Не надо, чтобы и Рика уволокли в камеру из-за меня.
Не знаю, откуда у меня взялись силы вывернуться из его объятий. Я ожидала, что меня тут же схватят и уволокут, но вместо этого за спиной все так же неуверенно прозвучало.
– Барышня, извольте пройти к дознавателю.
Барышня? Извольте? Да что происходит? Почему все ведут себя так, будто к ним не иначе как сам император заглянул и устроил выволочку? Я заглянула в лицо Родерика, как будто он единственный мог мне ответить.
Он улыбнулся, карий взгляд согрел куда лучше волшебного пледа.
– Все будет хорошо, Нори. Иди. И возвращайся.
– Но…
Он сжал мою кисть, ободряя.
– Все будет хорошо. Я дождусь тебя и заберу отсюда. Обещаю.
– Заберешь? – пролепетала я.
– Тебя выпустят. Иди и ничего не бойся.
Выпустят? Я окончательно перестала что-либо понимать.
– Как?..
– Расскажу, когда вернешься. Иди. Формальности придется исполнить.
Кто-то снова подхватил меня за локоть, повлек прочь. Я не вырывалась, слишком ошарашенная, чтобы сопротивляться.
Глава 11
Я огляделась, приходя в себя. И первым, кого увидела, оказался Бенедикт. Понадобились все силы, чтобы не броситься на него, не вцепиться в горло. Сидевший рядом с ним мужчина, очень на него похожий, хоть и не такой угловатый, потянулся к магии, и я обнаружила, что сама готова сплести заклинание. Заставила себя выпустить потоки. Выпрямила спину, вздернула подбородок. Совершенно не к месту подумалось, что в заключении мой белоснежный парадный мундир превратился в тряпку, которая выглядит так же жалко, как и я. Третьим, то есть четвертым, если считать меня, в кабинете оказался уже знакомый мне дознаватель, господин Ашер.
Родерик сказал, что я здесь лишь для завершения формальностей. Он не стал бы меня обманывать. Но тогда для чего здесь Бенедикт? Вид у него был не ахти. Бледный, осунувшийся и перепуганный. От былой надменности и следа не осталось.
Зачем он здесь? Зачем здесь я? И кто-нибудь, наконец, объяснит, что происходит?
– Лианор Орнелас, – соизволил обратить на меня свое внимание господин Ашер. Вид у него был, словно он лимон целиком сжевал. – Произошло недоразумение. Как выяснилось, на барона Вернона никто не покушался.
Отлично, просто отлично.
– Рада за него. Но, может быть, стоило это выяснить до того, как волочь меня в каталажку? – не удержалась я. Прикусила язык, но было уже поздно: дознаватель скривился еще сильнее, взгляд Бенедикта полыхнул ненавистью. Да уж, ничему меня жизнь не учит.
– От лица уголовного сыска и себя лично приношу вам извинения. Вы свободны, – отчеканил Ашер.
Только бы не сказать ему, что он может сделать со своими извинениями; и не предложить посидеть в карцере для расширения кругозора. А то меня снова туда упекут, в этот раз за оскорбление властей. Хватит и того, что старший барон – а никем иным этот седовласый мужчина быть не мог – смотрит на меня с откровенной неприязнью. Да уж, умею я наживать врагов: был один, точнее, двое, стало четверо. Остается только надеяться, что для дознавателя я слишком мелкая сошка, как и для старшего барона.
– Кроме того, согласно закону, барон Бенедикт Вернон, вольно или невольно оговоривший вас, должен заплатить штраф в вашу пользу.
«Невольно», как же! Мышьяк в мой карман тоже невольно прыгнул?
– Пусть засунет…
Я осеклась. Нет. Сейчас мне хочется просто убить Бенедикта, и неважно, что за это я снова окажусь в камере, теперь уже по делу. В таком состоянии нельзя что-то решать. Лучшее, что я могу сейчас сделать – забрать свои вещи, забиться в какую-нибудь нору, хоть в свою комнату в общежитии, и никого не видеть и ни с кем не разговаривать, пока не приду в себя.
– Благодарю вас, господин Ашер, – выдавила я, старательно не глядя на отца и сына. – Вы сказали, я могу идти?
– Да, когда вам принесут ваши вещи. Что касается штрафа – барон пришлет вам чек.
Который мне очень хочется запихать Бенедикту в глотку прямо сейчас. А потом оторвать ему голову и засунуть туда, чем он думает на самом деле.
Хватит! Надо радоваться, что друзья смогли убедить дознавателя в моей невиновности.
Но радоваться не получалось. Несмотря на то, что душу мою сейчас переполняла благодарность к Родерику и Оливии, одновременно глаза застила ненависть.
– Лианор, я тоже должен извиниться… – проблеял Бенедикт.
Окажись мы сейчас один на один, я убила бы Бенедикта голыми руками, и плевать на последствия. Сейчас меня останавливала лишь мысль о Родерике, ждущем за дверью. Я не могу пустить прахом усилия моих друзей, а поэтому придется быть вежливой.
– Можешь не утруждаться. Я не приму твоих извинений.
А о том, как ему отомстить, не вляпавшись в новые неприятности, я подумаю потом. Когда остыну.
– Ах, ты… – вскинулся Бенедикт и осекся, когда отец положил руку ему на плечо.
– Этого следовало ожидать, – сказал старший Вернон. – Сам доигрался.
Дознаватель протянул мне несколько листков.
– Ознакомьтесь с этими документами и распишитесь.
Обрадовавшись, что появилась причина не разговаривать с баронами, я взяла бумаги. И чем дольше вчитывалась, тем сложнее было сохранять спокойствие. Я хихикнула. Еще и еще раз.
– Лианор, вам плохо? – поинтересовался дознаватель.
– Мне просто замечательно, – выдохнула я, давясь смехом. – Так старался, обгадился в прямом смысле – и все зря!
Бенедикт вскочил, но старший сжал его плечо.
– Всего доброго, господин Ашер. Прощайте, Лианор. Не могу сказать, будто рад знакомству.
Он выволок сына за дверь. Я хихикнула в последний раз и обнаружила, что ненависть моя исчезла. Ненавидеть можно равного или того, кто сильнее, но это ничтожество можно только презирать. А вот с мозгом этой затеи я бы поговорила… Но это тоже потом, когда я смогу мыслить здраво.
В кабинете появился молодой человек в форме стражи с моей сумкой в руках.
– Проверьте, все ли на месте, и распишитесь, – сказал он.
Заглядывать внутрь я не стала – все равно по-настоящему ценной для меня была сумка, а не собранная из лоскутов запасная рубаха и теплые носки. Я усмехнулась, вспомнив о них – дорога ложка к обеду, еще полчаса назад они бы здорово мне помогли, а сейчас…