Сюрприз

Воспользовавшись тем, что девушка, по крайней мере, делает вид, что занята живописным серым пейзажем, спутник спокойно изучал ее. Он видел Николь в последний раз совсем ребенком. Уже тогда было понятно, что ее мать передала девочке свои черты. Но то, что он видел перед собой сейчас, поражало. Довольно высокая для особы женского пола, она все же производила впечатление хрупкой фарфоровой куклы, со своей белоснежной кожей, кажущейся еще белее в контрасте с черными волосами. Перед ним сидела леди Ингрид Астлей, только намного моложе. И еще, в ее взгляде не было неисправимой надменности баронессы, настораживающей черты, которая за ослепительной красотой Ингрид, замечалась слишком поздно.

– Родина не балует вас красотой? – Келли решил оторвать спутницу от малозрелищной картины.

– Меня не было здесь всего несколько лет, мистер Келли, поэтому меня вряд ли может разочаровать то, что сейчас я вижу перед собой. Тем более что скоро все здесь запестрит новыми красками.

– Да вы настоящая патриотка своей суровой страны! – мужчина, конечно, иронизировал, но про себя отметил, что от особы ее положения и внешности, скорее можно было бы услышать жалобы на надоевшую зимнюю погоду и вечные мглистые туманы, от которых бедным изнеженным аристократкам становилось трудно дышать.

– В детстве я много времени проводила на похожих склонах, – Николь искоса посмотрела на собеседника, дав понять, что оценила его иронию, – В имении было скучновато, особенно, когда уезжал отец. А тут такой простор…

Мейсон приподнял брови в ответ на кивок девушки, указывающий на серо-белесые холмы, покрытые редким терновником, мимо которых они проезжали.

– Ну и что же, по-вашему, здесь интересного?

– Да все! Это издалека все это кажется скучным и однообразным, а если подойти поближе и присмотреться – Николь снова обратила взгляд за окно, – вон в том терновнике наверняка прячутся «озерки», – она обернулась, чтобы удостовериться, что ее понимают, – это такие маленькие птички, сейчас самое время для начала гнездовья. Знаете, как интересно наблюдать, как эти крохи по малюсенькой травинке таскают материал для гнезда.

Мейсон прекрасно знал, кто такие «озерки», которые в науке имели какое-то настолько мудреное название, что большинство жителей Англии даже не знали его. Более того, в своем, уже кажется забытом детстве, тоже мотался по очень похожим местам, только в своей родной Ирландии. Правда, они с мальчишками не просто наблюдали за птицами. Когда птенцы вырастали и вылетали из гнезда, их отлавливали, чтобы потом продать детям из более состоятельных семей, или местному торговцу, вывозящему птах поближе к большим городам. «Озерки» очень красиво щебетали и пользовались спросом.

– А еще нужно ходить очень аккуратно, чтобы не наступить на гнездо ящериц, правда это уже позже, где-то в мае… Вы меня не слушаете, мистер Келли? – девушка посмотрела на него и, решив, что это должно быть ему совсем неинтересно, пригладила руками юбку. – Так что, для заинтересованного человека здесь есть чем заняться.

– Могу вам признаться, милая леди, что когда то был очень даже заинтересован, – Мейсон специально сделал акцент на так сильно выделенном ею слове и, увидев, что девушка, ожидая продолжения, подняла голову, добавил. – Сейчас я, признаться, уже не в том возрасте, да и финансы мои не настолько скудны, чтобы обращаться за помощью к бедным птичкам.

