Основано на реальных событиях

Ульяна Никитична очень переживала – как там ее кровиночка? Митрич надеялся, наступят холода, вернется в теплую хату. Да где там!.. Ксенька оказалась стойкой девчонкой и терпеливо сносила все невзгоды.

К слову, многие деревенские уже стали понимать правоту ее слов. Фашист вел себя как настоящий захватчик. Местные сокрушались – зря Ксеньку не послушали. Молодая, а права оказалась. Приходили к ним, спрашивали, как найти дорогу к партизанам.

Ульяна крестилась, плевалась и всех прочь гнала. Кричала, что зря на их семью наговаривают – уехала дочка в Минск уму-разуму набираться, а домой вернуться война не дает. Естественно, ей мало кто верил…

В январе 42-го по деревне слух прошел, вроде как схватили Ксеньку фашисты, когда осталась прикрывать отход бойцов, которые уносили раненого командира. Хотела последний патрон для себя оставить, да вышла осечка. Пытали долго, все ребра переломали, груди отрезали да пальцы перебили, требуя дорогу в партизанский лагерь показать, но его девочка стойкой оказалась. Даже имени своего не назвала. Фашисты ее повесили у дороги, чтобы другим неповадно было уходить в партизаны. Митрич с одной стороны гордился доченькой, а с другой сильно горевал.

Немного успокаивало: не совсем был уверен, что это его Ксенька была, уж больно лицо обезображено оказалось. Потому и надеялся – не могла его веселая Ксенька так страшно сгинуть, но у кого спросишь? Не станешь же обращаться за разъяснениями к полицаям, которых в деревне стало видимо-невидимо. Практически все они были из своих, местных. Кто пошел на службу к врагу по убеждениям, кто за деньги продался, а кто из желания отомстить ненавистным соседям, которые когда-то чем-то обидели. Причем, никто не мог сказать конкретно, в чем эта обида заключалась.

Кому на селе не угодила его семья, Митрич так никогда и не узнал. Со всеми соседями жили мирно и дружно. Однако нашелся ненавистный предатель, который доложил – в этом доме с голубым ставнями живет семья командира Красной Армии, а дочка-комсомолка и вовсе в лес ушла. Ранним утром в дверь постучали солдаты карательного отряда и вытолкали их в одном белье, не дав возможности одеться, прикладами на улицу.

Никому не позволили остаться, даже маленькой Олеське. От страха малышка таращила круглые глазенки и не могла даже плакать, только тихо икала. Вместе с ними арестовали еще три семейства. Семью председателя колхоза Осипа Шершевича, который в первые дни войны ушел в партизаны. Затем единственную в районе женщину-комбайнера Алену Дмитриенко, ее двоих детей и старую мать, а также учителя-еврея Соломона с пятилетней внучкой Розочкой.

Последних тут же отправили в гетто, организованное на территории бывшего Мирского замка. Если у остальных слабенькая надежда на спасение имелась, то судьба Соломона и Розочки была предрешена – расстреляют и не поморщатся.

Всех закрыли в холодном и сыром погребе, прежде там хранили колхозный картофель. На допрос не водили, есть-пить не давали. Если бы не сердобольные бабы, каким-то чудом передававшие немного воды и хлеба, умерли бы от жажды и голода. В таком положение они находились неделю, а потом их вывели за село, выстроили у вырытой ямы и принялись читать приказ, где перечислялись мыслимые и немыслимые преступления. Самым главным в них значилась связь с партизанами.

Услышав это, Ульяна завыла в голос: говорила я этой дурочке, сиди дома! Митрич раздраженно толкнул супругу в бок: веди себя достойно! Как же он потом клял себя за то, что не приголубил в последний раз свою Никитичну, с которой три десятка лет прожил в любви и согласии.

Что же до Маринки, то на ее лице явственно читалось – зря сестру не послушала и в лес вместе с ней не ушла! За все время слова не промолвила, лишь Олеську к груди крепко прижимала. Так их потом и похоронили вместе, ибо разорвать объятия было невозможно.

Митрич не переставал сокрушаться, когда вспоминал: грязную работу выполнили свои, местные полицаи. Особенно старался худой и носатый Максим. Не стал даже дожидаться сигнала к началу казни, схватил пулемет в руки и одной очередью всех уложил. Потом сплюнул на землю и ушел пить самогонку. За ним исчезли и все остальные. Они так торопились, что не стали проверять, насколько хорошо исполнили приговор.