Н. Годдард. Посев и воздаяние

"Четыре Могущественных" составляют самость человека, или Бога в человеке. В каждом человеке есть "Четыре Могущественных", но эти "Четыре Могущественных" не являются четырьмя отдельными существами, отделенными одно от другого, как пальцы на его руке.

"Четыре Могущественных" – это четыре различных аспекта его разума, которые отличаются друг от друга по функциям и характеру, но не являются четырьмя отдельными личностями, обитающими в теле одного человека.

"Четыре Могущественных" могут быть приравнены к четырем древнееврейским иероглифам: [Yodh, He, Waw, He, справа налево], которые образуют четырехбуквенное таинственное имя Созидательной Силы ["Яхве" или даже иногда как "Иегова"], состоящее из прошедших, настоящих и будущих форм глагола "быть" и объединяющее в себе их.

Тетраграмматон почитается как символ Творческой Силы в человеке: Я ЕСМЬ. Четыре созидательные функции в человеке стремятся реализовать в реальных материальных явлениях качества, скрытые в Них Самих.

Мы можем лучше всего понять «Четырех могучих», сравнив их с четырьмя самыми важными персонажами в постановке пьесы.

Весь мир – сцена,

И все мужчины и женщины —

всего лишь актеры;

У них есть свои выходы и свои входы;

И один человек в свое время играет

много ролей…

– Как вам это понравится, Акт II, Сцена VII

Продюсер, автор, режиссер и актер – это четыре самых важных персонажа в постановке пьесы.

В жизненной драме функция продюсера состоит в том, чтобы предложить тему пьесы. Это он делает в форме пожелания, например: "Хотел бы я добиться успеха"; "Хотел бы я отправиться в путешествие"; "Хотел бы я жениться" и так далее. Но для того, чтобы появиться на мировой арене, эти общие темы должны быть каким-то образом конкретизированы и детально проработаны. Недостаточно сказать: "Я хотел бы добиться успеха" – это слишком расплывчато. Успешен в чем?

Однако первая "Могучая" только предлагает тему.

Драматизация темы оставлена на усмотрение второго "Могучего", автора.

При драматизации темы автор пишет только последнюю сцену пьесы – но эту сцену он пишет подробно.

Сцена должна драматизировать исполнение желания. Он мысленно конструирует как можно более реалистичную сцену того, что он испытал бы, если бы осуществил свое желание. Когда сцена четко визуализирована, работа автора завершена.

Третий "Могущественный человек" в постановке "Игры жизни" – режиссер. Задача режиссера – следить за тем, чтобы актер оставался верен сценарию, и репетировать его(сценарий) снова и снова, пока он не войдет в роль естественно.

Эту функцию можно сравнить с контролируемым и сознательно направленным вниманием; вниманием, сосредоточенным исключительно на действии, которое подразумевает, что желание уже реализовано.

"Облик Четвертого подобен Сыну Божьему" – человеческое воображение, актер.

Этот четвертый "Могущественный" выполняет внутри себя, в воображении, заранее определенное действие, которое подразумевает исполнение желания. Эта функция не визуализирует и не наблюдает за действием. Эта функция фактически разыгрывает драму, и делает это снова и снова, пока она не приобретет оттенки реальности.

Без драматизированного видения исполненного желания тема остается всего лишь темой и вечно спит в обширных покоях нерожденных тем. Без совместного внимания, послушного воплощенному видению исполненного желания, воспринятое представление не обретет объективной реальности.

"Четыре Могущественных" – это четыре четверти человеческой души. Первый – Царь Иеговы, который предлагает тему; второй – слуга Иеговы, который добросовестно развивает тему в драматическом видении; третий – человек Иеговы, который был внимателен и послушен видению исполненного желания, который возвращает блуждающее воображение к сценарию "семьдесят раз по семь". "Форма Четвертого" – это сам Иегова, который разыгрывает драматизированную тему на сцене разума.

Да пребудет в вас тот же разум, который был и во Христе Иисусе: Который, будучи в образе Божьем, не считал хищением быть равным Богу… – Филиппийцам 2: 5,6

Драма жизни – это совместное усилие четырех сторон человеческой души.

Все, что вы видите, хотя и кажется снаружи, оно находится внутри, в вашем воображении, по сравнению с которым этот бренный мир является лишь тенью. – Блейк

Все, что мы видим, – это визуальная конструкция, созданная для выражения темы – темы, которая была инсценирована, отрепетирована и исполнена в других местах. То, что мы наблюдаем на мировой сцене, – это оптическая конструкция, созданная для выражения историй, которые были драматизированы, отрепетированы и исполнены в воображении людей.

"Четыре Могущественных" составляют Самость человека, или Бога в человеке: и все, что человек созерцает, хотя и кажется снаружи, – всего лишь тени, отбрасываемые на экран пространственно – оптических конструкций, созданных Самостью, чтобы информировать его о темах, которые он задумал, драматизировал, репетировал и исполнял внутри себя.

"Творение было подчинено тщете", чтобы оно могло осознать Самость и ее функции, ибо с осознанием Самости и ее функций оно может действовать с определенной целью; у него может быть сознательно самоопределяющаяся история.

Не обладая сознанием, он действует бессознательно и взывает к объективному Богу, чтобы тот спас его от его собственного творения.

Господи, доколе я буду взывать, и Ты не услышишь! Даже взывать к Тебе о насилии, и Ты не спасешь!

