Образ мира в прозе народов Севера

А радость приходит от осознания того, что он не одинок.

Ощущение родства дает ему пес Грехами Живущий.

Единственное во всем стойбище существо, не побоявшееся гнева Маймы.

Грехами Живущий ненавидит людей.

Но он приходит к Илиру, чтобы выразить свое сочувствие, чем вызывает радостный монолог мальчика:

«– Мы теперь будем жить вместе. Вдвоем. Согласен? Я думал, что ты никогда не придешь ко мне и я всегда буду один. <…> Мне хорошо сейчас, и я радуюсь, что не умер» [2;80].

Обратное превращение (из собаки в человека) начнется в сцене охоты.

Сцена охоты исключена в издании 1983 года (издательство «Современник») [2].

Эту сцену (как и ряд других, исключенных из издания 1983 года) мы найдем в издании повести «Илир» 1979 года [3—4].

Илир находит беспомощного замерзающего Майму:

«Волнение распирало горло мальчика, как жадно проглоченный кусок мяса. Илир осторожно, крадучись, отступил назад, посмотрел вокруг. Дернул губами, словно хотел зарычать, но не издал ни звука…» [4;37]

Человек, превращенный Маймой в зверя, не убьет Майму, потому что в Илире осталась человеческая сущность, которая послужит основой для будущего возвращения к человеческому бытию.

Ситуация, когда в ребенке борются зверь и человек повторится в сцене у костра:

«Под утро Майма задремал. Проснулся неожиданно, от непонятного ужаса. Открыл глаза и оторопел: над ним, низко склонившись и показывая зубы, стоял Илир» [4;38].

В этой сцене Майма испытывает торжество от того, что он превратил Илира в собаку.

Но в это время продолжается процесс превращения зверя в человека.

Следующая ступень обратной метаморфозы – обретение надежды Илиром:

«За столом Кривой Глаз начал рассказывать о новой жизни, о новых людях. Догадавшись о страхе хозяина, говорил смело, словно ему с самого начала нравились изменения в тундре. <…>

Илир стоял, зачарованный голосом человека. Сами звуки, интонация, уверенная и восхищенная, вызывали в мальчике смутную надежду на что-то светлое, ожидающее его впереди» [2;105].

Финальная стадия обратного превращения в человека – сцена, в которой Илир гонит стадо оленей на Майму.

Олени топчут своего хозяина, пытавшегося сделать из ребенка покорное животное:

«А мальчик кричал:

– Мама! Голубые великаны! Грехами Живущий! Я больше не собака! Я отплатил за всех!

<…>

– Со… бака!» – прошептал ему в лицо Майма.

Илир отвернулся и пошел прочь. Такое обращение к нему больше не относилось» [2;113].

Особая организация сюжета (прием повторения сходных ситуаций) способствует тому, что семантика отдельных метаморфоз или стадий основной метаморфозы высвечивается более ярко.

Такова ситуация бунта против божеств.

Майма восстает против родовых идолов, которые не уберегли его стадо от Красной нарты.

На бунт решится и самое забитое существо в повести – мать Хона.

Умирает Хон, и оказывается, что его жизнь, его тело не были нужны никому из Великих.

Зачем же Великие допустили его смерть, негодует мать Хона, ведь у нее отнята единственная родная душа?

В сцене бунта Маймы воплощается одна из ступеней роста эгоистического начала в душе героя.

В сцене бунта матери Хона подготавливается переход героини из хронотопа реальности в индивидуально-иррациональный хронотоп.

Сцена сумасшествия также будет повторена в повести дважды.

Псевдо-сумасшествие Едэйне воплощает волевую метаморфозу личности, пытающейся изменить свой статус в мире, надругаться над Небом, если оно надругалось над человеческой жизнью.

Сумасшествие матери Хона – это также метаморфоза – выпадение из обыденности в мир счастливых грез.

Но здесь уже не участвует воля самой героини, как это было в случае с Едэйне, поскольку слишком поздно начала сопротивление своему мужу-нылеке (оборотню) мать Хона.

Дважды в повести человек спасает жизнь человеку.

Майма спасает замерзающего Илира, чтобы не дать ему умереть легкой смертью.

Илир спасает хозяина, чтобы не дать себе превратиться в зверя [4].

Дважды в повести человек будет поставлен в ситуацию выбора: убить ли ему того, кто может причинить ему вред?

Но дважды дарует жизнь.

Илир оставляет жить Майму, повинуясь своему человеческому сердцу [4].

Майма не убьет Кривого Глаза по расчету:

«Нельзя, потому что, как знать, старик мог заранее объяснить людям новой жизни, как проехать в эти места» [2;104].

Для более четкого высвечивания главной метаморфозы повести особенно важна повторяющаяся ситуация в эпизодах, где олени несутся неуправляемой лавиной.

В первом из этих эпизодов Илир становится псом.

Во втором – из пса превращается в человека.

Не только время, ритмические повторы ситуаций, работают на воплощение принципа метаморфозы, в повести эту роль выполняет и особое пространство.