День свалившихся с луны

День свалившихся с луны
Наташа Труш

А что было делать?! Что делать ей, если годы уходят, а ей захотелось, чтобы все было, как у людей? Банально? Банально! Но жизнь очень часто состоит из таких вот банальностей: уютный дом, любимая работа, заботливый муж, здоровые дети. Перечислять можно долго. Но нужно ли? Нужно ли, если все это перечеркнуто одним только заявлением Мишеньки – большого ребенка ее любимого Васи Зиновьева. Нет, Даша не осуждала его за это. Потом поймет. Правда, для Даши это «потом» может быть очень поздно…

День свалившихся с луны

Наташа Труш

«Самого главного глазами не увидишь»

    Антуан де Сент-Экзюпери

© Наташа Труш, 2018

ISBN 978-5-4483-2518-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Даша Светлова открыла свой электронный ящик. В нем снова было письмо от Поля Лежье – француза русского происхождения, с которым Даша познакомилась в Интернете. Она собиралась в Париж, и планировала, наконец-то, посетить Сент-Женевьев-де-Буа. В Париже Даша уже бывала, а вот до кладбища, где упокоились сотни русских, нашедших после революции приют во Франции, добраться никак не могла. Все руки не доходили. Вернее, ноги.

Вот и искала она в Интернете людей с похожими интересами. А нашла Поля Лежье. Он прилично говорил и писал по-русски. Еще бы! У него ведь, как у многих французов, была русская бабушка. Но самое главное – он жил в Сент-Женевьев-де-Буа!

«В том самом?!» – с удивлением спросила Даша. «Именно! И я Вам непременно его покажу, если Вы приедете в Париж!» – написал ей Поль.

Так в программе Дашиного отпуска кроме выставок, музеев, приемов, встреч и, конечно же, магазинов, появился знаменитый парижский пригород и знакомство с симпатичным французом Полем Лежье, которого воспитывала русская бабушка.

Надо сказать, бабушкино русское воспитание в этом французском мужчине очень чувствовалось. Он сумел покорить Дашу своей галантностью и обходительностью в общении. К тому же Поль Лежье был очень симпатичен. И Дарья даже думала, что при взаимной симпатии она, наверное, смогла бы сорваться с насиженного места и уехать в Париж навсегда. Там у нее друзья, а теперь вот еще и воздыхатель Поль – мужчина с ослепительной улыбкой и прозрачной голубизны глазами.

И письма он ей пишет приятные. Не какие-то отписки «Привет! Как дела?», а обстоятельные и длинные, в которых он рассказывает ей про работу, про дела фирмы по производству спортивного инвентаря, какие-то тонкости в различных спортивных снарядах, и про то, что их мешки для кикбоксинга – лучшие в мире.

Он не оставлял без внимания и Дашины письма, подробно отвечал на вопросы и расспрашивал ее о новых выставках. А еще о том, что сегодня модно коллекционировать. И особенно лирично – о дождливой осени в Петербурге, которая совсем не похожа на парижскую осень, сухую и теплую.

«…Еще моя бабушка рассказывала про то, что это самое неприветливое время в ее русской жизни. Монотонные дожди, выстукивавшие свою музыку по жести крыш, приводили в трепет и особое творческое состояние поэтов и художников. Они часами могли стоять под зонтами на набережных, глядя, как длинные водяные стрелы легко входят в воду, растворяясь в ней, и утекая по рукаву Фонтанки или Мойки. А им, детям, в дождь запрещалось гулять. Потому что было холодно и зябко, и в лужах мгновенно промокали боты, и за всем этим следовали кашель и насморк, и визит доктора, который ставил страшные банки на спину.

А вы любите осень?…»

Даша не любила осень. Безрадостный пейзаж за окном навевал тоску и уныние. Природа то ли засыпала, то ли умирала. Время останавливалось.

Все лето жирный мерзкий паук с желтым крестом на спине плел за Дашиным окном паутину. Едва заметные нити протянулись из угла карниза к форточной петле. Скрепленные между собой поперечными стяжками, липкие волокна были почти незаметны. И только после дождя четко прорисовывался за стеклом аккуратный и правильный чертеж. Он напоминал тонкую вышивку серыми нитками, с густо нанизанными на них прозрачными бусинами. На стеклярусное чудо можно было любоваться до тех пор, пока капли воды не высыхали на солнце.