Пока мистер Келли рассказывал ей о своем детском опыте получения денег, Николь с интересом рассматривала его. Темные, почти черные, начинающие седеть на висках волосы. Спокойное, лишенное нервной кричащей мимики лицо, лучистые морщинки, чуть заметно тронувшие уголки губ и зелено-голубых глаз. Ничего выдающегося. Но перед ней сидел, как она уже знала, хозяин управляющей конторы. Обычно такие фирмы имели люди из обедневшей аристократии или ее низших слоев. Некоторые видели в этом единственный способ заработка, кому-то нравилось управлять чужими состояниями за неимением своего. Слушая то, что он рассказывал, Николь поняла, что это не тот случай. Отец Мейсона Келли, в поисках заработка, уехал в столицу, оставив жену с пятью ребятишками, из которых Мейсон был самым старшим. И десятилетний мальчик вместе с такими же, как он голодранцами изыскал способ помочь матери накормить семью в периоды, когда от отца не приходило никаких денег. Честно говоря, сейчас ей было ужасно стыдно. Она бродила по окрестностям Розберри, потому что ей было скучно, из праздного любопытства. Что такое нуждаться в деньгах или тем более быть голодной, она не знала никогда. А перед ней сидел респектабельный мужчина, который к своим зрелым годам, из ирландского мальчишки-оборвыша превратился в человека, способного давать советы и выгодно распоряжаться состояниями людей, стоящих несоизмеримо выше в глазах общества.

– Ну вот, после окончания университета, отец занялся мелкими юридическими и финансовыми консультациями, – продолжал Мейсон, – и видимо к счастью, природа не обделила его умом и чутьем, так как вскоре о нем уже были наслышаны многие состоятельные люди. Дела пошли, как говориться в гору. Когда мне исполнилось восемнадцать, и я уехал к нему в Лондон, его контора уже процветала. А через некоторое время к нам приехала и мать с моими братом и сестрами. Кстати, в то время мой отец уже занимался некоторыми делами семьи Астлей, – быстро добавил Мейсон, немного помолчав, как будто вспоминая о чем-то.

– Так значит, вы давно знаете моего отца? – Николь, почувствовав возможность поговорить хоть с кем-нибудь о родном человеке, не отрываясь, смотрела на сидящего напротив мужчину и была немного смущена, когда он так же надолго задержал взгляд на ней.

– Да, я действительно долго знаю вашего отца, точнее знал, простите, Николь. Я бывал в Розберри, когда Вы еще были ребенком. Барон Астлей практически всем управлял сам, он обращался к помощи нашей компании только в редких случаях. Пять лет назад он приехал к моему отцу, но отца уже не было, дела принял я, – он немного помолчал. – Кстати, мисс Астлей, я готов предоставить вам подробнейший отчет обо всех финансовых вложениях за эти годы по Розберри и по арендованным землям, – Мейсон выпрямился на сидении, как будто действительно собирался прямо сейчас начать отчет.

– Мне? – Николь была действительно удивлена. Конечно, она помнила, про завещание отца, но в тонкостях наследования и управления она никогда не пыталась разобраться, – Я думала, что все это Вы предоставляли все эти годы моей матери!

– Нет, в своем завещании и в распоряжениях, отданных лично мне, барон Астлей четко указал, что баронесса Астлей не имеет права ни на какие способы управлять состоянием. Ей назначено ежемесячное содержание, поверьте мне, достаточное для роскошной жизни, – уточнил Келли, увидев потрясенное лицо девушки.

– Мой отец должен был очень доверять вам, мистер Келли, оставляя такие распоряжения, – только и смогла прошептать Николь.

– Барон доверял моему отцу, доверие мне, видимо, перешло по наследству, и должен сказать, что я постарался оправдать это доверие. Я докажу вам это, как только у меня появится возможность предоставить вам отчеты.

– Но я все равно ничего в этом не понимаю, мистер Келли, – сцепив руки на коленях, уныло заключила Николь. – Видимо, Вам еще какое-то время придется полностью заниматься всем этим и помочь мне разобраться.

– Ну, вы же понимаете, мисс Астлей, что это не в интересах моей конторы, – напуганная Николь не сразу заметила в его словах вновь появившуюся иронию. – Чем меньше понимает клиент, тем выгоднее заниматься его делами, – и, совершенно неожиданно для Николь, рассмеялся и накрыл ее сцепленные руки своей ладонью. – Боже мой, Николь, неужели вы думаете, что я прямо сейчас сброшу все управление на вас? Все не так просто, передача дел требует какого-то времени. Вам вполне хватит его, чтобы освоиться.

