Роковая ошибка

Молодым человеком, о котором говорила Сибил, был Клод Картер, ее пасынок от первого брака, о котором многие, помимо Верити, не могли сказать ничего хорошего.

– О, Сиб, – только и произнесла она, – мне очень жаль.

– Он хочет, чтобы я прислала ему сто фунтов на Тенерифе.

– Он собирается в Квинтерн?

– Дорогая моя, он этого не говорит, но, конечно же, собирается. А за ним, вероятно, и полиция, преследующая его по пятам.

– Пру знает?

– Я сообщила ей. Она, разумеется, в ужасе. Как только станет известно, когда он сюда нагрянет, собирается сбежать в Лондон. Вот почему еще, кроме всего прочего, я так стремлюсь в «Ренклод».

– Он останется здесь на какое-то время?

– Думаю, да. Как обычно. Я не могу этому помешать.

– Само собой. В конце концов, он…

– Верри, он получает очень щедрое содержание по отцовскому завещанию, но все спускает. Мне вечно приходится вызволять его из всяких передряг. А что хуже всего – но это только для твоих ушей, – когда я отправлюсь на тот свет, он получит все, что его отец оставил мне на жизнь. И одному богу известно, что он сделает с этим наследством. Он уже побывал в тюрьме, и рискну предположить, что он принимает наркотики. Наверняка мне придется и впредь раскошеливаться.

– Значит, он приедет и найдет здесь… кого?

– Либо Берил, которая будет присматривать за домом, либо миссис Джим, которая ей помогает и делает генеральную уборку, либо Брюса, если это будет один из его рабочих дней. Им всем дано строжайшее указание: говорить, что я в отъезде и дома никого нет. Разумеется, если он будет настаивать, чтобы его впустили, никто не сможет его остановить. Безусловно, он может… – Последовала долгая пауза. У Верити появилось дурное предчувствие.

– Может – что? – спросила она.

– Дорогая, я не знаю точно, но он может позвонить тебе. Просто чтобы разузнать.

– И что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Просто не говори ему, где я. А потом дай мне знать и приезжай в «Ренклод». Верри, не ограничивайся звонком или письмом. Приезжай. Прошу тебя как свою единственную старую подругу.

– Не обещаю.

– Но постарайся. Приезжай разделить со мной тамошний ужасный обед и рассказать, что говорит Пру и звонил ли тебе Противный Клод. Подумай! К тому же там ты снова встретишься со своим потрясающим другом.

– Я не хочу с ним встречаться.

Как только эти слова вырвались у нее, Верити осознала, что совершила ошибку. Она так и видела, как загорелся неуемным любопытством взгляд больших синих глаз Сибил, и поняла, что пробудила вторую – после интереса к мужчинам – страсть подруги: ее всепоглощающую увлеченность чужими делами.

– Почему? – тут же спросила Сибил. – Я знаю, что между вами что-то было. Я почувствовала это тем вечером, во время ужина у Николаса Маркоса. Так что там у вас?

– Ну вот, – взяла себя в руки Верити. – Только не это. Не вздумай придумывать обо мне всякую чушь.

– Но что-то было, – повторила Сибил. – Я никогда не ошибаюсь на этот счет. Я что-то почувствовала. Я точно знаю! – пропела она. – Ладно, спрошу у самого Бейзила Шрамма – то есть у доктора Шрамма. Он мне расскажет.

– Ничего подобного ты не сделаешь, – возразила Верити, стараясь скрыть панику в голосе, и слишком поздно добавила: – Он даже не поймет, к чему ты клонишь. Сиб, прошу тебя, не ставь меня в дурацкое положение. И себя тоже.

– Тук-ру-ру та-ра-ра-ра, – по-идиотски промурлыкала Сибил. – Посмотрим, что это нас так взволновало.

Верити едва сдержалась.

Никакими коврижками ее не заманишь на обед в «Ренклод», решила она и распрощалась с Сибил, терзаемая дурными предчувствиями.

II

Гидеон Маркос и Прунелла Фостер лежали в великолепном гамаке под полосатым навесом возле новенького бассейна в Мардлинге. Они были загорелыми, мокрыми и почти обнаженными. Он нежно обнимал ее, и золотистые светлые волосы Пру разметались по его груди. Они словно снимались для яркой рекламы.

– Потому что, – прошептала Прунелла, – я не хочу.

– Не верю. Ты хочешь. Я же вижу, что хочешь. Зачем притворяться?

– Ну ладно, хочу. Но не буду. Не считаю нужным.

– Но почему, ради всего святого? А-а, – сказал Гидеон изменившимся тоном, – догадываюсь. Думаю, я понял. Это «слишком быстро, слишком неблагоразумно, слишком преждевременно», да? Что, не так? – Он приблизил свою голову к ее голове. – Что ты молчишь? Ну, признайся.

– Ты мне слишком нравишься.

– Дорогая Пру, чрезвычайно мило, что я тебе «слишком нравлюсь», но это нас никуда не приведет.

– И не должно привести.

Гидеон спустил ногу на землю и, оттолкнувшись, резко качнул гамак. Волосы Прунеллы упали ему на губы.

– Не надо, – сказала она и захихикала. – Мы перевернемся. Прекрати.

– Нет.

– Я выпаду из гамака. Меня укачает.

– Скажи, что ты подумаешь.

– Гидеон, пожалуйста.

– Скажи.

– Я подумаю, черт тебя побери…

Он придержал гамак, но не отпустил Пру.

– …но приду к тому же выводу, – закончила Прунелла. – Нет, дорогой. Не раскачивай его снова. Не надо. Я серьезно. Меня укачает. Я не шучу, мне будет плохо.

– Ты поступаешь со мной жестоко, – пробормотал Гидеон. – Несносная девчонка.

– Хочу еще раз поплавать, пока солнце не ушло.

– Прунелла, я тебе действительно нравлюсь? Ты вспоминаешь обо мне, когда мы не вместе?