– Про века я тебе потом расскажу. Если захочешь. Ты мне про антисанитарию ответь.
– А что отвечать? Так моя бабушка всегда говорит, когда у нас в замке какой непорядок находит, – невинно взмахнула длинными ресницами она.
– Не то ты рассказываешь, вот она и не понимает ничего, – вмешалась Леля, которая, похоже, в принципе не умела долго молчать. – Кто ж женихов по количеству книжек оценивает? Ну, кроме тебя…
– А что я-то?! – возмутилась Василиса. – Мне этот жених даром не нужен. Пусть только на минуту дольше положенного задержит, уж батюшка ему тогда покажет!
– Опять ты со своим батюшкой! Мой батюшка сюда тоже орду пригонит, коли задержусь. И что? – Леля махнула рукой и развернулась ко мне. – Самый главный недостаток у нашего жениха, Марина, это то, что мы ему нужны, как телеге пятое колесо.
– То есть как? – заморгала я.
– То есть никак, – пожала плечами Василиса, явно любившая оставлять последнее слово за собой. – Вообще никак. Есть у него невеста: Луизка заморская. Других не надобно.
– А мы тогда что тут делаем?
– А мы тут делаем эту… Как ее… Массовку, вот. Так моя бабушка говорит, когда отцову свиту видит. Мол, таскается за тобой толпа. Ничего не решает, никому не нужна, и по именам-то не всех помнишь. А разогнать нельзя, поелику царю без свиты невместно.
– И кто у нас бабушка? – проблеяла я, качественно траванувшись скармливаемым мне бредом.
– Светлана, мать царя Тридесятого царства, – гордо вздернула подбородок Василиса.
– Ах, Тридесятого… – заулыбалась я и попятилась, заподозрив, что угодила в местную палату для сумасшедших. – Это который царь Горох?
– Какой горох? Еще бы репой обозвала. Святогор он, – пожала плечами девица и опустила взгляд в книгу. – Тьфу, темень какая…
Она щелкнула пальцами, и перед ней вспыхнуло миниатюрное солнце, залив пожелтевшие страницы ярким светом.
– Ах, Святогор… – под коленки врезался край чьей-то кровати, и я плюхнулась в мягкие перины. – Ну тогда да… Это все объясняет…
Потом надо мной долго хлопотали. Отпаивали водой и приторно сладким компотом. Хлопали по щекам и пытались уложить спать. Я же никак не могла прийти в себя настолько, чтобы отмахнуться от этой ненужной заботы. Ненужной и вредоносной. Потому что кувшин с компотом подлетал ко мне сам собой, шторки балдахина задергивались без какой-либо помощи извне, а одеяло норовило исполнить роль смирительной рубашки и укутать меня по самые брови. От этого я только сильнее впадала в ступор, отказываясь признавать то, что видели глаза: вокруг творилось настоящее волшебство, существование которого я всю жизнь отрицала.
Наконец суета принесла свои плоды. Горшок с водой врезался в кувшин с компотом, и меня обдало холодной и липкой волной.
– Ну, хватит! – рявкнула я, вскочив.
Крутившиеся вокруг девицы замерли от неожиданности, и я смогла перевести дух. Правда, вместе с ними в воздухе зависли глиняная кружка, большая деревянная ложка, с которой медленно стекал янтарный мед, и вздыбившееся в угрожающей позе одеяло. Но меня уже сложно было смутить такой мелочью.
Я стряхнула с головы кусочки сморщенных фруктов и, полюбовавшись на лужу на полу, спросила:
– Моются тут где?
– Здесь моются, – пожала плечами Василиса, смущенно отводя глаза. Я сразу заподозрила, что слишком шустрый компот – ее рук дело. – Челядь бадью принесет, воды горячей натаскает, и мойся. Можно и в баньку сходить. Ее каждый вечер топят. Но сейчас лучше не стоит.
– И когда же, по-твоему, стоит? – фыркнула я. – Когда вокруг меня осы виться начнут?
– Зима сейчас. Осы спят. А банька…
– Да ну тебя, – отмахнулась я.
Прошествовав с гордо поднятой головой сквозь строй расступающихся девиц, я распахнула сундук с тряпками. На этот раз я не выбирала, что поприличнее. Быстро связала в узел первые попавшиеся одежки, замотала мокрую голову платком и вышла из комнаты. О самовозгорающихся светильниках, летучих горшках и одушевленных одеялах я осознанно старалась не думать. «Колдовство тут есть, это факт. Вот и примем это как факт. А откуда взялась эта чертовщина, и как я умудрилась сюда угодить, можно обдумать и в другой раз, – уговаривала я сама себя, шагая по коридору. – Гораздо важнее, как отсюда выбраться. Вот этим и займусь. Только сначала отмоюсь от компота».
Потыкавшись в запертые двери, я наконец нашла нужную, которая вывела меня на знакомую крытую галерею. В лицо ударили ветер, звон железа и ледяная крупа. Задохнувшись, я посмотрела вниз и застыла. Там, у высокой крепостной стены, плясали отблески многочисленных факелов.
Как и все, я смотрела не один фильм со всякими драками. И масштабные битвы а-ля средневековье тоже видала. В кино. Так вот… Ничего общего с реальностью. Какое там фехтование и замысловатые финты! Один, максимум два удара огромным мечом, и враг либо мертв, либо не сильно от покойника отличается. Правда, вражин было что-то многовато. Их теснили, убивали, но на место упавших тут же лезли новые приземистые фигуры.
Хорошо еще, что огромную дыру в стене каким-то образом успели заделать, а новая брешь оказалась узкой и неудобной. Лезть в нее, пробиваясь сквозь ощетинившийся пиками строй защитников, было сомнительным удовольствием. Да и тех, кому этот акробатический номер удавался, радостно встречали мечи второй линии обороны.