Все лето в паутину попадали заблудшие мухи. Приклеиваясь крыльями к липким невидимым ниткам, мухи отчаянно били лапками, но освободиться не могли. Зато колебания паутины улавливал ее хозяин. Он резво выскакивал из своего укрытия под карнизом, словно на коньках скользил к пленнице и убивал ее.

Под осень паутина во многих местах была порвана ветром, и паук постоянно штопал ее. Она уже не была так красива после дождя. В переплетениях запутались желтые листочки и сухие трупики мух, и даже бабочка с обтрепанными крыльями.

Кроме большого паука в сетке появилось несколько паучат, которые весь день сновали по родительским владениям, сталкивались друг с другом, устраивали бои, сплетаясь в клубок.

С наступлением холодов молодежь куда-то исчезла, а старый большой паук влез в щель форточки, где и вознамерился найти себе покой, но был выцарапан из укрытия когтистой лапой огромного рыжего кота. Кот все лето наблюдал за беспокойной жизнью паука, скреб стекло, но не мог добыть насекомое. И только осенью ему повезло.

Паук упал на подоконник и устало побрел, словно слепой, натыкаясь то на поддон цветочного горшка, то на угол оконной рамы. Кот выжидающе наблюдал за ним, иногда поправляя лапой серую живую горошину на тонких ножках-крючках. Он ухмылялся в усы, гоняя паука, а потом скатил его на пол. Паук уже не шевелился. Его скрюченные лапки плотно прижались к сухому тельцу. Может быть, он просто хотел обмануть кота, притворяясь мертвым, но кот не оставлял игрушку. Он подкидывал шарик, гонял его за диваном, а потом закатил паука в ворс ковра, откуда долго и упорно выкусывал застрявшее в нитях насекомое. Пауку уже было все равно. Его уже не было. Кот вяло пожевал чудовище и потерял к нему интерес. А паутину за окном унесло с первыми порывами сильного ветра…

Даша закуталась в теплый халат и вышла на лоджию. Внизу гудела мусороуборочная машина. Рабочий в синем комбинезоне прицеплял к грязному борту сразу два контейнера, они опрокидывались с жутким грохотом и вываливали в крутящееся страшное нутро машины очередную порцию бутылок, коробок, фантиков и прочей дряни.

Не смотря на то, что стеклопакет лоджии не пропускал запахи, да они и не долетали до двенадцатого этажа, Дарья недовольно сморщила симпатичный носик. Воздушное существо, каким была девушка Даша Светлова, было сродни бабочке, а от бабочки какая грязь?!

Дашино существование на белом свете было почти стерильным. Она редко обедала дома, практически не готовила, и мусор выносила раз в неделю – крошечный пакетик, в котором умещались баночки от полезных биойогуртов и шоколадные обертки.

Впрочем, последние попадали в мусорное ведро крайне редко, да и то по рассеянности, свойственной творческим натурам: по детской привычке Даша аккуратно собирала фантики от конфет и шоколадок и складывала их в большую коробку. Привычка эта сохранилась с детства. Фантики были любимой Дарьиной игрой. У нее их было не так много, но зато какие!

Летом, когда Дашка была маленькой, ее отправляли погостить к бабушке, которая жила в крошечном поселке Мурино. Ничего ровным счетом там не было, кроме сельсовета да маленькой железнодорожной станции. Поезда на ней останавливались только местные, а скорые проносились, как им и положено, очень быстро, без остановок.

Летом в вагонах были открыты окна, и Дарья махала проезжающим рукой. А потом шла вдоль по железке, выискивая на шпалах и в траве у рельсов яркие конфетные обертки. Главное, чтобы бабушка не прознала, что ее опять на дорогу носило, а то специально для этого случая у бабки в кухне на стене висел старый ремень с пряжкой, которым она обещала драть Дашку, как сидорову козу.

Вот так под страхом смертной казни Даша собирала фантики для своей коллекции. Дома она тщательно разглаживала мятые бумажки, рассматривала картинки, отмывала их от грязи, сушила, и, наконец, складывала в большую коробку из-под зефира.

