Мертвая неделя

Только тогда поднял голову, но Полина уже смотрела на Мирру, и он так ничего и не понял. Зато Мирра выглядела напряженной, хотя с самого начала делала вид, что в разговоры вступать не намерена. Забавная девчонка. Если Полина привлекала ангельской внешностью, грудным голосом, милой улыбкой и готовностью отвечать на ухаживания, то Мирра обращала на себя внимание противоположным: она явно была одиночкой, сторонилась людей, они были ей неприятны. Почему? Такой у нее характер или видела много зла? Матвей почти не встречал людей, которые были бы такими с рождения просто так. Всегда есть причина. Наверняка есть она и у Мирры.

И имя. Твердое, резкое. Не мягкая Мирослава, ни спокойная Мира. Мирра. Бьющее наотмашь, жесткое, бескомпромиссное. Словно скорлупа, за которой уютно прятаться.

– Потому что я тоже не знаю своих родителей, – сказала Полина. – Меня воспитывала тетя, мамина сестра. Она всегда была скупа на слова и эмоции, поэтому о родителях я знаю очень мало. Точнее, про отца вовсе ничего. Тетя говорила, что не знает, кем он был. Мама забеременела незамужней. И умерла, когда я была совсем крохой.

– Если ты сейчас скажешь, что тоже родилась в Еловом, я подумаю, что вы надо мной издеваетесь, – заявила Мирра, но по тону Матвей понимал, что ей не смешно. Ему тоже смешно не было.

– Нет, – Полина покачала головой. – Точнее, я не знаю. Мое свидетельство о рождении сгорело при пожаре, а в дубликате значится город, где я жила с тетей и ее семьей. Но я точно знаю, что родилась не там. Мы переехали туда, когда мне было два года.

Все трое замолчали, обдумывая услышанное.

– А ты? – наконец спросил Матвей у Мирры.

По ее лицу пробежала тень, он заметил это.

– Я вообще не знаю, кто мои родители. Я росла сначала в детском доме, а потом в приемной семье, – наконец сказала она.

– Супер! – выдохнула Полина, откидываясь на спинку купейного дивана.

Никто из них не знал, чем это всем угрожает, но понимали: их троих выбрали не просто так. Наверняка и Полина, и Мирра тоже значили что-то важное, но только Матвея готовили с детства. Если, конечно, бабушкины сказки безо всяких объяснений можно назвать подготовкой.

– Очевидно, мы все едем туда не просто так, – высказал общее мнение Матвей. – И я не удивлюсь, если все мы родились там.

– Или же едем туда именно мы, потому что у нас нет родственников, в случае чего никто не станет нас искать или поднимать панику, – мрачно добавила Мирра.

Такой вариант приходил ему в голову, но он не хотел пугать девчонок. Никто не назначал Матвея главным, но он чувствовал ответственность за попутчиц. Как минимум потому, что был мужчиной.

– Если кто-то из вас боится, может не ехать, – неуверенно предложил он. – Клятвы на крови мы не ставили, никому ничего не обещали. Можно выйти на ближайшей станции и вернуться домой.

Девчонки переглянулись.

– Я поеду, – не слишком уверенно сказала Полина. – Мне нельзя возвращаться. А куда ехать – все равно.

Матвей не стал спрашивать, почему ей нельзя возвращаться. Выяснит это как-нибудь потом. Раз Полина едет с ним, то на это еще будет время. Он посмотрел на Мирру, ожидая, что передумает она. Она промолчала, и Матвей понял, что никогда еще девушка не была так близка к тому, чтобы узнать что-то о себе, о своих истоках и, возможно, родителях. Наверное, каждый детдомовский ребенок этого хочет. Она поедет, даже если рано или поздно они выяснят, что это опасно. Впрочем, с чего вдруг он взял, что это опасно? Особенно для них. Журналистка и певица. Это его назначили женихом, даже не сказав, кто невеста, а девчонки просто отработают программу и вернутся домой.

Полина

До позднего вечера ребята обсуждали возможные теории, пока всех не стало клонить в сон. Поужинав в вагоне-ресторане, легли спать. Никто четвертый так и не присоединился, и Полина была рада этому. Ей уже нравилась их маленькая компания. Нравился улыбчивый Матвей, хоть новость о том, что он едет жениться, а ей предстоит петь на его свадьбе, и огорчила ее. Она еще не была готова к новым отношениям, из старых бы выпутаться, но с занятыми мужчинами знакомств не водила принципиально. Нравилась и угрюмая Мирра, старательно делавшая вид поначалу, что попутчики ее не интересуют. Она была немногословна, но когда говорила, то всегда четко и по делу. Не пускалась в пространные размышления, не паниковала и не нагоняла страху. Журналист, сразу видно. Хотя, наверное, в современной журналистике как раз ценятся противоположные качества.

