Когда листья желтеют

Анна знала Юрку Мамонова (в народе «Мамонт») много лет, они был почти ровесниками и все эти годы он был волокита, соблазнитель и искателя любовных побед и приключений. Для всех оставалось загадкой, как с этим мирилась его жена.

Анна и не думала отнекиваться, Юрасик подходит на все сто быть «таблеткой от одиночества». Женат, трое детей. Ни ему, ни ей не нужна огласка и не нужны отношения. И плевать, что он приятель бывшего мужа.

– Заявлений много, но о вас хорошие отзывы, – серьезным голосом делопроизводителя говорила Анна, – так что сегодня в 19.00 вам назначена аудиенция.

– Коньяк за мной, – не скрывая радости в голосе, выпалил Юрасик.

Они пили бренди, закусывали, вспоминали былые времена и старых приятелей, и Анна все время критически рассматривала мужчину, словно видела его в первый раз. Полысел, исхудал, словно кто-то вытягивает из него жизненные силы, пытается хорохориться, набивает себе цену, а свитерочек- то тот же, что видела она на нем лет 5 назад. Его краснобайство и уловки опытного соблазнителя не вдохновляли ее, может от того, что она знала его очень хорошо и чувствовала его неискренность, может, он того, что смотрела, как на друга, а не на мужчину. В конце концов, Анна решила, что она не настолько одинока, что ей нужна «таблетка», во всяком случае не «Юрасик-форте».

– Вечно ты так, Анька, – мужчина не скрывал своего разочарования, – флиртуешь, заведешь до «я -уже- не -могу», а потом «опсс, извините».

– Слушай, я никогда тебе ничего не обещала, – смеясь, говорила Анна.

– Ты себя видела!? Вот сколько помню твой взгляд, смотришь, вроде, в глаза, а у меня движение ниже пупка начинается и мысли о пещере наслаждения, а твой рот, как распустившийся бутон розы, так и хочется прижаться к нему и, как пчела, испить сочный нектар с них.

– Хватит тут заливать соловья, – продолжала смеяться Анна, – тоже мне, нашелся поэт Цветик-семицветик.

На прощание Юрасик чмокнул ее в щеку и авторитетно сказал:

– Знаешь Анька, я серьезно, ты себя недооцениваешь, ты реально хороша и вызываешь желание и перестань думать, что ты не можешь быть любимой и что твой поезд ушел. А даже если и ушел, то как говориться, есть и другие виды транспорта и даже комфортнее.

– Где же ты с твоим комфортным кабриолетом был 30 лет назад? – улыбаясь спросила женщина.

– Мои шансы были ровны нулю. Где Я, Юрка Мамонов, – он показал пальцем на плинтус, – а где «Бек», – и поднял руку высоко вверх.

Она закрыла за ним дверь и улыбаясь от глубокого чувства внутреннего удовлетворения, пошла варить себе кофе. Нет, она не получила желаемого, не достигла какой-то великой цели, просто слова старого друга, как-то удачно и своевременно, словно проросшее зерно, упали на благодатную почву ее внутренней мотивации. Скорее всего он был прав, Анна и сама стала замечать, что многие мужчины останавливают на ней свой взгляд. А может это было и раньше? Но она была так поглощена какой-то житейской суетой, что однажды перестала замечать эти взгляды, она всегда смотрела на себя, как на мать, на кухарку, посудомойку, уборщицу, что-там-еще-по-дому-надо и она действительно в этом преуспела, но ведь была еще одна задача, с которой она не справилась, быть женщиной, музой для мужчины. А может она никогда и не ставила эту задачу перед собой?!

У Анны появилось неведомое ей доселе чувство вызывать желание любить ее – действиями, словами, мыслями. «Что там было про «ягодку опять», – она усмехнулась, – народная мудрость, против этого не попрешь». Она осознала, что она свободна, нет, не физически, жить в обществе и быть свободной от него невозможно, она свободна в своем выборе, ее душа свободна, как ветер. Она может заниматься своей внешностью, своим здоровьем, своим питанием, всем тем, что влияет непосредственно на ее внешний облик и внутреннее состояние, и делать это так, как считает нужным. Она решила, что в ее года еще можно выглядеть так, чтобы все падали в обморок от ее внешнего вида, и это прекрасный возраст для этого – потому что собственно возраста еще не видно и с легкостью можно крутить романы с мужчинами, как девятнадцати, так и девяноста лет. Замечательный возраст!

Утром позвонил Михаил, он, как всегда, жаловался, все были кругом виноваты, один он недопонятый белый и пушистый. Анна уж было обрадовалась, что никаких претензий к ней он не выдвигал, как вдруг:

– Завела себе кого? – то ли от любопытства, то ли ему действительно было интересно, поинтересовался бывший муж.

– Заводят собаку, а у меня на нее времени нет, – дерзила Анна.

– Ты понимаешь, о чем я. Мне конечно все равно с кем ты, хоть с «Мамонтом», он давно мечтал…

– А зачем мне «Мамонт», это ископаемое Ледникового периода? Я предпочитаю молодых козлов, – удивляясь самой себе, нагло ответила Анна.

В трубке повисло молчание. Михаил переваривал полученный ответ.

– Ну, ладно, пока, звони, – весело попрощалась Анна.

Это не просто была удачная фраза, это был триумф над самой собой. Наконец-то она не прогибалась под Михаила, не боялась обидеть его, она была такой, какой была много лет назад, такой, какой ее увидел первый раз Михаил: уверенной в своих силах, дерзкой, оптимистичной, эмоционально интеллектуальной, гордой и недосягаемой для многих молодых людей.

10 месяцев назад

Весна одевала природу в новые чистые одежды. Радостно щебетали птицы. На земле быстро прорастала трава, из почек на ветвях деревьев прорывались молодые листики, каких-то несколько дней и парк под окнами зашумит листвой. Солнце набирало обороты и с самого утра до захода пропитывало землю и весь растительный мир природы теплыми, зачастую жаркими лучами.

В это время жизненный тонус Анны повышался, поднималось настроение, она была переполнен чувством вселенской любви и радости. Но студенты становились ленивыми, было ощущение, что их интересует только отдых и любовные приключения.

– Ну пожалуй на этом на сегодня и закончим, – подвела итог лекции Анна, – вопросы?

– Мадам Анна, а правда французы такие, как про них говорят? – прозвучал вопрос девушки лет 18 с «галерки».

– Какие такие? – Анна загадочно улыбалась, прекрасно понимая, о чем студентка.

– Ну что они романтики, всегда элегантны, галантны, хорошие любовники, – девушка сидела в вольной непринужденной позе и явно в ее голове был нарисован какой-то определенный образ, – а у вас, мадам, был роман с французом?