Николь, совсем растерявшись, потихоньку вытянула вспотевшие ладони из-под его крепких рук. Мейсон тут же выпрямился.

– Если конечно Вам не будет угодно, чтобы наша компания и впредь занималась управлением.

Экипаж въехал в окрестности Розберри. Знакомые с детства места совсем не изменились за эти семь лет, разве что заросли кустарника по обе стороны от дороги стали больше. Николь жадно вглядывалась в родные пейзажи. Попавшиеся на пути экипажа люди оглядывались, не узнавая наемный экипаж, девушка задумывалась, пытаясь вспомнить их. Когда еще был жив отец, она, как завсегдатай деревенских праздников, помнила практически всех по именам, сейчас память стерла их за ненадобностью. Сердце Николь тоскливо сжалось от чувства какой-то безвозвратной потери, как будто окончательно осознав, что со смертью отца умерла и часть ее жизни. Все эти годы в пансионе, Николь по-разному представляла себе возвращение домой, ведь уехала она тогда впопыхах, не попрощавшись ни с кем, как ни уговаривал ее мистер Сен Ижен сделать все по-другому. Теперь, когда встреча с матерью была все ближе, Николь понимала, что совершенно не готова к ней. Она практически наизусть помнила присланное ей во Францию письмо и сейчас готова была поклясться, что мать при встрече повторит все слово в слово.

– Скажите, мистер Келли, а вы давно видели леди Астлей? – Николь только сейчас поняла, что он может что-то рассказать ей о матери.

Мужчина резко повернулся к ней, как будто своим вопросом она оторвала его от глубоких раздумий, настороженно глядя на нее, потом так же резко расслабился.

– Я видел леди Астлей давно, – он отвернулся и смотрел на свои, сложенные на коленях руки. – Мне не было необходимости встречаться с вашей матерью, так как я уже сказал, что по распоряжению барона она не имела никакого влияния на состояние.

Николь поняла, что разговор дальше не получится, мистер Келли снова стал встретившим ее управляющим, а не мальчиком, ловившим птиц на ирландских склонах. Экипаж уже ехал по аллее парка. Голые, раздетые зимними ветрами вязы, стояли как стражи по обочинам и выглядели совсем не так внушительно, как она это помнила. Сердце сковала тревога от того, что первым, что она сейчас переживет после долгого отсутствия, это встреча с матерью, тем более, что та ее, скорее всего, не ожидает.

Мистер Келли, понимая, видимо ее состояние, попытался подбодрить ее.

– Помните, Николь, что какое бы событие не вынудило вас покинуть дом несколько лет назад, всегда лучше вернуться домой. Нужно всегда смотреть обстоятельствам в лицо, – он тепло посмотрел на нее и добавил. – По крайней мере, так всегда учили детей в Ирландии.

– Спасибо за совет, мистер Келли, я постараюсь соответствовать вашим ирландским планкам, – Николь напряженно улыбнулась, про себя отметив, как естественно воспринимается то, что он, все-таки, обращается к ней по имени, но увидев, что он не собирается выйти с ней, удивленно спросила. – Вы разве не собираетесь зайти в дом?

– Нет, Николь, – спокойно, но твердо возразил управляющий, – у меня нет надобности, да и времени, признаться. Я попрощаюсь с вами здесь.

Николь уныло вышла из кареты, опершись на руку кучера. Естественно, как она могла трусливо просить совершенно чужого ей человека быть ей поддержкой в предстоящей нелегкой, как она подозревала, встрече с матерью.

– Николь! – окликнул ее Мейсон, остановив собирающегося захлопнуть дверцу кучера. – Я пришлю вам все отчеты в ближайшие дни, и помните, вы можете в любое время обратиться ко мне за любой помощью.

