– Я ужасно выгляжу, да? – спросила она, перехватив взгляд Ангелины Львовны. – Ладно, можешь не говорить, я и так знаю. Аппетита нет, сон пропал, все на нервах… Красота улетучилась.
Она истерически засмеялась.
– Хочешь кофе?
Профессиональный опыт подсказал доктору Закревской единственно правильный выход в данной ситуации: пока не разыгралась истерика, переключить внимание Машеньки на что-то другое.
За кофе беседа перешла в более спокойное русло.
– Мне нравится твой офис, – сказала Ревина, оглядываясь по сторонам. – Он у вас один на двоих?
– Да. Олег Самойленко – мой компаньон. Или партнер. Как правильно?
Машенька смешно наморщила носик.
– Откуда я знаю? Это Ревин – крутой бизнесмен. А я так… домохозяйка. – Она скорчила гримаску, будто собиралась чихнуть, и вдруг заплакала. – Что я говорю? Он ведь ушел от меня. Забрал вещи и ушел.
– Вы что, поссорились?
– Ага. Поскандалили… Знаешь, из-за чего? К нам на квартиру стали звонить какие-то люди и угрожать. Мол, если Данила не одумается, то… Ну, ты понимаешь. Я жутко испугалась! Смешно было надеяться, что все эти штуки с деньгами фирмы пройдут безнаказанно. Холмогоров меня предупреждал.
– Ты рассказала Ревину о звонках? Машенька шумно высморкалась и вздохнула.
– Конечно. Только он, как всегда, отмахнулся. Не лезь, говорит, в мои дела. Тебя это не касается. Как же не касается?! Ведь его убьют, дурака такого! – она снова заплакала. – Камикадзе чертов! И зачем я только за него выходила? Жила бы себе спокойно… Помнишь, мне Гриша Мазуров предложение делал? Была бы сейчас «королевой бензоколонок».
– Кем?
– «Королевой бензоколонок», – улыбнулась сквозь слезы Ревина. – Гриша занимается нефтью и бензином. Очень успешно, между прочим.
Закревская вспомнила упитанного белобрысого паренька, который среди одноклассников ничем особо не выделялся. Кто бы мог подумать, что он так пойдет в гору.
– Разве Гриша ухаживал за тобой?
У Машеньки вмиг просохли глаза. Когда она говорила о своих поклонниках, то вся преображалась. Лицо ее начинало светиться, щеки розовели, а зрачки становились огромными, как у кошки.
– С пятого класса. Ты что, не замечала? Ой, Геля, ты из-за своей зубрежки ничего вокруг не видела.
Ангелина Львовна не обиделась. Во-первых, подруга была абсолютно права, а во-вторых, обижаться глупо.
– Что правда, то правда, – согласилась она. – Кроме учебы и книг меня ничего не интересовало.
Они еще немного поболтали об одноклассниках. Кто на ком женился, кто кем стал, у кого как судьба сложилась. Потом разговор снова вернулся к Ревину.
– За мной мальчишки стаями бегали, – смеялась Маша. – Хоть я и худющая была, как вобла сушеная, и в детстве, и в юности. Но всегда имела успех. И Ревин за мной бегал. А потом… будто с цепи сорвался. Вот ты мне объясни, как врач, что это с людьми делается? Отчего они становятся бешеные?
– По разным причинам.
По лицу Машеньки пробежала тень.
– Не знаю, что за причины такие. Чего моему Даниле не хватало? Он ведь всего достиг, всего добился. И денег, и положения в обществе. У нас же все есть, – шикарная квартира, машина, дача! Отдыхать ездили, куда хотели, покупали, что хотели. Ну, чего еще человеку надо?
– Человек, Маша, сам себя до поры не знает. И своих желаний тоже. Они ему или открываются, или…
– И ты туда же! – взорвалась Ревина. – Вокруг люди как люди – живут, развлекаются, ходят в гости. А некоторые вообразили бог знает что. Себя путают, других путают… Я Даниле говорю: «Ты доиграешься, что нас обоих прикончат. И все! Пышные похороны. Разве мы об этом мечтали, когда женились?» Он посмотрел на меня, как на полоумную. У меня аж мороз по коже пошел. И заявляет: «Мы с тобой, Маша, совершенно чужие люди. Между нами пропасть. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это забыть меня. Вычеркнуть из своей жизни». Я реву как белуга, а он… вещи собирает. Скотина!
Она громко зарыдала, уронив голову на руки.
– Скотина! Скотина…
Ангелина Львовна встала и накапала ей валерьянки в стакан с водой.
– На, выпей и успокойся. Слезами делу не поможешь.
Машенька взяла стакан дрожащей рукой, выпила. Магический шар стоял напротив нее – холодный, прозрачный и равнодушный, хотя за окном вовсю светило апрельское солнце. Ангелина Львовна вспомнила, каким он становился при Ревине: золотистое сияние зарождалось в его сердцевине и переливалось, не достигая поверхности. Интересно, это действительно так или имел место обыкновенный обман зрения? Хотелось бы проверить. Судя по реакции шара, Машенька и ее супруг в самом деле люди разные.
Госпожа Ревина немного успокоилась.
– Данилу вчера чуть не убили, – сказала она. – Снайпер. Ревин как раз выходил из банка. Мне Холмогоров позвонил, рассказал… Представляешь, до чего дело дошло? В Москве покушения на бизнесменов не редкость, но… каждый надеется, что чаша сия минует его. И мы с Данилой так думали. А вчера…
Слезы снова полились из ее глаз. Уже не черные, как раньше, а самые обыкновенные, потому что «несмываемая» французская тушь давно смылась.
– Как это случилось?
– Да как всегда. Данила вышел, и тут у него из кармана что-то выпало, то ли портмоне, то ли…телефон. В общем, не знаю. Он внезапно наклонился, и пуля попала в охранника. Прямо в лоб. Все бросились кто куда… но разве от снайпера спрячешься? Только он больше стрелять не стал.
– Ужас…
– Думаешь, Ревина это испугало? Поехал, как ни в чем не бывало, по своим делам! Даже не напился. Я сдуру решила, что у него нервный срыв, депрессия… Ничего подобного. Звоню вечером ему в гостиницу, спрашиваю, мол, как ты? Может, мне приехать? А он… смеется. Я, говорит, все выполнил, что мне было положено, и терять в этой жизни мне нечего. Так и заявил. Псих!
– Тебе надо уехать куда-нибудь, – посоветовала Закревская. – К родителям, например.
– Только не это. У мамы сердце слабое. Я и так за нее боюсь. Если в новостях про Данилу передадут… Ой, лучше не думать! Она ужасно за нас переживает. Ей Данила по душе пришелся. Она его как сына любит.
– Все равно. Одной тебе в квартире оставаться нельзя.
Машенька кивнула.
– Я к подруге переехала. В Болшево. Там спокойно… Лес, птички поют.
Ангелина Львовна, как могла, успокаивала Ревину. Та наконец устала от слез и жалоб, засобиралась домой.
– Вызову такси, – сказала она. – Я нашей машиной не пользуюсь. Боюсь. Вдруг бомбу подложат? О господи, спаси и помилуй…
Она неумело перекрестилась, достала из сумочки сигареты.
– Много куришь? – спросила Закревская.
– Пачки на день не хватает…