– Аввакум 1:2

Когда человек обнаружит, что жизнь – это игра, которую он сам сознательно или бессознательно сочиняет, он перестанет слепо подвергать себя самоистязанию, вынося суждения о других.

Вместо этого он перепишет пьесу в соответствии со своим идеалом, поскольку поймет, что все изменения в пьесе должны происходить благодаря сотрудничеству "Четырех Могущественных" внутри него. Только они могут изменить сценарий и произвести изменения.

Все мужчины и женщины в его мире – всего лишь игроки, и они так же беспомощны изменить его игру, как актеры на экране театра изменить картину. Желаемое изменение должно быть задумано, драматизировано, отрепетировано и исполнено в театре его разума.

Когда четвертая функция, воображение, выполнит свою задачу по репетированию переработанной версии пьесы до тех пор, пока она не станет естественной, тогда занавес поднимется над этим, казалось бы, прочным миром, и "Могучая четверка" отбросит тень реальной пьесы на экран пространства.

Мужчины и женщины автоматически будут играть свои роли, чтобы осуществить исполнение драматизированной темы. Игроки, в силу их различных ролей в мировой драме, становятся соответствующими драматизированной теме индивидуума и, будучи соответствующими, вовлекаются в его драму. Они будут играть свои роли, искренне веря все время, что именно они сами инициировали те роли, которые они играют. Они делают это, потому что:

Ты, Отче, во мне, и я в тебе … Я в них, и ты во мне. 

– Иоанна 17:21, 23

Я вовлечен в человечество. Мы едины. Мы все играем четыре роли продюсера, автора, режиссера и актера в драме жизни. Некоторые из нас делают это сознательно, другие бессознательно. Необходимо, чтобы мы делали это сознательно. Только так мы можем быть уверены в идеальном завершении нашей пьесы. Тогда мы поймем, почему мы должны осознать четыре функции единого Бога внутри себя, чтобы мы могли иметь компанию Бога как Его Сыновья.

Человек не должен оставаться человеком: Его цель должна быть выше. Ибо Бог примет в компанию только богов.

– Ангелус Силезиус

В январе 1946 года я взял свою жену и маленькую дочь в отпуск на Барбадос в Британской Вест-Индии. Не зная о каких-либо трудностях с получением обратного билета, я не забронировал наш билет перед отъездом из Нью-Йорка. По прибытии на Барбадос я обнаружил, что на острова ходят только два корабля: одно из Бостона и одно из Нью-Йорка. Мне сказали, что до сентября ни на одном из судов не будет свободных мест. Поскольку у меня были обязательства в Нью-Йорке на первую неделю мая, я внес свое имя в длинный список ожидания апрельского отплытия.

Несколько дней спустя корабль из Нью-Йорка бросил якорь в гавани. Я очень внимательно осмотрел его и решил, что это тот корабль, которым мы должны воспользоваться. Я вернулся в свой отель и решил совершить внутреннее действие, которое было бы моим, если бы мы действительно плыли на этом корабле. Я устроился в мягком кресле в своей спальне, чтобы погрузиться в это творческое действие.

На Барбадосе, когда мы садимся на большой пароход, мы отправляемся в глубокую гавань на моторной или гребной лодке. Я знал, что должен поймать ощущение, что мы плывем на этом корабле. Я выбрал внутреннее действие – сойти с лодки и подняться по трапу на пароход. При первой попытке мое внимание рассеялось после того, как я достиг вершины трапа. Я спускался обратно и пробовал снова и снова. Не помню, сколько раз я проделывал это действие в своем воображении, пока не добрался до палубы и не оглянулся на гавань с чувством сладкой грусти по поводу отплытия. Я был счастлив вернуться домой в Нью-Йорк, но ностальгически прощался с прекрасным островом, нашей семьей и друзьями. Помню, что во время одной из моих многочисленных попыток пройтись по трапу в ощущении, что я плыву, я заснул. Проснувшись, я занялся обычными светскими делами дня и вечера.

На следующее утро мне позвонили из пароходства и попросили приехать к ним в офис и забрать билеты на апрель. Мне было интересно узнать, почему Барбадос был выбран для отмены бронирования и почему я, находящийся в конце длинного списка ожидания, должен был получить бронь, но все, что агент могла мне сказать, – это то, что в то утро была получена телеграмма из Нью-Йорка, предлагающая проезд на троих. Я был не первым, кому звонила агент, но по причинам, которые она не могла объяснить, те, кому она звонила, говорили, что теперь им неудобно плыть в апреле. Мы отплыли 20 апреля и прибыли в Нью-Йорк утром первого мая.

В постановке моей пьесы – плавании на корабле, который должен был доставить меня в Нью-Йорк к первому мая, – я играл четырех самых важных персонажей моей драмы. Как продюсер, я решил плыть на конкретном корабле в определенное время. Выступая в роли автора, я написал сценарий – визуализировал внутренние действия, которые соответствовали внешним, которые я бы предпринял, если бы мое желание осуществилось. Как режиссер, я репетировал себя, актера, в этом воображаемом действии – подъеме по трапу, пока это действие не стало совершенно естественным.

Когда это было сделано, события и люди быстро развивались, чтобы соответствовать во внешнем мире пьесе, которую я придумал и разыграл в своем воображении.

Я видел, как струился свет