Я ушёл. Мистическая история самоубийцы

Я ушёл. Мистическая история самоубийцы
Наталья Волохина

«Лучше умереть, чем так жить!»– восклицал хоть раз в жизни каждый из нас. Но не каждый исполнил свое намерение, продиктованное отчаянием. А вдруг жизнь стала настолько невыносима, что мы решили уйти из неё, как герой повести, Раван? Представьте, что при попытке прекратить невыносимые страдания вы получаете шокирующий результат – вместо небытия попадаете в странное и страшное место, где, кажется, нет надежды на спасение. Ведь умереть дважды невозможно. Что же может быть страшнее смерти? Вспомните боль от утраты близкого человека, стыда за предательство, от ненависти к когда-то любимому, раскаяния в непрощённых обидах. При жизни мы всегда надеемся на «Бог простит». Вы уверены, что не придется заплатить высокую цену за прощение? В жутком мире, наполненном диковинными существами, герой вынужден искать ответ на главный вопрос: «Есть ли прощение неприкаянному грешнику?»

Ты кто?

– Явился?! Наконец-то!

– Вы кто?

– Вежливый. А ты кто? Кем себя представляешь?

– Я? Я-а…

– Ну!

– Я…

– Чего мямлишь? Ты – самоубийца. Другие здесь не ходят. Не нравится? Ну, убийца.

– Я никого не убивал!

– А себя? Ты же человек… был. Значит, человека убил. Так?

– Выходит, так.

– Выходит… и входит. Вон – река, в какие вы любите входить дважды. Давай. Ты ж за этим сюда пришел.

–Не-е-ет. Там огонь.

– А чего тебе терять, все одно помер. Стрелять себе в башку не побоялся, а огонь, видишь ли, ему не нравится.

– Забываю все время, что тела нет, и бояться нечего, но в огонь как-то не хочется.

– Зачем тогда пришел?

– Я не специально. Как упал, так и пошел, куда глаза глядят… А, ну да, глаз тоже нет. Просто пошел.

– Нет, не просто. Тебе ж на тот берег охота.

– На какой?

– На правый.

– Зачем?

– Чет ты затурканный совсем. Ну, посмотри. Да на тот берег, куда пялишься?

– Ой! Лика!

– Лики. Полно ликов. Они ж все почти святые.

– Лика-а-а!!!

– Не ори. Все равно не услышит. Ты разве не заметил, что тут звуков никаких нет.

– Нет, в смысле, звуков нет, я заметил. Там тётя Тося.

– И тетя Тося и папаша твой…

– …и Ринат.

– Сосед? И он там.

– А почему не слышно? Ри-и-и-на-а-а-т!

– Не ори, полоумный! Хотя, с самоубийцы что взять. Говорю же, не слышно. Ну да, ты ж Фома… был. Фома неверующий. Ты зачем сюда пришел? Чтоб на тот берег перебраться. Так?

– Я не знаю.

– Чего не знаешь? К Лике своей хочешь?

– Хочу, конечно. Но я не знал, что она там.

– А чего тогда стрелялся?

– Ну…

– Баранки гну. Иди, Раван, раз пришел.

– Откуда вы знаете? Меня бабушка Раваном звала. А по паспорту – Фома.

– Звала,– передразнил Балахон.– Не нужен тут паспорт, чтобы знать, как тебя звали. А уж как ты сам теперь себя назовешь – твое дело. Раван – значит «уходящий». Ты из-за Лики своей ушел или к ней. Так?

– Так.

Раван спустился по пологому берегу к самой кромке огня. Пламя хлестало по тому, что было раньше лицом. Лика перестала махать рукой, вдруг сникла, опустила голову.

– Лика-а-а!– забывшись, крикнул Раван.– Посмотри на меня-а-а!

И шагнул в огонь. Пламя отбросило назад его серую призрачную фигуру.

– Что, никак?

Раван снова ринулся с разбегу в огненную реку и тут же оказался на прежнем месте – у ног этого странного, наглого мужика в балахоне, откровенно надсмехавшегося над ним. Рассмотреть его лицо, скрытое капюшоном, в тускло-сером свете невозможно. Сквозь балахон мерцал свет, будто лампа под абажуром. Усмешка чувствовалась в голосе, интонации. А к мерцаниям и прочим чудесам за время пути Федя немного привык. Хотя времени тут, как и звуков, не было. Неизвестно и не имело значения, сколько времени он шел. Главное – пришел к Лике.

А теперь? Что теперь делать? Попасть на тот берег без «Балахона» не получится. Придется подстраиваться, искать контакт. «Совсем, как Там,– усмехнулся Раван.– Стоило ли сбегать?»

«Ку-ку!»– неожиданно громко раздалось прямо над бывшим ухом.