– Благодарю вас, мистер Келли, – ответила Николь, но мысленно она уже входила в большой холл дома, где перед ней стояла мама. Тогда, пять лет назад она испугалась резких перемен в ее размеренной провинциальной жизни под крылом отца. Сейчас пришло время «посмотреть в лицо обстоятельствам».

Глава 12

Роскошный, но безобразно измятый пеньюар, был единственным ярким пятном в комнате, в которую уже несколько дней не допускался даже самый тусклый лучик света. Если кто-нибудь из прежних многочисленных знакомых попал бы сейчас сюда, вряд ли смог узнать ту, еще пару лет назад, блистательную баронессу. Леди Ингрид Астлей снова была пьяна.

Старый барон отомстил ей со всей изощренностью, даже сам не понимая этого. Конечно, для начала он потребовал удовлетворения у маркиза. Глупец… Тягаться с Лимериком Но Лимерик повел себя совсем не так, как ожидала Ингрид. А барон, просидев в своем кабинете в течение долгих последних часов своей угасающей жизни, продумал все до мелочей, позаботился обо всех, кроме собственной нерадивой жены. Да, он установил для нее достаточное содержание, даже при всем желании Ингрид не смогла бы этого отрицать. Деньги на содержание поместья тоже поступали регулярно. Но в кругу ее общения новость о положении баронессы, в котором оставил ее усопший супруг, разнеслась быстрей, чем пепел по ветру. Сначала она стала предметом насмешек и острых шуток. Подробности истории, произошедшей в Уотерфорде, попали в умелые уста светских сплетниц немного позднее.

И, может быть, если бы Ингрид хватило выдержки все это перетерпеть, со временем все бы утряслось. Но вскоре, на одном из приемов, отчаявшаяся баронесса сделала самую серьезную, ставшую роковой для ее, и без того шаткой репутации, ошибку. Она, чуть ли не открыто, решила показать Грегори, что неравнодушна к нему. Решила поставить в этот вечер на кон все, но проиграла. И все эти годы у нее в ушах, отравляюще, звенели слова Грега, которые он произнес со сдержанной улыбкой, склонившись к ней во время танца, на который она его практически пригласила. «Леди Астлей, к сожалению, я не могу внятно объяснить, как произошло то, что произошло. Именно поэтому я не стрелял в вашего мужа, но, с полной ответственностью, могу заявить, что сейчас, уже не находясь под действием наркотика, не испытываю к вам ни малейшего влечения». После этого, прямо посреди танца, он проводил натянутую, как струна, Ингрид к диванам и покинул зал. А далее, произошел известный в столице парадокс. Если бы тогда Ингрид все удалось и она, наконец, смогла бы назвать себя любовницей Хокстоуна, поохав, для порядка, общество приняло бы ее в свой гостеприимный лицемерный круг. Но, неудачников здесь забивали камнями, и Ингрид стала парией. Парией среди людей, которые еще несколько недель назад не отходили от нее, считая иконой стиля, на которых сама она еще очень недавно обращала внимание только в личных интересах.

Ингрид решила удалиться в Розберри, переждать, но этот период затянулся. Николь, уехав, лишила ее возможности отыграться на ней. Даже тогда Ингрид не позволила себе попросить ее вернуться. Леди Ингрид Астлей никогда не опускалась до унижения. Она и так изрядно потрепала свое самолюбие в погоне за Хокстоуном. Но, в поместье ее все раздражало. Привыкшая к столичным развлечениям, Ингрид сходила с ума от скуки, более того, в собственном доме она чувствовала себя приживалкой. Она не могла даже рассчитать никого из прислуги. Хитрый лис, прекрасно понимая, что, если его задуманная дуэль с маркизом закончится плачевно для него, то вскоре его жена пустит поместье по миру, и в первую очередь на улице окажутся люди, которые верой служили Астлей поколениями. Поэтому, в завещании черным по белому было написано, что всеми, связанными с прислугой делами, занимается управляющая контора Келли. И до тех пор, пока в управление делами не вступит, по исполнении совершеннолетия, Николь, никто другой, кроме Мейсона Келли, не мог управлять состоянием Астлей или любыми другими делами поместья.

