Подъезд

– Вот так и живем, Мишель…

В коридоре скрипнула входная дверь.

– Эй, вы где? Ух ты, как рыбка пахнет! Ольга Ильинична, это бычки?

– Нюма, проходи. Мы в спальне.

На пороге появился мужчина в махровом халате, с увесистым золотым жгутом на шее, и с черными глазами, напоминающими крупные маслины.

– О! Это что за уголек? Очевидно, новый жилец? Ильинична, вы уже приняли корвалол?

– Это Мишель, познакомься.

– О! Мишель – мастер спорта по ловле мышей. Хорошая кошка, породистая. Короче, вы идете? Все ждут. Есть хочется. Мы у Женьки сегодня.

– Я не иду на ужин, ноги на погоду разболелись.

Ильинична взяла Мишель и усадила ее на колени, Нюма с Ладой отправились на кухню, прикрыв дверь.

– Это что за номер? Она тебя не била?

– Я думала, она меня вообще прибьет, уж к врачу точно отправит. Но про врача пока молчит и как-то странно себя ведет. К чему бы это?

– К дождю. Пошли, у меня сейчас голодный обморок будет.

Лада вынула из холодильника бутылку водки.

– Держи. Забирай рыбу и иди, я сейчас…

Нюма вышел за дверь, а Лада вернулась в комнату бабушки.

Ильинична сидела на диване, и гладила Мишель по голове.

Девушка присела на корточки, и заглянула ей в глаза:

– Ба, скажи мне, что все хорошо. Ну, или скажи, что я псих, и мне пора к доктору.

– Тебе пора на ужин. Не пей много.

Лада подошла к двери и обернулась.

– Все хорошо. И то, что с тобой происходит, не имеет никакого отношения к медицине, – грустно улыбаясь, произнесла Ильинична.

– Ты о чем?

– Иди, не заставляй всех ждать.

2

– Значит, ты Мишель? Знала я в юности одну девушку с таким именем, – задумчиво произнесла Ольга Ильинична, и окунулась в воспоминания, что она делала часто, оставаясь в одиночестве.

Дожив до преклонного возраста, женщина-летчик, прошедшая войну и пережившая много трагедий, оставалась заядлой атеисткой, непримиримой противницей религиозных обрядов и праздников. Категорично отказываясь от пасхального угощения от соседей, от рождественских калачей и кутьи, она иронично посмеивалась и качала головой.

Когда сыну Ольги Ильиничны, Павлику, исполнился год, соседка Клара уговорила ее устроить совместные крестины. Молодая мать долго сопротивлялась, отмахиваясь от приставаний подруги, ссылаясь на абсурдность ее предложения. Как может советская летчица крестить своего ребенка в лютеранском храме? Этого не будет никогда.

Однажды Клара зашла к ней в комнату и сказала:

– Оля, мы с тобой знаем друг друга с детства. Я, немка Клара, твой враг? Я фашистка? Я имею какое-то отношение к Гитлеру? Марк тоже твой враг? Наша дочь Вера, которая растет вместе с Павлушей, тоже фашистка?

– Я не верю в Бога. И не уговаривай меня.

– Если ты не веришь в Бога, это вовсе не означает, что его нет.

– А то, что ты веришь в него, Клара, совсем не означает, что он есть.

Подруги замолчали, обиженно поглядывая друг на друга.

– Оля, я предлагаю покрестить Павушку вместе с Верой, потому что ты этого не сделаешь никогда. И я, и Марк всегда будем рядом, и ты можешь на нас положиться. Бог один, и не имеет значения, что ты русская, я немка, а на третьем этаже еврейка Циля родила девочку Розу. Послушай, это же собор святого Павла, и он виден из твоего окна. Это прекрасно. Я договорюсь, мы тихо покрестим своих детей, никто не будет знать. Ну, же … соглашайся.

Ольга с нежностью посмотрела на сына, который возился с игрушками, сидя в детской кроватке, и сдалась.

– Хорошо, Клара. Только с одним условием: я туда не пойду. Заберете с Марком детей и покрестите. И никому ни слова, слышишь?

– Могла бы и не просить, – грустно вздохнула подруга, и погладила по голове белокурого малыша.

В храм Ильинична зашла один раз в жизни. Это было после похорон Павла и его жены Тани, погибших при крушении самолета. На кладбище, во время захоронения, она стояла молча, не проронив ни одной слезы. Когда первый ком земли упал на крышку гроба, издав глухой звук, женщина закрыла глаза и, обмякнув, неожиданно рухнула возле могилы, потеряв сознание. Соседи засуетились, привели ее в чувство, полив из бутылки водой. Очнувшись, она широко открыла глаза и с ужасом глядела в безоблачное небо, словно увидела там что-то.

– В церковь тебе нужно, Оля. К Богу…он даст силы и слезы даст, без них сейчас никак, – шепнул ей кто-то на ухо.

Ильинична поднялась, отряхнула платье и тихо произнесла:

– Проклятие…

На девятый день после гибели сына Ильинична, вернувшись с кладбища, взяла за руку маленькую Ладу и отправилась на улицу. Они перешли дорогу и оказались у Лютеранского кафедрального собора святого Павла, который полностью выгорел год назад. Подойдя к крыльцу, женщина остановилась в нерешительности, огляделась по сторонам, достала из корзинки две веточки сирени, и положила их на ступеньки. Она вспомнила подругу Клару, которая несколько лет назад ушла из дому на работу и не вернулась. Ее дочь Вера подняла на ноги всех знакомых, к розыску пропавшей были подключены лучшие сыскари, но ни одного следа не было найдено. Марк, после исчезновения жены, слег с инсультом и перестал что-либо понимать. В семье подрастал маленький Женя, и хлопоты по уходу за сыном и больным отцом держали Веру «на плаву».