Новая эра. Часть вторая

– Ну, возбуждает?

– Возбуждает.

– Ну вот.

Это объяснение ненадолго ее удовлетворило. Надолго удовлетворить ее вообще невозможно.

– А ты иногда фантазируешь?

– Нет. И никогда не фантазировала. И вообще я предпочитаю дедовским способом, но любую фантазию готова претворить в жизнь.

– Понимаешь…, мужчине всегда хочется произвести на женщину «глубокое впечатление».

– В смысле глубины?

– Ну, и это тоже.

– Во-первых, самое чувствительное место у женщины это в начале, а не в конце, так что глубина…

– Ну, у кого как…

– И потом.., не знаю, мне с тобой очень хорошо, ну просто… я с ума схожу, ты великолепный любовник, великолепный, так что все твои комплексы – зря. Ну, а если хочешь его приносить, приноси. Нет, мне все равно, если ты хочешь. А ты ему имя дал?

– Имя?

– Ну да, надо его назвать как-то.

– Хм…

– Просто хуй что ль? … Ха-ха-ха! Застеснялся! … А ты про куклу фантазировал?

– Фантазировал.

– Ты вообще, наверное, склонен к фантазиям. Художественная натура. … А я подумала, ты принес, чтоб от меня отдохнуть.

Рассказывает про подругу в школе: любила одного, но не давала, а когда выяснила, что у него кто-то есть, стала с ним жить. Потом забеременела, даже женила его на себе, но через пару лет они развелись…

– Когда стала с ним жить, поразила меня: говорит, я отдала ему самое дорогое, ха-ха-ха! Надо ложиться в постель не для того, чтобы «отдать самое дорогое», а чтобы взять самое дорогое.

– Это надо выбить золотыми буквами.

25.1

Компромисс – детище рационализма, жертва – детище вдохновения. Компромисс делает жизнь «приемлемой», но «обесточенной», если пользоваться электрическим термином, обездоленной, в смысле «высшей доли», он ведет к «выветриванию» духа. Жертвенность делает жизнь огнедышащей, но вечно возобновляющейся. Компромисс все стирает своими могучими жерновами, стирает в «муку». Жизнь становится, как кругляш гальки, гладенькой… Компромисс губит, жертва обновляет.

26.1. Позвонил Володя, сказал, что едет к Баембаеву, можем повидаться. Звоню Баембаеву:

– Рома? Привет. Слушай, Володя сказал, что собирается к тебе нагрянуть, ты не против, если мы вместе нагрянем?

Нет, он не против, даже, как показалось, рад. По дороге я зашел в «Экслибрис» купить еще Сукачева, да и девушка мне понравилась. Она еще посоветовала группы «Ноль», «Ва банк», Дмитриевича, которого, правда, не оказалось. Понравилась мне девушка, и я ей книжку свою преподнес.

– Ой, только надпишите! Мне никогда еще писатели книжки не дарили!

– А как вас зовут?

– Маргарита.

– Ого.

И надписал: «Маргарите от Мастера». А хули. Попросил позвонить, когда Дмитриевский будет (ждут нового завоза). «Эх, хорошая девушка», подумал непонятно чем окрыленный дедушка и поспешил к Баембаеву…

Баембаев переехал. В том же доме на улице Раби Меира, только со двора, муравейник с тайландцами, узенький проход, слышу вопли Тарасова. Комната такая же, вместе с кухней, только нет лестницы наверх, а проход в темную комнатуху, там матрац неубранный – спальня. Тарасов был уже в изрядной накачке: лакали бренди, закусывали редиской с зеленым луком, копченой колбасой и черным хлебом. А я зачем-то притаранил земляничную наливку и банку шпрот. Шпроты пошли в дело, а наливку пришлось самому, так к концу всю бутылку и оприходовал. Баембаев:

– На клубничку потянуло?

– Это земляничная.

– Аа! Клубники-то здесь завались, а вот землянику я уж не помню, когда в последний раз…

Тарасов был в разгаре витийства, речь шла о пропаже архива Бокштейна.

– Но если он на помойке, – мягко убеждал Баембаев, – то все, Володя, дело конченое.

Но Тарасов не унимался.

– Не, Наум, ты послушай, я тебя сейчас введу в курс… Мне нужна будет ваша подпись. Я хочу их выебать, понимаешь? Вы-е-бать!

– Если все на помойке, то это бесполезно, – эхом отозвался Баембаев.

– А в чем собственно…

– Я тебе сейчас все объясню, – горячится Тарасов. – Было такое постановление, обязывающее Амидар[6 - Государственная компания по предоставлению социального жилья] закрыть квартиру и ничего в ней не трогать. А они вселили туда людей, понимаешь?!! Ну и те, конечно, всё оттуда выкинули. Тысячи книг, рукописи, ну все! Я хочу их наказать, понимаешь? Их надо наказать, этот вонючий Амидар, блядь, этих пидарасов!

– Как наказать, не понял?

– Полтора миллиона! Я хочу содрать с них полтора миллиона! Эти книги стоили бешеные деньги!

– Но ты же не наследник.

– Да я не для себя, блядь! Деньги старухе пойдут, этой ду-уре! Этой его двоюродной сестре!

– Так тебе нужна доверенность, – строю из себя человека сведующего.

– Это будет, я с ней договорюсь, не волнуйся. Мне нужно письмо, от солидных людей, таких как ты, как Баембаев (мы с Ромой, польщенные, переглянулись)…

– Ты что, не понимаешь, – подключился Рома, – у них же батарея адвокатов, какие полтора миллиона?!

– Полтора миллиона! Я хочу их вы-е-бать! Понимаешь?