
Лиса в аптечной лавке
Что ж, еще одна причина держаться от него подальше.
Вернувшись в прихожую, я задвинула засов на двери. Вот так. Заклинания, может, и пропустят, а дверь – нет. Снова глянула в сторону левого крыла дома.
Нет. Здесь до утра возиться придется. А мне еще надо перешить, отполоскать и развесить хоть один корсаж, чтобы была одежда на завтра. С юбками проще – они все с разрезами по бокам и на завязках, легко сядут на любую талию.
И все же я заколебалась. Сейчас, когда весь дом сверкал, оставлять нетронутым разгромленное помещение казалось неправильным. Когда еще я смогу им заняться? Завтра с утра надо будет попытаться добыть денег, а потом – еды. Найти рынок или лавку, на это понадобится время. Еще придется разобраться со множеством вещей по хозяйству.
Взять хоть ту здоровенную печку на кухне. Наготовить в ней можно на полк, но сколько же дров ест этакий монстр и где их взять? В доме я дров не нашла. Свечи, опять же. Спички… если в этом мире уже изобрели спички. Что еще? С ходу и не сообразишь.
Надо будет составить список, вот только ручки у меня тоже нет. Наверняка перья – хорошо бы металлические, а не гусиные – есть в лаборатории, просто я их пока не нашла. Но чернила за десять лет, скорее всего, высохли или испортились. Интересно, изобрели ли карандаши, и, если да, пользовался ли ими хозяин дома…
Голова кругом идет от всего этого, честное слово!
Если выделить полдня, чтобы разобрать этот разгром, не получится, буду есть слона по кусочкам. Я принесла к дверям метелку, совок и мешок – складывать мусор. Подмету, заодно и разберусь, что можно починить, а что испорчено безвозвратно. Но сперва нужно перешить и постирать одежду, чтобы успела просохнуть.
В вещах хозяйки дома нашлась корзинка с рукоделием, и, пока не стемнело, я почти переделала один корсаж.
На самом деле работы было немного. Отпороть обтачку у застежки на спинке, подпоров немного обтачку горловины и подгиб по низу. Сшить половинки, заодно убрав лишнюю ширину. Подшить горловину и низ. Излишки ткани на переде собрать в рельефы, не забывая, что часть ширины уйдет в новую застежку. Разрезать перед на две полочки, пришить отпоротую со спинки обтачку – по длине ее пришлось надставить подходящими по цвету лоскутками, – не забыв планку, чтобы не светить нижним бельем, если при движении края застежки чуть разойдутся. Может быть, эта предосторожность была излишней, крючки шли довольно часто, но я решила не рисковать.
Дома, с машинкой, я управилась бы за час, бо́льшая часть которого ушла бы на примерку и сметывание. Здесь я провозилась весь остаток вечера и все равно не успела до сумерек, отложив работу, лишь когда в полумраке заболели глаза вглядываться в мелкое рукоделие.
Решив, что сами крючки я пришью утром, я выполоскала и отправила сушиться и этот корсаж и заторопилась вниз прибраться хоть чуть-чуть, пока не стемнело окончательно.
Через некоторое время стало ясно, что все не так уж плохо. Вырванные дверцы я смогу повесить сама, нужно будет лишь переставить петли, а для этого прикупить завтра отвертку и шурупы… Интересно, здесь есть хозяйственные магазины? Посуду, конечно, из осколков не собрать, но какая-то часть осталась невредимой, и для начала мне этого хватит, а там видно будет.
Это «там видно будет» неимоверно раздражало. Я чувствовала себя новорожденным младенцем – да в этом мире я и была новорожденным младенцем, не знающим элементарных правил. Может, Люция права и я в самом деле не способна о себе позаботиться?
Я прогнала упадническую мысль: в конце концов, и в наш мир человек приходит, не зная ничего. Справилась же. И тут справлюсь. Просто от усталости расклеилась.
В самом деле, после ванны и ужина стало легче. Прорвусь. Завтра будет новый день, а пока что стоит последовать совету соседки насчет «сна красоты». Я перестелила кровать, совсем неширокую по нашим меркам. На комоде с постельным бельем, похоже, было то же заклинание, что и на белье нижнем: ткань не пожелтела и не задохнулась за прошедшие годы.
