Раны. Земля монстров

– Отослал? Куда?

– Отослал, ну… – Он делает неопределенный жест рукой. – Прочь. В болота.

– Какая забота, Тобиас.

– Да ладно тебе! Я не знал, что делать. Она просто… Появилась! Я не знал, что мне кого-то пришлют! Испугался и сказал ей убираться! Но вот что важно: я не заметил в ней никаких изменений. Да и с тех пор ничего о ней не слышал. Вы заметили: чем ближе к дому, тем страннее ведут себя растения? Определенно, из-за черепа.

– Железная у тебя логика, Тобиас, – говорю я. – А если дело не в черепе? Что, если это идет и от них? Я сразу понял, что с Джонни творится что-то неладное, когда увидел его.

– А я готов рискнуть! Раз они возвращаются сюда, им нужно дать шанс на лучшую жизнь. Потому я и нашел Джонни работу. Он уедет подальше от черепа, и, может, ничего с ним не случится.

Он переводит взгляд на своего друга и огонь, потрескивающий в его голове.

– Точнее, уехал бы, если бы вы всё не испортили. Я все продумал: устраивал бы их на работу в деревнях и городишках. Теперь у меня есть деньги, так что могу помочь, прикупить какую одежду, снять квартирку, пока они не начнут зарабатывать деньги. Второй шанс, все дела. Они его заслужили.

Он снова на взводе и готов в любую секунду разразиться слезами, а на меня вдруг снисходит озарение: череп для Тобиаса – шанс искупить свои грехи. Он собирается вытягивать людей из Ада в мир солнца и чизбургеров.

Может оказаться, что Тобиас Джордж – единственный достойный человек в радиусе восьмидесяти километров. Жаль, правда, что это самая глупая идея, которую я слышал за свою жизнь. А слышал я немало. И все же ситуацию можно спасти. Одно ясно точно: Юджин не должен заполучить Атлас. Я даже боюсь представить, что он устроит с помощью черепа. Следует отвезти его в подсобку моего магазина. У меня есть книги, которые обеспечат защиту; по крайней мере, я на это надеюсь.

Но мне нужно в чем-то его везти.

И я знаю, кто может мне помочь.

– Патрик. Ты все еще хочешь доставить эту штуку Юджину?

– Я исполняю приказ. Ты все еще хочешь остаться?

– Нет, уже нет. Тобиас, мы идем в чулан.

* * *

Он с удовольствием заходит внутрь. Кажется, в этой комнате он обретает силу, которой не чувствует рядом с Патриком. Забавно.

Череп так и лежит на почерневшей от плесени табуретке, и черный масляный дым, идущий из трещин, оскверняет воздух. Рваный язык Ада ощущается физическим давлением. Кровеносный сосуд в правом глазу лопается, и взор застилает розоватая дымка. Время сдвигается. Вместе мы подходим к черепу, но я не вижу, как это влияет на Тобиаса: его силуэт перемещается в пространстве рывками, словно я наблюдаю за ним в свете стробоскопа, хотя комнатная лампа испускает постоянный испепеляющий свет. Я пытаюсь сдержать тошноту. Что-то шевелится в моем мозгу, подобно личинкам в тухлом мясе.

Кажется, воздух искривляется в сторону черепа. Я наблюдаю, как меркнет мир вокруг него, и пытаюсь представить, кому он принадлежал; передо мной предстает образ закованного в цепи Монаха Черного Железа, огражденного металлическим ящиком от ужасов мира, по которому он странствует. Пока не встречает нечто, вскрывающее его защиту как консервную банку, и Ад захлестывает его.

Так кто же это был? Какой орден решился на подобное паломничество? И с какой целью?

Тобиас что-то говорит. Мне приходится посмотреть на него, чтобы понять, что именно.

Бедный тощий ублюдок покрывается волдырями. Губы отслаиваются от окровавленных зубов.

– Проси, что хочешь, – говорит мне он.

И я прошу.

* * *

Мальчишка весь в грязи и запекшейся крови. Ему около двенадцати. Идущий от тела пар колышется словно флаги в ветреный день. Я не знаю, как и откуда он пришел. Он появился с двумя железными ящиками, свисающими с цепи в его руке, подобно огромным фонарям. На секунду я задумываюсь, чем такой малыш заслужил вечный Ад. Но потом понимаю, что это не имеет значения.

Я открываю одну коробку и прошу мальчишку положить в нее череп. Он кладет. Кожа на его руках начинает пузыриться в том месте, где касается черепа, но он никак не реагирует на боль.

Я закрываю ящик, и все встает на свои места. Ход времени возвращается в прежнюю колею. Свет достигает привычной яркости. Кожа больше не горит, а жажда крови рассеивается словно дым. Я чувствую боль там, где опять царапал руки. Глаза слиплись от крови.

Когда мы, едва держась на ногах, возвращаемся в комнату, Патрик вскакивает с пистолетом в руке. Джонни сидит на кровати: кость черепа растет все выше, отчего его голова становится вытянутой, а сам он начинает походить на неземное существо. Пламя в черепе ярко горит и потрескивает, источая теплый свет. Патрик смотрит на меня, затем на мальчишку с ящиками.

– Ты достал их, – говорит он. – Где череп?

Я забираю у мальчишки цепь. Ящики тяжелые. Мальчишка сильнее, чем кажется. Возьму на заметку.

– В одном из ящиков. Если они не пропускают ничего внутрь, то должны работать и в обратную сторону. Думаю, мы в безопасности.

– И с их помощью мы проберемся мимо той твари в воде?

– Если Джонни сказал правду.

– Все правда, – подтверждает Джонни. – Но одна коробка лишняя.

– Действительно, – говорю я, затем собираю остатки сил, чтобы взмахнуть цепью и попасть Патрику коробками прямо в голову. Они влетают в его лицо с влажным хрустом. Он отшатывается вправо. Левая половина лица разбилась, будто глиняная посуда, и он запускает руку в прогорклый омлет из своих мозгов.

– Опусти ящики, Джек, – говорит он. – Не глупи.

– Ты труп, – мягко отвечаю я, – тупой ты ублюдок.

Он с достоинством соглашается и валится на колени, затем лицом на пол. Из головы, словно из разбитого стакана, бежит темная кровь. Я поднимаю пистолет и неуклюже беру его в руку. Никогда не умел обращаться с оружием.

Тобиас ошарашен.

– Не верю, что ты это сделал, – говорит он.

– Заткнись. В комоде есть одежда? Дай мальчишке. Мы возвращаемся в город.

Пока он копается в комоде, я обращаюсь к Джонни:

– Я буду идти вслепую. Сможешь вывести меня отсюда?

– Смогу.

– Замечательно, – говорю я и стреляю Тобиасу в затылок.

К счастью, он умирает без возражений.

* * *

Не знаю, как мы будем возвращаться. Я открываю щель в днище ящика и просовываю голову. Меня окутывает тьма. Джонни и мальчишка ведут меня к лодочке Тобиаса. Мальчишка остается со мной, а Джонни заходит в воду и тащит лодку за собой. Он затих, и я не знаю, оплакивает он Тобиаса или же превращается в нечто иное, холодное и пустое.

Путь занимает несколько часов. Я знаю, что мы проплываем мимо мертвых цветов, бескровных лиц с вытаращенными глазами среди листвы. Знаю, что тварь испускает разрушительный вой, и любое живое существо, услышавшее его, кончает жизнь в тихой воде. Знаю, что наступает ночь. Знаю, что взлетающее в небо пламя моего проводника бросает свет на кору кипарисов, отражается в воде и отгоняет тьму как последний фонарь павшего мира.