я не могу похвастать, просто сейчас у меня голова пустая и много времени для размышлений… Итак? Давай же покончим с этим.

И Рауль кивнул:

– Примерно за три недели до момента той моей встречи с Гийомом, то есть ещё до сдачи Пейрана и моего пробуждения в доме Жофрея, Розаэли получили приглашение приехать на большой бал в Ротард, бал, который решил дать мер города в честь принца Кордэ, посетившего Ротард на пути в Испайру. Как ты уже можешь догадаться, Розаэлям, графу и Жанне не позволили появиться в Ротарде. Их схватили на пути туда, упрятали в каком-то неизвестном им замке и… Я не знаю, что точно там произошло, но они уверены, что видели меня, слышали, как я говорил с Грезьяком, что я дал своё одобрение на то, чтобы… Жанна была отдана гвардии графа на поругание, а её отца заставили на это смотреть, мол в назидание за то, что он не захотел отдать её мне добровольно. Теперь пусть же… В пересказе графа де Розаэль я… или точнее от имени меня тогда было сказано много изощрённых гадостей…

Воцарилась страшная долгая пауза. Рауль выпил-таки вино, налил себе ещё и снова выпил.

– И об этом Жофрей знал? Утаил от тебя… – решился уточнить Андре.

– Да, – горестно вздохнул Рауль, – Он пытался помочь Жанне пережить это, но его выставили за порог… Он пытался вразумить графа, объяснить, что меня подставили, что я никогда бы так не поступил… Чудо, что его тогда не убили. Но пару крепких затрещин всё-таки отвесили. Узнав обо всём этом, я решил ехать в Розаэль, к Жанне. Жофрей был категорически против. Мы едва не подрались. Наконец, уверовав, что меня более не удержать в постели, Жофрей и Гийом решили помочь мне встретиться с Жанной. В замке Розаэль у нас был доверенный человек… Ты сегодня её видел – Кристин Фларо. Вот с её-то помощью я и проник в покои Жанны, под покровом ночи, сам похожий на приведение. Жанна увидела меня стоящим у её кровати и панически закричала. Тайная встреча сорвалась. Граф де Розаэль, тогда ещё передвигавшийся на двух ногах, ворвался в комнату дочери, за ним ещё десяток его лакеев. А тут перепуганная вся в слезах Жанна и я, стою на костылях, шатающийся, в бинтах, обросший, небритый…

– На костылях?! – невольно вырвалось у Андре.

– Да, ведь Грезьяк отрезал мне все пальцы на ногах, один за другим, перебил правую ногу, и левую руку, да и ожоги и шрамы на теле заживали медленно, ещё требовали бинтов…

– Как же ты вообще добрался до Розаэля?! – ужаснулся Андре.

– Я же сказал, мне помогли. Мой плачевный вид потряс графа де Розаэль, только это и остановило его от того, чтобы не убить меня. Но не остановило Жанну. Осознав, что это именно я, она как с цепи сорвалась, стала проклинать меня на чём свет стоит, обвиняя в том, что именно я виноват в том, что с ней стряслось. Она говорила это, глядя прямо мне в глаза, проклинала, гнала прочь, она заявила, что видеть меня для неё худшая из пыток…