Спустя какое-то время я обнаружила, что не могу заснуть, несмотря на усталость. То ли нервы никак не могли успокоиться после всего, то ли из-за нового места – нет, «приснись жених невесте» я точно здесь загадывать не буду! То ли потому, что пуховая перина все же не ортопедический матрас. Никогда я не была сторонницей возврата в «старые добрые времена», как, наверное, и любой человек, знающий историю медицины.
Что ж, без толку грустить о том, что я уже не смогу изменить. Повертевшись с боку на бок, я спустилась на первый этаж. В лунном свете, льющемся из окна, и мягком мерцании зачарованного шкафа прошла через аптеку в лабораторию-кабинет: там, я помнила, было светло и без свечей. Подберу себе что-нибудь почитать на ночь. Что-нибудь поскучнее, чтобы от формулировок в сон клонило.
Оказалось, рассеянный свет лился с потолка. Не слишком яркий, и все же его хватало, чтобы читать. Я начала изучать корешки, взгляд выделил тоненькую в сравнении с соседними книжку. «Магия, упражнения для самых маленьких. Пособие для родителей и воспитателей», – гласило название.
Глава 10
Не удержавшись от любопытства, я сняла ее с полки. Пролистала вводную часть, где занудно и многословно рассказывали, как важно с самого раннего детства сформировать у ребенка правильные представления… и так далее и тому подобное. Все то же самое можно было уложить в пару строк, но, видимо, в этом мире, как и в нашем, краткость тоже была тещей гонорара. Вот наконец что-то конкретное.
«Светлячок очень радует детей, – гласило описание первого упражнения. – И придает уверенность в своих силах даже самым маленьким».
Я криво улыбнулась. Уверенность в своих силах. Подняла ладонь, как было написано, – словно держа в ней невидимый шар. Пальцы дрожали. Казалось бы, прожила я всю жизнь без магии и дальше проживу. И вообще, я в самом деле поверила, что она у меня есть? Взрослые девочки не верят в сказки. Возомнила себя великой волшебницей!
Сосредоточиться на тепле в солнечном сплетении. Представить, как это тепло обращается в свет. Направить его в ладонь.
Сквозь закрытые веки пробилось сияние. Я открыла глаза и завороженно уставилась на шарик света над своей ладонью. Получилось! У меня получилось! Чудеса в самом деле бывают!
Какой уж тут сон! Не знаю, сколько времени я провела над этой книгой, напрочь забыв про расправленную постель. Пробовала упражнение за упражнением, и получалось так легко, словно на самом деле я давно все это умела.
Впрочем, в каком-то смысле «я» действительно все это умела – сформированные нейронные связи никуда не делись, пусть даже я не осознавала свои знания.
Я остановилась, лишь когда не получилось сделать очередное упражнение. В солнечном сплетении – там, где должно было сосредоточиваться тепло, – словно образовалась черная дыра, в которую проваливались и тепло, и силы. Я попыталась еще раз – и пришлось вцепиться в столешницу, так закружилась голова.
По лестнице я взбиралась, точно старуха, тяжело опираясь на перила и переводя дыхание после каждой ступеньки. Да уж, заставь дурака богу молиться… И все равно, несмотря на невыносимую усталость, хотелось петь и плясать. До сих пор я не понимала, насколько боялась оказаться неполноценной по местным меркам. В магическом мире не уметь управляться с магией – все равно что в нашем не знать, как пользоваться розеткой, компьютером и телефоном. А теперь… теперь я точно справлюсь и с домом, и с аптекой.
Вот только до кровати бы доползти…
По счастью, и это получилось. Я провалилась в сон, едва донеся голову до подушки, – и никакой бессонницы.
Утро, правда, пришлось начать не с магии, а с пришивания крючков к платью. Одевшись, я еще раз осмотрела лабораторию, обнаружив в ящике стола бумагу и что-то, похожее на компьютерный стилус: к ручке был припаян кусочек серебряной проволоки. Не знаю, для чего он предназначался на самом деле, но мне прекрасно заменил карандаш.
Вооружившись письменными принадлежностями, я снова обошла дом, тщательно обследуя все ящики и сундуки. Получившаяся опись меня порадовала. Нашлись и отвертка с шурупами, и гвозди с молотком, и садовые инструменты – покупать придется куда меньше, чем мне казалось вчера. Спички тоже не понадобятся, среди упражнений для детей нашелся и способ создать огонь, сопровождавшийся пространной инструкцией по пожарной безопасности. Осталось только добыть дрова или уголь.