Матвей и Мирра улеглись на нижних полках, а Полина забралась на верхнюю. Ей не так часто доводилось ездить в поездах, поэтому уснуть под мерный стук колес не удавалось долго. Мешали и приглушенные разговоры в соседних купе, и шаги по длинному коридору, и позвякивающая где-то о стеклянный стакан забытая ложка. Только когда поезд удалился от населенных пунктов и за окном воцарилась полная темнота, Полине удалось задремать. Она провалилась в неглубокий тревожный сон, который с легкостью прервался при первой же возможности.

Полина распахнула глаза, но ничего не увидела. Небо заволокли тяжелые тучи, скрывшие убывающую луну, редкие фонари проскальзывали мимо окон так быстро, что походили на короткие всполохи и скорее раздражали, чем что-то освещали. Узкая полоска света из-под двери не подсвечивала даже пол, что уж говорить обо всем купе. Вокруг была оглушающая тишина, давящая на глазные яблоки невидимыми пальцами. И в этой темноте Полине казалось, что на нее кто-то смотрит. Ощущение было таким ярким, таким осязаемым, что волоски на теле мгновенно встали дыбом.

Не отдавая отчета своим действиям, Полина вытащила из-под комковатой подушки телефон, быстро зажгла экран и отвернула его от лица, освещая пространство перед собой. Пустое пространство. На соседней полке лежали только ноутбук Мирры, рюкзак Матвея и ее, Полинина, расческа.

Девушка посветила телефоном вниз, но и там все было спокойно. Матвей спал на спине, чуть приоткрыв рот и слегка посапывая, Мирра отвернулась к стене и свернулась калачиком. Наверное, замерзла под тонким одеялом. Лето стояло жаркое, но во сне всегда становилось прохладно.

– Матвей, – тихонько позвала Полина. – Мирра.

Ни один не отозвался. Спали они крепче Полины. Она еще раз осмотрела в тусклом свете телефона все купе. Фонарик включать не стала, чтобы яркий свет не разбудил попутчиков, но и так было видно, что, кроме них троих, в купе никого нет.

Полина повернула к себе телефон, и в то короткое мгновение, когда его свет скользнул по окну, она увидела в отражении мужское лицо. Вздрогнула, тут же снова посветила телефоном на окно. Пусто. Тусклый прямоугольник экрана отражался от мутного двойного стекла, за которым по-прежнему было темно. Посветила на дверь купе – закрыта. Должно быть, показалось. Если бы дверь открывалась, она бы услышала.

Полина легла обратно, но телефон не выключила. Сердце билось гулко и быстро, едва ли ей удастся уснуть, а лежать в темноте страшно. Интернета нет, поэтому пришлось завести одну из немногочисленных игрушек, завалявшихся в телефоне, и периодически поглядывать на окно. Лишь когда размеренное собирание разноцветных шариков в ряд окончательно сморило ее, Полина снова выключила телефон и уснула. На этот раз крепко и без сновидений.

Проснулась от того, что кто-то аккуратно тряс ее за плечо. Сначала дернулась, испугавшись, но тут же увидела перед собой лицо Мирры.

– Минут через двадцать приедем, – сообщила она. – Проводница просила сдать белье и ждать в тамбуре. Поезд там останавливается исключительно ради нас, а потому выйти нужно быстро.

Полина кивнула, и Мирра тут же исчезла.

Вставать не хотелось. За окном только-только забрезжил рассвет, сейчас бы завернуться в одеяло, повернуться к стене и поспать еще несколько часиков. Полина с рождения была совой, ранние подъемы терпеть не могла, а последние несколько лет жила исключительно ночной жизнью, не просыпаясь раньше полудня, поэтому сейчас чувствовала себя настоящим зомби. Быстро слезла с постели, сгребла ее в охапку, чтобы передать проводнице, а потом принялась торопливо складывать вещи.

Спустя ровно двадцать две минуты путешественники стояли на разбитом перроне, а поезд стремительно удалялся, превращаясь в едва различимую в утреннем тумане точку, а затем и вовсе исчез за горизонтом. Полина поежилась и огляделась по сторонам.

Место казалось совершенно заброшенным. Здесь не было здания касс, лавочек для ожидания поезда и даже фонарей. О том, что это станция, говорили только почти разрушенный временем перрон да покосившаяся табличка, на которой с трудом читалась надпись «Липники». Метрах в пятидесяти от рельсов начинался густой лес, по другую сторону насколько хватало глаз раскинулось необработанное поле, поросшее высокой травой и луговыми цветами. Ни людей, ни животных.

– И куда дальше? – поежившись от утренней прохлады, спросила Полина.

Мирра молча пожала плечами, и обе посмотрели на Матвея. Не то чтобы они признали его главным по гендерному признаку, скорее подсознательно отдали пальму первенства потому, что он родился в этих местах. И хоть он ничего не помнил и находился в таком же положении, как и они, а все-таки довериться ему было проще. По крайней мере, Полина думала именно так. Как считала Мирра, она не знала, но та возражать не стала.