«Прогонят», – слегка успокоившись, решила я и, вспомнив о мокрых волосах и угрозе менингита, поспешно убралась с галереи.
На зрительную память жаловаться мне пока не приходилось. Поэтому я быстро нашла обратную дорогу к выходу. Под липкой пленкой подсохшего на ветру компота кожа уже начинала зудеть, и я недовольно оглядывалась в поисках аборигенов. К стенам с обратной стороны прилепилось несчетное количество разнообразных домиков, а вывесками местные жители озаботиться и не подумали.
Но с этой стороны замок словно вымер. Только высоко на стенах нет-нет да мелькали силуэты охранников. Рассудив, что даже если мне и удастся докричаться до кого-нибудь из них, они вряд ли захотят спуститься и послужить мне проводниками, я принялась озираться вдвое усерднее. Это не замедлило принести свои плоды. Невдалеке я заметила приземистый бревенчатый сруб, рядом с которым на длинной лавке лежало множество деревянных тазиков.
Мысленно поблагодарив того, кто воткнул факел в стену прямо над этим богатством, я поскакала туда. Логика меня не обманула. За низкой дверцей царила непроглядная тьма, зато было тепло и пахло березовыми вениками. Совсем как в деревне, где бабушка снимала дачу на лето. На глаза навернулись слезы: будь бабуля жива, я бы никогда не угодила в эту передрягу. Современных экстрасенсов и их приспешников она на дух не переносила и уж точно не пустила бы меня на «магическую» экскурсию.
Помянув нехорошим словом эту самую экскурсию, я выскользнула во двор, вытащила из держателя горящий факел и, стараясь удерживать полыхающую деревяшку как можно дальше от себя, вернулась обратно. Со светом дело пошло веселее. Я быстро нашла помывочную и огромный чан со сравнительно теплой водой. Впрочем, упомянутая Василисой бесхозяйственность сказалась и тут. Большая часть помещения была заставлена деревянными бочонками. Вытащив пробку у ближайшего из них, я убедилась, что воды там нет и близко. Вместо нее из отверстия посыпался какой-то порошок. Сплюнув, я засунула пробку на место и, воровато оглянувшись, ногой затолкала просыпавшиеся крупицы под бочки.
«Тоже мне… Нашли, где склад устроить, – проворчала я себе под нос, обойдя небольшое остававшееся свободным пространство. – Хорошо, что я представляю себе, что такое баня. А то так бы в это корытище и залезла, а ополоснуться потом было бы нечем».
Приладив факел в щель между бочонками, я с удовольствием вымылась, тщательно прополоскав волосы. Воды оставалось еще предостаточно, и я, недолго думая, постирала изгвазданные в компоте одежки. «Мало ли какие у них тут нормы обмундирования на одну невесту. Жди потом, пока чистую рубашку выдадут, – рассуждала я. – В комнате тепло. Развешу потом на балдахине вместо шторок – быстро высохнут».
На двери имелась массивная щеколда. На всякий случай я ее не только опустила, но еще и заклинила щепочкой, чтобы уж точно никто не вломился. Поэтому чувствовала себя вполне вольготно и провозилась довольно долго. Особенно много неприятностей мне доставил подол сарафана. Оттирая черные полосы с кромки подола, я успела всласть обругать непрактичную средневековую моду. Один раз прошла от комнаты до бани, а грязи собрала столько, будто как минимум по свежей пашне прогулялась.
«Кстати… А как они в таких одеяниях в поле работали? – лениво думала я, в сотый раз проводя по ткани куском темного вонючего мыла, найденного здесь же на полке. – Отстирываться замучаешься…»
Наконец настырную грязь удалось победить. Я с удовлетворением оглядела дело рук своих и сложила мокрый сарафан в чистый ушат. Поднапрягшись, я таки вспомнила, как назывались такие деревянные тазики. Да и вообще в тишине и покое многие вещи всплывали в памяти сами собой. Где-то что-то видела, что-то читала. Средневековая крепость уже не пугала меня надуманными кошмарами. Оставалось только разобраться с внезапным жениховством, и можно было бы воспринимать происходящее как забавный отпуск.
Факел затрещал и мигнул, намекая, что его время скоро кончится. Пора была возвращаться. Я заплела влажные волосы в косу и размотала длинную полосу грубой ткани, послужившей мне одновременно и полотенцем, и банным халатом, и принялась одеваться.
Но едва я натянула рубаху, как заметила, что пол подозрительно шевелится. Решив, что угорела, я сморгнула и застыла в состоянии, близком к шоковому: две казавшиеся крепко прибитыми доски медленно поднимались.
Сначала в темной щели сверкнули белки черных глаз. Потом показался выдающийся крючковатый нос. А затем и толстые губы, почему-то невыносимо похожие на двух скользких лиловых слизняков.
И вот эти гадкие губы вдруг причмокнули и выдали:
– Ай, кака лялька!
– Лялька?! – взвыла я, мгновенно приходя в себя и вспомнив, в каком виде рассекала тут еще минуту назад. – Сейчас тебе будет лялька!
– Будет? – заметно удивился пришелец и полез из дыры, протягивая ко мне грязные лапы. – Ай, караша!
– Будет! – рявкнула я, хватая попавшийся под руки ушат и опуская его на голову подземному вуайеристу. – Шашлык из тебя будет!
Узкие глазки сошлись к переносице:
– Ай, кака лялька!
– Сам ты лялька! – ушат полетел в мерзавца, а я, отступив, схватила с лавки второй, набитый мокрым бельем.