Даже странно, что их не нашлось в доме: может, у слуг и оставалось время вынести что-то ценное до того, как закрылись охранные заклинания, но едва ли кто-то бы стал воровать растопку. Не дороже же она золота, а украшения остались нетронутыми.
Я как раз заканчивала «обход», когда прозвучал «звонок». За дверью оказались соседи.
– Я собираюсь на рынок, прикупить что-нибудь для тебя? – спросила Люция.
– Можно мне с вами? – обрадовалась я. Конечно, я взрослая разумная женщина и все такое, но все-таки в компании знающих людей мне будет спокойнее. – Если, конечно, я вам не помешаю.
Соседка оглядела меня, как мне показалось, с сомнением.
– Хорошо, мы подождем, пока ты переоденешься и возьмешь деньги.
– У меня нет денег, но есть немного украшений, которые я хочу заложить. Вы ведь поможете мне найти ростовщика?
Люция снова помялась.
– Алисия, можно поговорить с тобой наедине?
– Конечно, заходите. – Что бы ни было на уме у соседки, я не узнаю этого, если не дам ей высказаться. Лучше знать, чем не знать. К тому же я могу сколько угодно сомневаться в ее намерениях, но у меня нет другого источника информации об этом мире. – И вы, Айгор, тоже заходите. Правда, у меня нечем вас угостить, но…
– Ничего страшного, – перебил он. – Мы не поесть пришли.
Я провела их в гостиную – по крайней мере, так я определила комнату с роялем.
– Не ожидала, что вы такая хозяйственная, дом просто преобразился, – заметила Люция. – Вашему мужу повезло.
Она бросила быстрый взгляд на сына, которого прямо-таки перекосило при этих словах. Меня, кажется, тоже перекосило, правда по другой причине. Мужу, возможно, и повезло, а мне – не очень.
Нет, конечно, незачем бога гневить, как говорила моя бабушка: окажись я в теле крестьянки, все было бы куда хуже. И все же быть до конца жизни привязанной к человеку, который мне, мягко скажем, не нравится, – так себе удовольствие. Да, Ксандер похож на Сашку, очень похож, и все же – не он. Намного жестче, опасней и… притягательней. И потому мне стоит держаться от него подальше, чтобы не уподобиться мотыльку, что сгорает в пламени свечи, потянувшись к свету.
– Не думаю, что так уж повезло, – чуть резче, чем следовало бы, сказала я. – Ни приданого, ни положения в обществе, ни манер. Не понимаю, зачем я вообще ему понадобилась.
Глаза Люции округлились, а Айгор пропел:
– Не наговаривайте на себя. Ваша красота и кроткий нрав – достоинства, рядом с которыми меркнут все остальные. К тому же ваше происхождение не хуже, чем у мужа.
Кроткий нрав? У меня? Я пожала плечами.
– Красота проходит, нрав портится, когда медовый месяц сменяется буднями, и что остается?
Айгор не нашелся с ответом, и я хмыкнула про себя. Сама-то я ответ знала – то, что видела в семье моих родителей. Не знаю, сохранилась ли между ними страсть, что, наверное, была когда-то, или давно перегорела, но остались взаимное уважение, поддержка и любовь.
– Странные рассуждения для юной девушки, – задумчиво протянула Люция. – Обычно в вашем возрасте мечтают о неземной любви, а не о спокойном тепле семейного очага.
Я снова пожала плечами.
– Возможно. Мне незнакома страсть. – Знакома, еще как знакома, но я вовсе не намереваюсь исповедоваться. – Зато приют научил ценить уверенность в завтрашнем дне. Но все это абстрактное мудрствование. Давайте сменим тему: на самом деле я хотела попросить… В приюте меня не научили разбираться в настоящей стоимости вещей. Не поможете выбрать из украшений что-то не слишком дорогое, но не совсем никчемное? Что-то, что можно обратить в деньги, которых хватит на первое время?
– Конечно, я помогу, пойдем, – проворковала Люция.
Подхватила меня за плечо, заставляя подняться с кресла, и выволокла из комнаты.
– Что ты несешь? – зашипела она. – Что творишь? Если понимаешь, что, женившись на сироте-бесприданнице, Ксандер тебя облагодетельствовал, зачем позоришь себя и его?
Облагодетельствовал, значит… Может, и правда облагодетельствовал. Едва ли тут занимаются социальной адаптацией детдомовцев: выросла, выставили из приюта, и дальше барахтайся, как знаешь. Наверное, потому Алисия и согласилась стать женой человека, который ее явно пугал, ничем другим те обмороки, хоть и притворные, я объяснить не могла.
