Смерть в театре «Дельфин»

Они разошлись по своим столам. Зазвонил телефон Перегрина, и нанятая администрацией девушка, спрятанная в отдельной нише, произнесла:

– Вас, мистер Джей. «Виктория и Альберт».

Перегрин удержался от шутки: «Для Ее Величества и принца-консорта я всегда свободен». Его одолевали предчувствия.

– Хорошо. Давайте.

Его соединили с экспертом.

– Мистер Джей, вам сейчас удобно разговаривать?

– Вполне.

– Я подумал, что нужно позвонить. Разумеется, мы пришлем полный официальный отчет для передачи вашему заказчику, но я почувствовал… в самом деле… – Перегрин с волнением отметил, что голос эксперта дрожит. – В самом деле, это нечто замечательное. Я… в общем, рассматриваемое письмо было тщательно исследовано. Три специалиста сравнили его с известными автографами и нашли достаточное количество совпадений, чтобы прийти к четкому мнению об авторстве письма. Экспертов полностью удовлетворяет возраст лайки и материалов для письма, а также отсутствие следов вмешательства, не считая пятен от соленой воды. По сути, уважаемый мистер Джей, как бы невероятно это ни звучало, перчатка и документ, видимо, являются тем, чем должны.

Перегрин промолвил:

– Я всегда чувствовал, что это случится… А теперь поверить не могу.

– Возникает вопрос: что с ними делать?

– Вы их придержите у себя на время?

– Да, с удовольствием, – сказал эксперт, и до Перегрина донесся из трубки легкий смех. – Однако! Думаю, мое руководство после консультации обратится к… э-э… владельцу. Разумеется, при вашем посредничестве, а также посредничестве мистера Гринслейда.

– Да. И… никакой огласки?

– Боже милостивый! – Эксперт даже взвизгнул. – Надеюсь, что нет. Только представить! – Эксперт помолчал. – А вам известно, не подумывает ли он о продаже?

– Знаю не больше вашего.

– Ясно. Ладно, вы получите от нас все отчеты на следующей неделе. Если честно… я звоню вам потому, что я, как, видимо, и вы сами, фанатик.

– Я написал пьесу об этой перчатке, – не удержался Перегрин. – Мы дадим ее на открытии театра.

– Серьезно? Пьесу… – Голос эксперта затих.

– Я не шучу! – закричал в трубку Перегрин. – Это своего рода подношение. Пьеса! Да, пьеса.

– О, простите! Конечно. Конечно.

– Ну, спасибо, что сообщили.

– Что вы, что вы.

– До свидания.

– Что? А, да. Конечно. До свидания.

Перегрин положил трубку и увидел, что Уинтер Моррис не сводит с него взгляда.

– Наверное, тебе надо это знать, Уинти… – промолвил Перегрин. – Но учти, никакой огласки. Дело касается важной персоны, так что все серьезно.

– Хорошо. Как скажешь: ни словечка.

– Совершенно секретно?

– Совершенно секретно. Слово чести.

И Перегрин все рассказал. Дослушав, Моррис провел белыми пальцами по черным кудрям и простонал:

– Только послушай, послушай! Какой материал! Какая тема! Пьеса о ней. Слушай: она называется «Перчатка». И перчатка у нас. Величайшая шекспировская реликвия всех времен. Перчатка «Дельфина». Предложения из Америки. Письма в газеты: «Оставьте перчатку “Дельфина” в Англии Шекспира». «Новое сказочное предложение по перчатке “Дельфина”!» Ах, Перри, херувимчик Перри. Какая лакомая реклама, – а мы будем хранить секрет!

– Лучше не продолжай.

– Как же мне не продолжать? Важную персону нужно направлять. Он должен быть на виду. Слушай: он финансовый гений, он поймет. Он с ходу узнает выгоду. Слушай: если правильно раскрутить и подать эту историю в психологически точный момент… понимаешь, с оглаской; с правильной классической оглаской… слушай…

– Притормози, – попросил Перегрин.

– Ох!

– Вот что я думаю, Уинти. Он заберет все железной рукой и снова запрет в свое бюро Луи какого-то-там. И больше никто из нас не увидит лайковую перчатку Хемнета Шекспира.

Однако Перегрин ошибался.

II

– Все равно, – читал Маркус Найт прекрасно поставленным голосом, – спрячьте ее куда-нибудь. Я больше не взгляну на нее. Спрячьте.

Он опустил свой экземпляр пьесы Перегрина; остальные шесть актеров труппы поступили так же. Раздались легкие шлепки стопок бумаги по столу.

– Спасибо, – сказал Перегрин. – Блестящая читка.

Он оглядел сидящих у стола. Дестини Мид громадными черными глазами смотрела на Перегрина с неколебимым обожанием запутавшейся сексуальной средневековой святой. Впрочем, Перегрин знал, что это не значит ровным счетом ничего. Поймав его взгляд, Дестини приложила пальцы к губам и медленным движением протянула в его сторону.

– Милый Перри, – пробормотала она знаменитым голосом с хрипотцой, – ну что тут скажешь? Это просто чересчур. Чересчур. – Дестини беспомощным трогательным жестом призвала на подмогу присутствующих. Они ответили уместным невнятным шумом.

– Мой дорогой Перегрин, – произнес Маркус Найт (ни у кого такого голоса нет, подумал Перегрин). – Мне понравилось. Я вижу море возможностей. Увидел сразу, как прочитал пьесу. Разумеется, поэтому я и согласился на роль. И своего мнения не изменю, обещаю. Жду не дождусь, когда начну творить роль. – Принц крови не выразился бы более милостиво.

– Я очень рад, Марко, – сказал Перегрин.

Тревор Вер, назначенный на роль одиннадцатилетнего мальчика, развязно подмигнул через стол в сторону мисс Эмили Данн, которая его игнорировала. Она не искала взгляда Перегрина и словно не замечала коллег. Перегрин подумал, что она по-настоящему тронута.

У. Хартли Гроув элегантно откинулся на спинку кресла и постукивал пальцами по своему экземпляру пьесы. Перегрин рассеянно отметил, что костяшки пальцев у него, как у боксера времен Регентства. Брови подняты, на устах легкая улыбка. Гроув был миловидным блондином; широко посаженные голубые глаза никогда не теряли выражения неопределенной дерзости.

– По-моему, изумительно, – сказал он. – И мне нравится мой господин У. Г.

Гертруда Брейси, приглаживая волосы и расправив плечи, сказала: