Раб. Книга 1. Чужая боль

Высыпает перед рабом, показывая, куда именно ему встать. Тот вздыхает, опускается на колени.

– Ты что, недоволен? – спрашивает.

– Доволен, госпожа, – спешит уверить раб.

– Оставь его, – говорю, – пусть думает о своём поведении.

Лучше бы крупу дала, честное слово.

– Ну что, – переключается, хватаясь за кнут и начиная поглаживать. – Прошло уже наказание? Покажешь?

– Ладно, – отвечаю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны.

– Антер! – зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!

Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.

– Ох, и почему я его себе не оставила? – сожалеет. – Раздевайся!

Антер не двигается.

– Олинка, – говорю, – я его хозяйка, он меня слушается.

– Правильно, конечно, – с долей обиды. – Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?

– Он мой! – повышаю голос.

– Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!

Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.

– Ладно, – говорю, желая убить сразу двух зайцев, – твой тогда пусть тоже разденется.

– Хорошо, – радуется.

– Вставай, – говорю её рабу, – раздевайся.

– Ты тоже, – добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.

– Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, – предлагаю, идя за медиком.

– Да ладно, ну его, – тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.

Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.

Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.

Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:

– Он посмел выразить неприязнь!

Выхватывает кнут.

– Это мой раб! – осаждаю холодно. – Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.

– На, – протягивает кнут. – Накажи сама.

– Не хочу, – отказываюсь. – Он правильно сделал. Это МОЙ раб! – подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.

– Давай на колени, – командует. Антер стоит. Олинка начинает психовать.

– На колени перед госпожой!

– Я его хозяйка, – напоминаю.

– Так прикажи ему!

– Это мой раб!

– Ну ты же обещала! – такая непосредственная обида. – Скажу папе, что зря тебе подарили!

А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.

– Да что мне, жалко, что ли, – иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.

– Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.

Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.

– Быстро на колени, скотина!

Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:

– Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!

– Он мне доставляет, – вклиниваюсь, – а тебе пусть твои доставляют!

– Ну что тебе, жалко?

– Жалко! – начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. – Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? – ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.

– Давай поменяемся, а? – предлагает тоскливо. – Хоть на денёк?

– Нет! – упрямо мотаю головой.

– Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания… Посмотри, он посмел подняться! Сам!

– Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!