– Думаю, где-то здесь должна быть дорога, – неуверенно предположил Матвей, оглядываясь по сторонам. – Может быть, там ходит автобус, или сможем поймать попутку.

Может, и должна быть дорога, да только не видать ее. Поле совершенно ровное, нигде не видно примятой травы. Возможно, дорога проходит через лес? Матвей думал так же, поэтому предложил оставить чемоданы на перроне – едва ли кто-то здесь может на них покуситься – и пройти немного вправо и влево, посмотреть, нет ли где дороги. Чтобы сократить время, можно было разделиться, но никто не высказал такого предположения вслух, опасаясь оставаться в одиночестве в таком странном месте, поэтому втроем они двинулись в сторону ушедшего поезда.

Перрон уже остался позади, чемоданы превратились в слабо различимые точки, а лес казался по-прежнему густым. Ноги, непривычные к ходьбе по пересеченной местности, устали и ныли, хотелось пить. Нужно было возвращаться обратно и идти в другую сторону, но Полине казалось, что и там они не найдут дорогу. Мирра попробовала загрузить карту в телефоне, но сеть не нашлась. Этот факт хоть и показался всем вполне логичным, но пугал сильнее. Полина уже жалела, что все-таки вышла здесь, не вернулась домой. Всё дурацкие советы психотерапевта. Вам нужно уехать, Полина, иначе вы никогда не выберетесь. Уезжайте, отдохните, придите в себя. Посмотрите, как можно жить по-другому. Посмотрела, спасибо. Можно теперь обратно?

– Там что-то есть!

Голос Матвея вывел ее из задумчивости. Полина посмотрела в указанную сторону и действительно разглядела стремительно приближающуюся фигуру. Кто-то шел им навстречу.

– Надо же, мы не одни во Вселенной, – хмыкнула Мирра.

Трое путешественников остановились, настороженно глядя на приближающегося человека. Раз здесь есть люди, значит, цивилизация где-то близко. Случайный прохожий может как минимум указать им направление. Оставалось надеяться, что это не какой-нибудь бандит с большой дороги. Полина не удивилась бы, узнав, что здесь такие водятся.

Мужчина приближался быстро и, когда разглядел путников, широко улыбнулся. Чем ближе он подходил, тем сильнее напоминал медведя. Высокий, широкоплечий, светловолосый, он шел, чуть наклонившись вперед, и если бы не улыбка на лице, Полина действительно испугалась бы. Она и так предпочла отступить на полшага назад, почти спрятавшись за Матвеем и Миррой.

– Эти поезда ходят как им заблагорассудится! – еще издалека попенял «медведь». – Еще чуть-чуть – и мы с вами разминулись бы!

Конечно, разминулись бы они едва ли, если учесть, что приехавшие понятия не имели, куда им идти, но такое приветствие успокаивало, и Полина непроизвольно тоже улыбнулась. Мужчина тем временем подошел ближе, и теперь стало видно, что он еще достаточно молод, до тридцати точно, а может и меньше. Возраста ему придавало загоревшее обветренное лицо, косматая борода, которую вряд ли отращивали специально, скорее, он просто пару недель не брился. Простая рубаха была порвана и не слишком аккуратно зашита на плече, а холщовые брюки вместо удобных джинсов выдавали в незнакомце деревенского жителя. Причем глубоко деревенского. Полине пару раз приходилось петь на деревенских свадьбах, и она видела, что одежда жителей почти не отличается от городской. По крайней мере, в радиусе тридцати километров от Пскова, а дальше она и не бывала. На ногах у мужчины были тяжелые, слишком жаркие для этого времени года, ботинки, но в лесу такая обувь наверняка себя оправдывала.

– Степан! – радостно возвестил он, протягивая руку в первую очередь Матвею. – Можно просто Степа.

– Матвей, – не так радостно ответил тот, возможно, потому что «медведь» слишком энергично тряс его руку.

Познакомившись с единственным парнем в компании, Степан повернулся к девушкам и тоже протянул им руку, правда, тряс уже аккуратнее, боясь сломать обеих пополам. Полина видела, что они обе пришлись ему по душе, и, чего уж скромничать, на ней взгляд «медведя» задержался дольше, чем на Мирре. Полина давно привыкла к такой реакции мужчин на собственную внешность. Она едва достигла подросткового возраста, когда ее начали провожать завистливыми взглядами и первым делом мысленно раздевать при встрече. Ей такие взгляды импонировали, хоть порой и раздражали, но нравиться Степану было приятно. Она даже мельком взглянула на Мирру, не завидует ли та, что и Матвей, и Степан предпочли ее, но той, казалось, было все равно. Вот уж странная девушка. Если бы не общая поездка, едва ли они с Полиной когда-нибудь сошлись бы.

– Я вас тут уже две недели жду, – объявил новый знакомый. – Не знал, когда точно приедете. К каждому поезду прихожу, и что вы думаете? Ни один еще не пришел в одно и то же время!