В самом деле, какая разница: что в приюте защитить некому, что после выпуска, что замужем, но замужем хоть не надо думать, как выжить, – муж прокормит. А что он пугает до полусмерти – так на панели хуже, тут хоть одному продаваться.
– Ты понимаешь, что, сбежав, дала пищу для сплетен о вас обоих? Да, Ксандер придумал отговорку, но кто в нее поверил? У меня в доме лежит уже полдюжины визитных карточек – и все эти дамы жаждут услышать подробности!
– Ну так поделитесь ими! – не удержалась я.
– Я понимаю, что значит репутация в свете, и ради твоей бедной матери постараюсь спасти твою. А ты – просто неблагодарная девчонка!
Может, и так, я-то о благодеянии не просила. Но если с Алисией все в принципе понятно, то зачем этот брак нужен был Ксандеру? Или в самом деле, как я решила вчера, грехи замаливает?
– Или, думаешь, я позволю Айгору связаться с тобой? – не унималась Люция.
Впрочем, не все ли равно, почему Ксандер решил жениться на Алисии? Какие бы у мужа мотивы ни были, я не могу повлиять ни на них, ни на его поведение. А потому нужно думать о том, что делать мне. Для начала – успокоить соседку. В своем мире я хотела бы оставаться с Игорем друзьями, но его угораздило влюбиться. В этом Айгор был мне не нужен, как, впрочем, и любой другой мужчина. Я отогнала воспоминание о поцелуе. Никто не нужен, я сказала!
– Тетя Люция, я замечаю внимание Айгора, и оно меня пугает. Даже если бы я не была замужем, я все равно оставалась бы неподходящей парой для него. Это я прекрасно понимаю, но все, что в моих силах, – не поощрять его. Вы же сами женщина и понимаете, что если мужчине что-то втемяшилось в голову…
– Ну так вернись к мужу! И у Айгора не будет соблазна!
Наврать, что ли, будто муж меня выставил? Нет, каков бы он ни был, возводить на человека напраслину не стоит. И без того вон сплетни пошли… А нечего было жену «воспитывать»!
– Здесь мой дом, вы же понимаете! Память о родителях. В конце концов… – Что бы такое придумать? Ничего в голову не шло, и я просто потупилась с растерянным видом.
Она помолчала.
– Я написала Ксандеру еще вчера, и он наверняка получил письмо. Возможно, ты и права. Стоит дать ему успокоиться, не соваться под горячую руку.
Так, похоже, я все-таки оклеветала мужа, сама того не намереваясь делать. Но объясняться не было ни сил, ни желания.
– Не думаю, что он будет злиться долго. Твой муж страшен в гневе, но отходчив. Дай ему пару дней.
Я кивнула: врать не хотелось, говорить правду не стоило.
– Я могу одолжить тебе немного денег, чтобы протянуть эти дни. Вернешь, когда помиритесь с мужем, – сказала Люция.
Когда рак на горе свистнет! Не собираюсь я с ним мириться! А потому и в долг брать не стану. Берешь чужие и ненадолго, отдаешь свои и навсегда – эта народная мудрость ни разу еще меня не подводила.
– Спасибо, это так мило с вашей стороны, но я не хочу вас обременять. – Показалось мне или Люция облегченно вздохнула? – Я заложу что-нибудь. В доме остались украшения…
– Продать память о родителях?
– Это же не навсегда! Муж поможет мне выкупить, я уверена!
Сама выкуплю, если решу, что стоит это сделать. Но соседке об этом знать необязательно. Пусть думает, что я собираюсь вернуться к мужу.
– Хорошо, – сдалась она. – Давай посмотрим.
Глава 11
– Пойдемте, – пригласила я ее, шагнув на лестницу.
Из гостиной донеслась музыка.
– Надеюсь, вы простите бесцеремонность Айгора, – сказала Люция. – Ему надо чем-то себя занять, пока мы шушукаемся о своем, женском.
– Конечно.
Я была невеликим знатоком, но, на мой вкус, играл он хорошо. Мелодия зачаровывала, звала за собой…
– Наверное, было трудно дать сыну хорошее образование? – спросила я, отгоняя наваждение. – Учитывая все обстоятельства.
– Да, пришлось во многом себе отказывать. Но, в конце концов, разве не долг любой матери – пожертвовать собой ради блага ребенка?