Ингрид тяжело повернулась на подушках. Глаза не открывались. Очнувшись от болезненного забытья, мысли снова вернулись. Мейсон Келли заносчивый выскочка. Ингрид так и не смогла понять, по какой такой болезненной прихоти судьбы, ее муж сподобился передать дела именно ему. Хотя нет, здесь все понятно, Келли ведь управляли некоторыми делами барона давно, но если бы он только знал. Недаром вокруг говорили, что ее муж не в себе. Сначала Ингрид думала, что этим он решил все ее проблемы, но первый же визит к Мейсону показал, что ирландцы не забывают обид. Никакие ее уловки, которые обычно безотказно действовали на мужской пол, не считая ее громкого фиаско с маркизом, не помогали. Ну ладно искушенный, избалованный женским вниманием Хокстоун, но жалкий управляющий Тем более Ингрид прекрасно знала, что он к ней более чем небезразличен. Но Келли выгнал ее, колеблясь, но выгнал. Потом она пробовала угрозы, в последний раз, на прошлой неделе, пустила в ход слезы, но все бесполезно.

Ингрид потихоньку встала. Когда комната в ее глазах перестала вращаться, так же потихоньку дошла до кресла возле туалетного столика. Зеркало было завешено платком. Она сама сделала это вчера или позавчера. Ее собеседница в зеркале стала раздражать ее уже давно. Она ужасно выглядела и смотрела на нее с выразительным презрением или жалостью. И то и другое было для нее отвратительно.

В дверь тихонько постучали и открыли. Немолодая горничная осторожно заглянула в комнату. Увидев, что хозяйка проснулась, она зашла. В комнате стоял спертый, неприятный запах спиртного. Когда пил мужчина, к этому запаху всегда примешивался сигарный дым. Леди, видимо, пыталась залить этот запах духами. Флаконы из-под духов были разбросаны вокруг туалетного столика.

– Госпожа, доброе утро, – несмотря на то, что было уже далеко за полдень, Тесс начала с обычного утреннего приветствия. – Разрешите, я открою окно?

– Тесс, у тебя поразительная способность являться не вовремя. Я тебя не вызывала, – баронесса переместила тяжелый взгляд на горничную. – Ну, раз уж ты пришла, – она сделала снисходительный жест в сторону больших французских окон, которые выходили на балкон.

Никто в доме уже давно не реагировал на сварливый нрав баронессы. Тесс, и подавно, ее жалела. Если бы Ингрид знала об этом, бедняжку съели бы на один из завтраков, но баронесса, верная своим идеалам, была уверена, что все еще вызывает в слугах благоговейный страх. Тесс служила Ингрид практически с первого дня ее нахождения в Розберри. Будучи старше своей хозяйки на целых десять лет, она всегда сносила ее взбалмошный характер как терпеливая мать. После произошедших пять лет назад событий, она наблюдала стремительное падение баронессы с пьедестала, на который та сама себя воздвигла. Сейчас, как всегда молча, Тесс просто пошла открывать окна.

В комнату пахнуло свежим весенним воздухом. Ингрид, поежившись, сильнее запахнулась в халат.

– Ты хочешь моей смерти? – Ингрид не смотрела на служанку, каждое движение головой было болезненным испытанием. Вместо этого она рассматривала разнообразие валяющихся на полу у нее под ногами флаконов.

– Свежий воздух очень полезен, к нам наконец пришла весна! Только посмотрите, – Тесс раскрыла шторы, впуская в окна робкие лучи пробивающегося сквозь серые тучи солнца. Видя, что Ингрид только болезненно поморщилась, она добавила. – Солнышко очень быстро сейчас прогреет комнату.

– Лучше разожги камин, – баронесса встала, – и прибери в комнате.