Любимая адептка его величества

Но повторять и не требовалось.

– Я сейчас же напишу протест! – Филиния ударила в пол каблуком. – Ему лично. Парламенту. И королеве-матери тоже!

Причём тут парламент я не поняла, зато возможную заварушку вообразила вполне чётко. И отдельно – жалоба леди Мирре. Филиния хочет наябедничать на короля его маме? У-у-у!

– Не надо. Пожалуйста!

Меня не услышали. Лишь в самом конце пути, на подъезде к особняку, бабушка перестала метать молнии и пообещала не рубить с плеча. И здесь же всплыл главный вопрос – про экзаменационную работу с последующей проверкой дара.

– Я сдала. Меня приняли, – ответила я, ожидая общего удивления.

Но…

– Даже не сомневалась, – припечатала Филиния. В её голосе прозвучали гордость и одобрение. – Ты умница, Маргарита. Ты не могла не сдать.

Лестно? Да. Но я испытала смешанные чувства. С одной стороны приятно, что в меня верили, а с другой – у меня теперь долг перед Заучкой, да и магистр Номан слишком уж удивлён.

– У Номана возникнут вопросы, – предупредила я. – Кстати, у меня тоже есть что спросить. Я перечислила не все события.

Филиния посмотрела остро.

Затем кивнула, предложив обсудить после обеда. В этом леди была очень права, мой желудок уже сворачивался в трубочку, а ещё ужасно хотелось пить.

Спустя два часа, после еды и отдыха, я вошла в кабинет герцогини Сонтор, и мы действительно поговорили, но уже без юриста. Узнав про призванную на помощь Зору леди всё-таки удивилась, причём сильно, а эпизод с безымянной парочкой девиц вызвал недобрую вспышку в фиалковых глазах.

– Вопрос про мать был ожидаем, верно? – без претензии уточнила я.

Помедлив, Филиния кивнула.

– Но ты признанная Сонтор. Законная наследница, – сказала она, но объяснение было слабым. – В приличном обществе, да ещё вот так, в глаза, подобные вопросы не обсуждают.

– Я хочу понимать, что мне говорить.

Моя как бы родственница кивнула, только ответа у неё не было. В общем, стратегия как в той шутке – денег нет, но вы держитесь.

– Мы можем придумать какую-нибудь красивую легенду, если это тебя успокоит, – сказала Филиния неуверенно.

Я даже не стала спрашивать какую. Нет, не стоит усложнять ситуацию дополнительной ложью. Я и так в приключениях по горло.

Королевские артефакты вдруг решили, что мне необходима защита – это раз. Я показала отличное знание теории на проверочной работе и теперь придётся как-то соответствовать, иначе обман вскроется и получится неудобно – это два. У меня загадочный долг перед странной всезнающей сущностью – три. Огромная сила дара. Герцогство. Ещё и король с его логичным, в общем-то, интересом и попыткой вербовки.

Две агрессивные аристократки в этот перечень даже не вписываются – на фоне остальных проблем они выглядят слишком уж бледно.

– Я чувствую себя птичкой, у которой коготок увяз, – сказала вслух.

Филиния земную поговорку не поняла, попросила объяснить, и я уже открыла рот, когда в дверь кабинета постучали.

После повелительного «да» в кабинет протиснулся заметно взволнованный слуга с сообщением:

– Леди Филиния, леди Маргарита, к вам посетитель.

– Мм-м? – удивилась Филиния. – К нам обеим?

– Если быть точным, то к леди Маргарите.

Так. Если это привалила ещё одна проблема, то я, в лучших традициях светского общества, упаду в обморок. И буду лежать в нём до тех пор, пока эта проблема не уйдёт!

Георг

Где должен был быть король сегодня после обеда? Правильно, на совещании.

Но вместо этого я стоял в Галерее Современного искусства и разглядывал тот самый сказочный портрет.

Красивый, яркий, метафорический! Филиния Сонтор предстала на картине в образе «воплощённой магии» – она была отчасти женщиной, отчасти стихией. Вокруг её головы ярко мерцали семена дара, а у ног расстилался этакий золотой ковёр.

Ковёр был соткан из монет и артефактов. Критики утверждали, что он символизируем наносное и бренное, в отличие от семян.

– М-да, – глядя на картину, протянул я.

И впервые поинтересовался именем этого… учитывая последние события, это даже не художник, а какой-то писун маслом! Тиш Скромный. Ошибаюсь, или современники признавали за ним пророческий дар?

Картина была написана во времена молодости Филинии, и стала едва ли не последней за авторством Тиша. Сам Скромный давно умер, не оставив потомства и предварительно уничтожив все личные записи и даже черновики.

Теперь я стоял и гадал – предсказание или совпадение? А если предсказание, то что оно означает?

Ещё и тот случай в Хранилище… Ведь его так и не смогли объяснить.

Пока я разглядывал картину, служащие галереи держали этот зал закрытым для остальных посетителей. Но одного, особо настырного, пустили – это был Тонс.

– Ну как? – услышав шаги побратима и обернувшись, осведомился я. – Всё сделал?

– Разумеется, – ответил тот с лёгким поклоном.

Тоже остановился возле портрета, и я вдруг понял важное.

– Распорядись, чтобы это, – я кивнул на творение Тиша, – прямо сейчас сняли с экспозиции. Убрать портрет до моего личного распоряжения.

Побратим помедлил и кивнул.

Он ушёл и быстро вернулся обратно. Пока служители галереи бегали к главному и вызывали мага, ответственного за сеть безопасности, которую необходимо отключить, чтобы снять картину, Тонс сказал:

– Там твой секретарь стонет.

– Что случилось?

– Его завалили прошениями о встрече и письмами.

– Что в письмах? – уточнил я.