Раб лампы

– Значит, ты мне изменила?

Дере остановился наконец и посмотрел на нее в упор. Взгляд она выдержала и спокойно сказала:

– Да.

– Дрянь!

– Успокойся. Я ведь знаю: у тебя давно любовница.

– Бред!

– Только не ври.

– Я тебе не изменял!

– Но у тебя другая женщина.

– Я тебе не изменял!

– В мыслях да.

– Я хранил тебе верность! Мало ли… Мало ли, о чем я думал! Физически я тебе не изменил!

– Можешь больше не утруждаться. Дай себе волю, – усмехнулась она.

– А! Я понимаю, откуда ветер дует! Это все Клара! Она! Убью ее!

– Успокойся.

– Гадина! Клара Гадина! Не Гатина, а Гадина!

– Ты стал остроумным. Поздравляю. Слава богу, я не услышу больше про кораллы.

– Убью ее!

– Она ни при чем. Это я тебе изменила.

– Ты пожалеешь! Такие мужчины, как я, на дороге не валяются!

– Вот и отлично. Значит, я могу быть за тебя спокойна?

– Я ухожу, – торжественно сказал Дере.

– Ты можешь жить здесь. А мы с… С моим другом поселимся на даче. К осени будет видно. Или у твоей любовницы есть квартира?

– Сколько можно повторять? У меня нет любовницы!

– Но квартира у нее есть?

Альберт Дере рухнул на диван и застонал.

– У меня такое ощущение, что все это сон… Страшный сон… Мою жену словно подменили. Уехала нормальная женщина, добрая и покладистая, а вернулась ополоумевшая баба – вздорная, склочная…

– Надо было стеречь, – усмехнулась она.

– Что? – удивленно спросил Дере.

– Лампу.

– Какую лампу?

– В которой живет джинн. Исполняющий желания. Ты слишком долго пользовался мной, Алик. Ты меня не берег. А другие мужчины боялись подступиться. По-моему, ты никогда меня и не любил.

– Договорилась! Ты бредишь, Дуся. Но это пройдет.

– Нет.

– Пройдет, – уверенно сказал он.

Вместо ответа она принялась собирать вещи. Как долго продлится бракоразводный процесс? И как поведет себя Дере? Пока он держится достойно. Покричал, конечно. Но истерики не устраивает, за руки ее не хватает. Сидит, смотрит, как она запихивает в чемодан короткую кожаную куртку. Усмехается.

– Зимние вещи можешь оставить. Я думаю, это надолго не затянется. К осени ты сюда вернешься.

– Мечтай!

– Кстати, нам надо обсудить условия контракта. О котором я договорился. Позвони, как только успокоишься.

– Я спокойна. Что же касается работы… У меня другие планы. Творческие.

– Понятно: ваять любовника. – Дере усмехнулся. – Эх, Дуся! Все, что тебе нужно – это натура. В горнило своего таланта ты бросишь все: мужа, любовника, друзей, детей… Если они у тебя будут. Я потому и не хочу детей: им судьба быть несчастными, брошенными. В тебе и страсть-то проснулась потому, что вдохновение ушло. Все расплавится там, в горниле, и превратится в шедевр. На остальное тебе наплевать. Скульптура будет готова – и твое увлечение пройдет. Я представляю, что это. Он, конечно, молод, красив, говорит, что любит тебя. Разумеется, страстно. Но он не понимает, для чего ты живешь. Я это понимаю. – Дере ткнул пальцем в грудь. – А он нет. Вот потому ты и вернешься ко мне. А я тебя прощу, потому что ты – талант. Нет, Дуся. Ты – гений! А жить с гением – это искусство. Не меньшее, чем быть гением.

Маргарита Мун оторопела. Дере впервые так высоко отзывался о ее таланте. А вот ругал раньше много. Что это с ним? Какая муха укусила мужа, что он расщедрился на комплименты? Но какая теперь разница…

– Все. Я ушла.

– Давай, – вяло сказал Дере.

Она закрыла за собой дверь и пошла к лифту. Чемоданы были тяжелые. Попросить мужа донести их до машины? И как это будет звучать? «Милый, я от тебя ухожу, перевези мои вещи к любовнику и переведи все деньги на мой счет». Альберт Дере человек благородный, но всему есть предел. Ему тоже надо на что-то жить. Она старалась не думать о том, правильно ли поступает. Решение принято. Через три дня прилетает Сеси.

Как и обещала, она встретила его в аэропорту. Немного волновалась. А вдруг очарование развеется? Пляжный мачо не впишется в ландшафт огромного мегаполиса? Она увидит его и пожалеет о своем поступке. И что дальше? Сдать его в приют для бездомных животных? Нет, милая. Теперь ты за него отвечаешь. И он будет жить в твоем доме.

Эти три дня она тосковала, пыталась лепить, но за отсутствием натуры работа не шла. Она ждала Сеси. И вот он прилетел. Загорелый дочерна, в шортах и белоснежной футболке. На него оборачивались женщины: он был все так же красив. Нет, еще лучше! Она поняла, как сильно влюблена. В Москве догорала весна. Остаток мая тлел, не грея, но чадя. Солнце было жарким, но его закрывали облака. Люди невольно щурились: солнцезащитные очки только мешали при таком освещении. Ни день, ни сумерки. Чад. И – душно. У нее началась мигрень.

Увидев ее машину, Сеси сказал:

– Здорово!

Она пожала плечами: не бог весть что. Не самая дорогая. Но – новенькая. Спасибо Лимбо! Обивка салона была чуть темнее его глаз: голубая. Вместе они смотрелись: Сеси и машина. Он, вальяжно развалившись, сидел рядом с ней на переднем сиденье.