– Давай мне еще тысяч пятьдесят, и мы в расчете. А то мне прибарахлиться надо. Что ж я приеду за границу голодранкой. И детей приодеть надо.
– Пошла вон.
– А ты не жадничай. Я квартиру дешево продала.
– Ключевое слово «продала».
– А я заявление напишу, что ты меня обманула.
– Пиздуй. Пиши.
– Че, крутая? Не боишься?
– Нет.
– А я тебя прокляну и твоих детей.
– Валяй.
– Проклинаю.
– Все? До свидания. Пошла вон.
Соня встала и ушла. Находящиеся в офисе сотрудники минуту сохраняли гробовое молчание. Потом грянул дружный смех.
Работа с недвижимостью – это, прежде всего, работа с людьми. Девочки и мальчики в нашем агентстве прошли хорошую школу. Да, раньше, чтобы заниматься риэлторской деятельностью, нужно было окончить специальные курсы. Выдавался сертификат. Все сотрудники, к моменту прихода к нам, имели внушительный опыт общения с разношерстной публикой и много чего повидали. Иногда, чтобы продать одну квартиру, приходилось выстраивать длиннющие цепочки. Деньги, для покупки жилья, имело только одно звено. Оно могло находиться в любой точке цепи, но… на оформление задатка собиралась вся кодла. Ну, вот и представьте, в цепочке, возьмем по среднему, четыре – пять квартир. Собственников может быть от четырех – пяти и более. К тому же, на задаток приходили, как правило, с «группой поддержки». В офисе могло собраться человек двадцать. Кислорода мне не жалко. Но ведь они все «умные», все просто «собаку сожрали» и не одну, на оформлении и продаже недвижимости. Они начинали громко говорить, каждый гнул свою линию, и никак не могли прийти к решению. Потные, красные, возбужденные. А риэлторы, или проще, агенты, с милой улыбкой все это говнище упаковывали в красивые фантики. Иногда по пять – шесть часов паковали. И все с улыбочкой. Да. Там такого наслушаешься, уржаться можно. Но низя. Все они умные, знающие люди. Надо только пнуть в нужном направлении.
Короче, та еще работка. Не всем подходит. Так что Сонина выходка воспринималась нами, как детский лепет. Поржали и забыли.
– 15-
А какая стояла погодка. Мммм … Плюс шестнадцать. Охренеть. Выехали двадцать восьмого ноября из метровых сугробов, мороза под тридцатник, метели. А сегодня, первого декабря, плюс шестнадцать, травка зеленая, тополя пирамидальные с листиками. Не, мне определенно нравится здесь. И повсюду, куда ни глянь, странные установки постоянно что-то качают и факелы горят. Че это такое?
Димка давно проснулся. Сидел хмурый. Голова, наверно, болит. Точно, точно. Так долго спать вредно. Я вот привыкла тратить на сон по четыре часа в сутки. Мне хватает. Не, бывает, конечно, и восемь часов в ауте, но тогда встаешь с опухшей мордой лица, с тяжелой головой, а настроение «нахер я проснулась и ваще родилась».
О, водичку ищет. Сушняк. Господи, ну, как ребенок, ей богу. Достала из-под своего сидения коньяк, молча сунула Димону. Он так обрадовался, что даже спасибо забыл сказать. Зубами содрал золотинку и вытянул пробочку. (Там звук еще такой «чпоок», я прям тащусь от него, слушала бы и слушала, музыка, пестня …) И сделал: глыть, глыть . Ну, все. Минут через пять отпустит Димона. И тут произошло что-то странное. Димкины глаза округлились, он замахал руками и замычал, потому как сказать ниче не мог – коньяк не проглотил.
– Что? Говно коньяк?
– Ууууу!
– Да блть, скажи ты нормально!
Димка ткнул пальцем в сторону моего окна. Я повернула голову …. Йокарный же ты бабайка! Огромный пост ГАИ, с двухэтажной «конурой», с ограждениями, с разрисованным асфальтом. Но это все фигня. Возле «конуры» стоял гаишник с радаром, глаза его повылазили на лоб. От моей наглости он так растерялся, что побежал за Фордом рысцой, как племенной скакун. При этом размахивал руками и орал. Вдавила педаль тормоза в пол. Димка клацнул зубами о горлышко бутылки. Тормозной путь длиннющий. Перла я за сотню. Выскочила из кабины и рванула во всю прыть навстречу гаишнику. Представляете картинку? Кино, душераздирающие кадры. Влюбленные бегут сквозь все преграды навстречу друг другу. Я раскинула руки в стороны, будто хочу задушить мента в своих объятиях, и ржу, как лошадь, но лечу на «крыльях любви». А он, забыв про пагоны и наличие у него служебной машины, извергая фонтан редких и самых нежных матов, уронив фуражку, стремиться ко мне. И, вот, мы встретились. Запыхавшись, тяжело дыша, с раскрытыми для объятий руками, я выдала ему,
– Мое лицо скрывает темнота, а то б я, знаешь, со стыда сгорела.
Гаишник обалдел. Встал, как вкопанный. Но дыхалка у него лучше моей.
Ровненько так дышит. А меня понесло,
– Что ты узнал так много обо мне. Хотела б я восстановить приличье, Да поздно, притворяться ни к чему. Ты любишь ли меня? Я знаю, верю, что скажешь "да". Но ты не торопись.
– Гы —гы …
Однако, словарный запас у меня больше. Стою. Жду наказания. Держу в ручке денежку.
И тут гаишник выдает,
– Твой взгляд опасней двадцати кинжалов.
Теперь я сказала,
– Гы-гы
– Давайте мы Уильяма в другом месте декламировать будем.
Старший лейтенант …… Документы Ваши, будьте так добры.
Отдала ему документы вместе с денежкой.
– Куда летим?
– В Краснодар.
– Да ну? Интересно, интересно …
– Что? Нельзя в Краснодар?
– Да почему, отличный город. Гостеприимный. И большой.
– Ну, вот и едем. Посмотреть.
– А откуда, если не секрет?
– Из Новосибирска.
– Ох, ты ж! Надо же! А где там проживали?
– На проспекте Дзержинского, – неуверенно так ответила, чего ему надо? Гриня что ли уже в розыск кинул нас. Вот же шустрый.
– Да, я там жил одно время. Ну, родился я там. Только на левом берегу, на Затулинке.
– Здорово! Кто ж не знает Затулинку. Там ребятки серьезные.
– Точно. А Владика знаешь?
– Нифигасе! Знаю.