Стань рядом

У коленки медлит, аккуратно поддевает ткань.

– Ты боишься крови?

– Нет. А она там есть?

– Нет. А почему зажмурилась, если не боишься?

Да как бы тебе сказать? Я и под пыткой не признаюсь, почему.

– Синяк будет, – констатирует. И…я чувствую дуновение на своей коже.

Глава 10

Распахиваю глаза.

Нет, он действительно дует мне на коленку. Губы трубочкой сложены. Глаза чуть прикрыты. Будто свечу гасит. Желание загадывает.

И я готова поспорить, что оно сбудется.

Я шибко вдыхаю и спрашиваю:

– Разбираешься в последствиях травм?

А сама умоляю вселенную, чтобы за моей спиной было хоть немного пространства, куда отступить.

И мне везёт. Оно существует, и его достаточно.

Я делаю шаг назад.

Дём поднимается.

– У меня есть младшая сестра, – невозмутимо заявляет. – Рисует она красиво, а вот с равновесием… как говорится: взгляд кошки – грация картошки. Так что я на опыте.

– Она что, к тебе всегда приходит, когда ударилась?

– Если я не на работе. Раньше бабушка помогала – но сейчас она болеет. В крайнем случае к Серёжке придёт – младший брат. Он врачом хочет стать. Но крови боится до слёз. Если рана, просто не смотрит, куда зелёнкой мажет. Поэтому после Серёжиной помощи Света превращается в Халка. Но вот к Антону – ещё один наш брат – не пойдёт ни за что, он смеяться над ней будет. А Светка обидчивая.

А мама?

– У тебя большая семья.

– Да. А ты к кому в детстве шла, если ударилась?

– К няне, – честно отвечаю я.

– Надо же. Я ещё не встречал людей, за которыми в детстве няня присматривала.

Сделал ко мне полшага.

Я уже упираюсь попой в стенку, и отступать некуда.

– Значит, это няня не доглядела? – опускает взгляд, вспышкой на меня поднимает. – Твой шрам. На коленке.

– Нет, не няня, – сглатываю. – Я тогда сильно упала. И с тех пор больше не падаю, – чуть подняла подбородок. – А откуда твой? На брови.

Дём слишком близко ко мне. Дышит глубоко, размеренно и тихо. Как будто готовится затаить дыхание.

Потому что сейчас его добыча выйдет. На финишную прямую к своей гибели.

– Один мудак сказал херню про мою мать. Мы подрались. Тогда я сильно проиграл. И с тех пор больше не проигрываю, – криво усмехнулся. Чуть приблизил ко мне лицо. И его взгляд отчётливой, нестираемой точкой упал на мои губы. – У тебя красивые губы. И мне нравится, что они небольшие.

Сбивчиво выдыхаю. Глаза в глаза.

Ничтожное пространство от меня к нему пронизывает острыми иголками. Мы оба превращаемся в катушки Тесла, и кривая паутина из молний между нами заискрила, затрещала, как раскалённое масло, в которое попала капля воды. Мы через эти разряды сцепились.

Так тянет к нему, что больно от этого.

Разве так должно быть?

Разве так может быть?

Это ненормально.

Неправильно. Неправильно. Неправильно!

Я его вижу второй раз в жизни.

У меня жених есть.

Мы не подходим.

Остановись!

– А у тебя большие.

Выпалила.

Он хмыкнул.

– И тебе это нравится?

Ощущаю, что начинаю краснеть.

Его взгляд процвёл довольством и забегал по моим щекам. Словно он каждую точку из моего румянца посчитал, и себе в качестве трофея забрал. Все.

Забрал, и отстранился.

– В детстве часто является поводом для насмешек то, что становится потом преимуществом. Мой одноклассник Ярик однажды обозвал меня губошлёпом. Ох и знатный тогда был махач.