Я не ответила, просто не знала, что ответить. Что я, никогда не имевшая детей, могла знать о материнстве? Впрочем, соседка и не ждала ответа. Задумчиво оглядела комнату, куда я ее привела.
– Надо же, столько лет прошло, а ничего не изменилось…
Да что тут могло измениться, в запертом магией доме?
– Значит, вы понимаете, почему я хочу жить здесь, где все родное.
Странно, но мне на самом деле все здесь казалось родным. Вздумай я сама обустраивать дом – лучше бы не получилось.
– Конечно, понимаю, – вздохнула соседка. – И все же такова наша доля. Посмотри на это с другой стороны: у Ксандера, как и у тебя, не осталось родных. Так что ты сможешь вести ваш общий дом по своему вкусу, а не приспосабливаться к уже заведенным порядкам.
Вот как? Значит, от вечного пугала всех молодых жен – свекрови – я избавлена? Но не слишком ли молод Ксандер, чтобы остаться без родственников? Его родителям должно было быть около пятидесяти, ну пусть шестьдесят, даже для мира без магии – не возраст. Хотя бывают и несчастные случаи, конечно. Вроде того, что произошел со мной.
– А учитывая, как много дел у мужа, и его будешь видеть только по вечерам да в супружеской спальне.
– Как получилось, что он остался без родителей? – торопливо спросила я, отгоняя мысли о спальне.
– Как, ты не… Ах да… – Люция понизила голос. – Эта история наделала немало шума в свое время. Графиня Гилбрайт сбежала с любовником, оставив ребенка отцу.
Что? Это до чего же нужно было довести женщину, чтобы она бросила сына, лишь бы ноги унести?
– А она точно сбежала, а не лежит где-нибудь в безымянной могиле посреди леса? – вырвалось у меня.
– Как ты могла подумать?! – в очередной раз шокировалась соседка. До чего же легко ее шокировать, оказывается. – Ты же такая юная, а судишь, будто испорченная дама средних лет.
А я и есть испорченная дама, немного не дожившая до средних лет. А еще Александр регулярно рассказывал об очередной женщине, попавшей к ним в реанимацию из-за мужа или сожителя. Какая горькая ирония, что он сам оказался таким сожителем. Вот и отец Ксандера вполне мог попытаться скрыть несчастный случай – и успешно, судя по всему.
– Свет гудел несколько лет. Он писал ей, что готов дать развод, но она отказалась. Хотя, – Люция понизила голос, и в нем появились те интонации, с которыми говорят о чем-то пикантном, – факт прелюбодеяния был налицо…
«Хотите выставить себя потаскухой, а меня – рогоносцем?» – вспомнилось мне. Так вот почему муж так взбеленился, когда я заговорила о разводе! Как у нас в старые времена – только если доказана измена или муж до свадьбы скрывал, что не способен к супружеской жизни.
Да уж, вот было бы весело! Особенно учитывая, что он вполне себе способен… Тьфу ты, все мысли в одну сторону! И я ему не изменяла, да и не собираюсь – есть дела поважнее и поинтереснее, чем поиск приключений на… шею.
Ну и воспоминания, связанные со всем этим, у Ксандера наверняка не из приятных – но тут уж я ему ни в жилетки, ни в психотерапевты не нанималась.
– Графиня с любовником уехали за границу. Какое-то время слухи о них еще доходили сюда, а после след затерялся. Но поскольку развода не случилось, а расследовать, жива ли она, граф Гилбрайт не стал, он так и не женился. – Она покачала головой. – Зря. Может, нашлась бы та, что отогрела его сердце.
Интересно, у Ксандера характерец в отца или он такой сам в себя? Или расставание родителей внесло свою лепту? Впрочем, это не мое дело, тем более что он давно не мальчик, а взрослый мужчина. И если взрослый мужчина не умеет держать себя в руках – пусть срывается на ком-то другом.
Хотя, если не врать себе, у него действительно есть причина на меня злиться. Если Люция говорит правду и мое отсутствие утром вызвало сплетни, выходит, я здорово подставила и его, и себя. Действовала бы я по-другому, если бы сразу поняла, что случилось? Трудно сказать сейчас, да и все равно время назад не отмотать.
– С другой стороны, как бы бедняжка уживалась с пасынком? Граф души в сыне не чаял, а норов у наследника всегда был…
Я сладко улыбнулась:
– Но ведь терпение, ласка и смирение непременно смягчат любое сердце?