Коробка ей тоже досталась таким способом. Ее выбросили из проходящего поезда, она долго катилась, гонимая ветром, и застряла в высокой траве, где ее и нашла Даша. В коробке было пусто, только бело-розовые крошки какой-то далекой вкусной жизни и запах…

Ах, какой это был дивный запах! Позже Дарья, очень чувствительная к ароматам, научится легко распознавать любимый белый Кензо, и запросто узнавать его среди всех остальных. И тонкий полет арабики и круассанов с шоколадной начинкой в кафе на Елисейских полях ей тоже будет знаком. Но этот нежный бело-розовый запах навсегда останется в памяти запахом ее, Дашкиного, не очень радостного детства…

По возвращении домой, она хватала свою драгоценную коробку, и бежала к лучшей подружке, живущей через две улицы в частном доме. Людку на лето никуда не отправляли, поэтому фантики у нее были только от конфет, которые продавались в местных магазинах.

Людка с завистью смотрела на Дашины новые приобретения и тяжко вздыхала: у нее таких никогда не будет!

Откуда ей было знать тогда, что пройдет не так много времени, и она сможет покупать самые дорогие на свете конфеты в самых красивых фантиках! Людка удачно выскочила замуж за незаметного и не очень успешного мальчика в их школе, а он вдруг, как по волшебству, но не без помощи влиятельного дяди в Москве, сделал стремительную карьеру, и вскоре отбыл с семьей во Францию с дипломатическим паспортом в кармане.

Подружки не потерялись в этой жизни и переписывались. Сначала Дашка получала письма в красивых конвертах со слюдяным окошечком, потом электронные письма.

Несколько лет назад они встретились в Москве. Расплакались от радости. До глубокой ночи сидели в номере гостиницы, и говорили, говорили… Дашка, смеясь, рассказала подруге, что до сих пор по старой привычке собирает фантики от конфет.

– Счастливая, – грустно сказала Люда. – А у меня куда-то ушло. Просто сразу так много всего появилось, что не до бумажек стало. А помнишь, как я украла у тебя «Мишку на Севере», ты стала отнимать, и мы чуть не подрались?! Но самое страшное, фантик с белым мишкой порвали, и потом обе над ним плакали. И даже склеили его, только он уже был не таким красивым.

– Помню…

Уезжая из Москвы, Дашка преподнесла подруге подарок: большой пакет с конфетами.

– Неужели «Мишка»?! – спросила со смехом Людмила.

– Он самый! – Дашка поцеловала подругу на прощанье. – Отвези вашему Ванечке, он таких, наверное, не пробовал. Правда, Люд, они сейчас совсем другие, не такие вкусные, как были тогда.

– А ты их пробовала тогда? – задиристо спросила Людка. – Ты ж тот фантик на рельсах нашла!

– Ну, да, нашла! Но он даже запах другой имел, чем эти. Но все равно отвези. А потом расскажешь ему, как мы с тобой чуть не подрались из-за этого «Мишки»!…

Мусоровоз загреб последние отходы жизнедеятельности людей, проживавших в ее, Дашкином доме, и уехал. Дарья услышала, как характерно пискнул ее ноутбук, и подошла к столу: на мониторе компьютера вспыхивала оранжевым цветом короткая строчка – к ней в аську ломился кто-то неизвестный. Дарья присела на стул-вертушку и щелкнула мышкой.

Его звали Франк. Голландец из Хелмонда предлагал Дарье пообщаться. Он писал на плохом русском, но вполне сносно. Он дотошно выяснял, когда Даша хочет поехать в Париж, в каком отеле планирует остановиться, какие достопримечательности хочет посмотреть.

Попутно он сообщил, что не женат, но регулярно посещает свою подружку Сигрен в Бельгии, что работает два дня в неделю – возит детей из местной школы в бассейн и обратно, а остальное время занимается собственным самосовершенствованием: учит языки, путешествует, танцует аргентинское танго, воспитывает кота Томми, и летает на «параглайде». Черт его знает, что это такое! Но на фото, которое Франк прислал тут же по «мылу», эта штука выглядела вполне симпатично – разноцветное шелковое «крыло», парящее в небе.

Сам мужчина Даше не приглянулся: нечто худенькое и субтильное. Впрочем, он ведь предлагал подружиться, чтобы изучать русский язык и путешествовать вместе, поэтому внешность его большой роли не играла. К тому же он тут же сообщил, что в Париж прихватит свою Сигрен, так что, считай, все точки, где надо, расставлены с первой минуты. Правда, кто их знает, этих голландцев, с их свободной любовью, с кварталами «красных фонарей» и прочими излишествами! Даша девушкой была хоть и современной, но придерживалась традиционных взглядов на взаимоотношения полов.