Жили или не жили. Старые сказки на новый лад (для взрослых)

Бабка поняла, что дело плохо, но для порядка еще поголосила немного:

– Какой амбар? У нас его не было отродясь. Как у твоего деда спалили при раскулачивании, так в роду больше и не было ни у кого. Ты хоть на картинке его видел, амбар-то? И какие сусеки. В холодильнике, кроме подсолнечного масла на донышке бутылки, и нет ничего.

– А, значит, масло все же есть! А ты говоришь, нет ничего, поскреби еще по сусекам.

– Я тебе щас лысину твою поскребу для блеску, дурень старый! Иди, ешь свою овсянку и не нервируй меня, а то у меня уже давление поднялось от твоих заскоков.

Но только, видно, у деда все кукушки окончательно разлетелись, и он снова свою пластинку завел:

– Ты еще по амб.., ну, по сусекам…

Закончить ему старуха не дала, а, чтобы не прибить ненароком, вышла, хлопнув дверью. Постояла на площадке лестничной, подышала и пошла, держась за сердце, к соседке, верной своей подружайке. Позвонила, для верности постучала кулаком в дверь – подружка – то к старости глуховата стала. И едва та открыла, начала жаловаться на мужнин маразм. Глухая услышала из бурного монолога, к счастью своему, не все, но про колобок прорезалось. Правду говорят, что человек слышит только то, что хочет.

– А что, колобок – вкуснотища какая, – мечтательно прошамкала она. – Когда мы его в последний раз ели?

– Когда-когда? Раскудахталась! Когда у моего деда в последний раз «кремль стоял», вот когда!

– Давно, значит, было, – резюмировала подруга.

– А ты почем знаешь?! – пуще прежнего взъярилась старуха.

– Ну, что ты кричишь-то? Тебе нервничать нельзя, вон сердечко расшалилось у тебя. Давай лучше по амбарам пометём, по сусекам поскребем…

Договорить у бабульки не получилось.

– И ты туда же! По каким амбаром и что скрести? Сговорились что ли? Пенсия-то, когда была?

– Ты погоди, не шуми. Я тут оставляла немножко муки на черный день, у тебя, говоришь, масло есть, у Петровны яичком разживемся, глядишь, и получится.

Не буду вас больше томить. Испекли старухи колобок и, как водится, положили на окошко студиться. Тоже с памятью не все ладно у них было, забыли, чем это кончиться может.

М-да…

Ну, а Колобок – славный да румяный – полежал-полежал, глянул за окошко, а там май, лепота, хотел было прыгнуть, но с восьмого этажа не рискнул. Тут, как на грех, соседка Петровна вспомнила, что у неё в «сусеках» джем с прошлого 8-го марта оставался, решила сбегать за ним домой, а дверь-то не прикрыла. Потянуло из подъезда сквознячком, обдуло румяный бочок, Колобок спрыгнул на пол и покатился. До порога с непривычки с трудом, а по лестнице легко, вприпрыжку. Домофон давно не работал, так что дверь уличная нараспашку. Прокатился наш герой по пандусу и дальше вперед, по дорожке, рванул.

Катится Колобок по дорожке, а навстречу ему ни зайцев, ни медведей не попадается. Хлеб с земли народ, хоть и трудно живет, не поднимает, глядишь, и обойдётся на этот раз с Колобком все благополучно. Катится, значит, он, а навстречу ему, гуляющие степенно воскресным днем граждане и ребятня ихняя. Увидал один постреленок Колобока и наподдал его ногой, как мяч, больно наподдал. Колобок отскочил далеко, благо круто был замешан, бочок упругий.

В общем, катался-катался, никто его не трогал, куда подевался потом, не знаю. Может, собака какая голодная, в конце – концов, съела. А может, зачерствел где, под лавкой, и печальный раскосый дворник смел его в общую мусорную кучу. Она надежда, что на свалке его птицы склевали. А то ведь ни себе, ни людям, ни лисам, ни волкам.