– Хорошо, что ты это поняла, – обрадовалась Люция. – Думаю, вы помиритесь, а я замолвлю за тебя…
– Не стоит, – перебила я. Добавила, чтобы смягчить впечатление: – Вы сами сказали, что он сложный человек, и не стоит вам… – чуть не сказала «подставляться», – его провоцировать или давать повод думать, будто я жалуюсь на мужа всем подряд.
Вернется – попробую извиниться и спросить, можно ли как-то исправить ситуацию. Конечно, и ему есть за что извиняться, но я привыкла признавать свои ошибки. А там уж решу, как поступить, в зависимости от того, что он ответит.
– Да, ты права, я бы не хотела с ним ссориться. Но тебе тоже не следует давать мужу повод плохо о тебе думать. – Люция коснулась моего запястья. – Надень браслет и никогда не снимай. Даже на ночь.
Я вздохнула. Так и не научилась носить украшения.
– Да, конечно.
Сообразить бы, где я его оставила. Я оглядела туалетный столик. Нет, не здесь. Ладно, ничего страшного. Чужих никого в доме не было, найду, никуда не денется, а сейчас не хочется тратить время на поиски.
– Надену, когда вернусь, – сказала я. – Боюсь потерять, еще не привыкла.
Люция покачала головой:
– Нехорошо, если новобрачную увидят без свадебного браслета.
– Но мы же пойдем на рынок! И меня там никто не знает. Да и в ломбарде не стоит, чтобы узнавали, а то сплетни пойдут еще сильнее, правда? – Я захлопала ресницами, изобразив настолько наивное выражение, на какое только была способна.
Люция покачала головой. В наступившей тишине прожужжала муха, ударилась о стекло.
– В чем-то ты права. Наверное, на самом деле не случится ничего страшного, если ты наденешь браслет, вернувшись домой, – сказала соседка. – Давай посмотрим, что можно заложить.
Я вынула из стенного шкафчика, закрытого магией, шкатулку. Разложила на столе украшения.
– У Надин был вкус, – заметила Люция.
В голосе ее промелькнуло что-то вроде зависти. Зря я показала ей все украшения сразу, надо было сначала отобрать несколько.
С другой стороны, я в любом случае богаче соседки: лучший целитель столицы явно не только за идею работает. Почему-то от этой мысли мне самой стало неприятно. В конце концов, нет моей заслуги ни в том, что чудом сохранились украшения матери, ни в состоянии мужа. Вот появятся у меня свои деньги, честно заработанные собственными руками и головой, – тогда и будет повод для гордости. А пока…
– Да, у нее был вкус, – не стала спорить я.
Трудно спорить о вещах, в которых ничего не понимаешь. Выбрала пару цепочек и кольцо без камня – по крайней мере, на этих украшениях не переливалась разноцветным сиянием магия.
– Странно, что оно осталось здесь, – сказала Люция, указывая на кольцо. – Питер подарил его Надин, и она никогда его не снимала.
Я вернула украшение в шкатулку. Не важно, сама ли она положила его сюда, узнав об аресте мужа, или кто-то снял кольцо с тела. Если хозяйка дома его берегла, стоит почтить ее память. В конце концов, и цепочек на первое время должно хватить. И, наверное, вот этого браслета, из того же серебристого металла, что и мой свадебный, только не гладкий, а с чеканкой…
– Этот лучше не трогать. – Люция забрала у меня из рук браслет, положила в шкатулку. – За платину тебе не дадут настоящей цены, но при этом она останется слишком дорогой, чтобы было легко ее выкупить.
Платина, значит… А я-то думала, серебро. Выходит, и мой свадебный браслет стоит немало.
– Возьми лучше вот это, – прервала мои мысли соседка, протягивая дутое золотое кольцо. – Даже если и не получится выкупить, невелика потеря. Сейчас такие вещи считаются грубыми и безвкусными.
Я не стала спорить. Взяла кольцо и две цепочки, сложила остальные украшения на место – дверца шкафчика, закрывшись, снова засветилась магией.
– Пойдемте, – сказала я, оборачиваясь к Люции. И встретила ее ошарашенный взгляд.
– Ты всерьез собираешься выйти на улицу в этом?!
– А что не так? – Я оглядела себя, расправила складки юбки.
Мало ли, пятно успела посадить или еще что. Нет, все было в порядке.

