– Вот и я бы хотел это знать, дочка. А особенно – кто притащил её сюда. Даже больше, чем «для чего».
– Всё узнаем, – посулил Аратарн.
…Уже их скорее удивили бы недвижно стоящие горы – потому что таковых в округе, похоже, совершенно не осталось. Всё плыло, двигалось, смещалось, опускалось в земные глубины и вновь выныривало. Твари Межреальности поселились меж плавающих скал, островки Дикого Леса поднимались на обнажившихся костях земли.
Незримые потоки силы свивались тугими косами, сплетались и вновь расплетались. Крутились водоворотами, закручивались спиралями, уходя куда-то в земные глубины. От этого кружилась голова, у Лидаэли сбоили сложные заклинания, Аратарну хотелсь что-нибудь сжечь или разнести на мелкие кусочки, просто ради чистого уничтожения.
– За этой скалой, – хрипло сказал Горджелин. Он тяжело опирался на посох, плечи его поникли, щёки ввалились, словно чародей голодал уже неделю или даже две.
Они даже не попытались обойти серую громаду, всю покрытую разноцветными шевелящимися пятнами Дикого Леса. Дождались, пока она сама отползёт в сторону.
Ветры магии взвыли в ушах – правда, услыхать это могли одни лишь чародеи.
Открылось пустое ровное пространство, аккуратно засыпанное жёлтым песочком, словно цирковая арена. Вокруг, будто стая косаток, ходили островерхие скалы, однако на «арене» не шевелилось ни единой песчинки.
В поперечнике этот своеобразный глаз бури составлял примерно две сотни локтей и был абсолютно гол. Никаких тебе кенотафов, алтарей, жертвенников или чего-то подобного. Нагой песок.
– Значит, в глубине. – Аратарн проговорил вслух то, о чём подумали все трое.
Горджелин кивнул, закашлялся.
– Отец? Что происходит?
– Кто бы ни обустраивал это место, – чародей сплюнул кровью, – он сумел устроить так, что рождённому Истинным Магом тут очень несладко.
– Почему же я ничего не чувствую? – удивилась Лидаэль.
– Потому что я тебя прикрываю и всё забираю себе, – раздражённо буркнул Равнодушный. – А не забирать нельзя, ты просто не выдержишь, девочка. Я-то чистое потомство Истинных, а в тебе половина эльфийской крови. Прости за прямоту, но тебе не сдюжить. Погоди метать громы и молнии! Драки на всех хватит. Ну, не стойте! Дочь, заклятия поиска. Аратарн, сторожевые и дозорные чары. Я для вас расплету сколько-то силы.
– Расплету?..
– Преобразую, иначе у вас ничего не получится. Начали!
Посох вонзился в песок, и жёлтая струйка, словно змея, поползла вверх, обвиваясь вокруг древка.
– Начали, кому сказал! – каркнул Горджелин, кладя обе руки на оголовье посоха.
Аратарн вздрогнул – хаотически мечущаяся сила вдруг вернулась к прежнему стройному, спокойному, неторопливому течению, которое опытный маг даже и вовсе не замечает.
Лидаэль уже что-то бормотала, помогая себе жестами. Понятно – не хотела рисковать, самые действенные чары – по-прежнему те, что налагаются при помощи жеста с инкантацией. Могущественнее их только рунные с символьными, но они грозят сильной отдачей, если маг зацепит что-то по-настоящему опасное. Были мастера, что умели обходить это неудобство, но Лидаэль к ним пока что не относилась.
Сам Аратарн всему предпочитал боевые заклятия, тонкие и сложные конструкты настоящих дозорных чар давались ему с трудом. Настоящих – в смысле на скрытые магические угрозы, а не просто на монстра, что попытается полакомиться спящими у походного костра.
Пришлось, в общем, постараться. Жесты у него получались грубоватыми, недостаточно отточенными; отец Лидаэли не преминул бы, наверное, ехидно заметить – «да где ж тебя такому учили?».
Именно, что нигде и не учили. Сам набрался.
Сторожевые чары у Аратарна вышли не просто так, а какими-то смахивавшими на пауков серебристо-призрачными тварюшками, что сноровисто расползись во все стороны. Собственно, он слепил их прямо из силы, послав в дозор – пусть смотрят.
Лидаэль меж тем закончила свои манипуляции и вдруг резко схватила его за руку – как встарь, словно они вновь сражались с настигающей их Ордой возле неприступных серых скал Ар-ан-Ашпаранга, в самую первую их встречу.
И, как тогда, сила их двоих несказанно превзошла мощь каждого по отдельности.
Песок задрожал, тут и там закружились пылевые вихри. Пока невысокие, едва по колено, но сын Губителя чувствовал – это только начало. Сила втягивалась в песок, он пил её жадно, словно пустыня внезапно пролившийся на неё дождь. Ладонь Лидаэли подрагивала в руке Аратарна, тёплая, живая, родная, и он вдруг подумал, совсем некстати и не к месту, как же ему не хватало этого тепла, этой удивительной, возникающей только когда они вместе, силы, способной сносить горные вершины и повергать во прах армии.
Пальцы Лидаэли сделались из тёплых горячими, из горячих – раскалёнными. Сила так и текла, пронзая песок множеством незримых игл, и каждая тянула за собой бесконечную нить, чутко отзывавшуюся на любую дрожь магии.
– Есть! Есть! Отец, в глубине – двадцать локтей – средоточие!..
Разбежавшиеся и притаившиеся паучки Аратарна враз подняли тревогу. Сила пробудилась, дрогнула, медленно и неотвратимо поднимаясь на поверхность.
Тёмная, глухая, мрачная.
Это Аратарн ощутил сразу.
Безумная надежда – а вдруг это отец?! – вспыхнула и тотчас угасла.
Нет. Не он.
Горджелин резко выдернул посох, вскинул наперевес, словно самый обычный шест в руках деревенского драчуна. Ровное течение силы мигом исчезло, сменившись бушующим хаосом.
Что-то поднималось из песчаного лона, медленно и торжественно, ни от кого не скрываясь.
– Ко мне! – гаркнул Снежный Маг.
Лидаэль с Аратарном не разжали рук, хотя сыну Губителя казалось – он сжимает в ладони раскалённый докрасна слиток.
Вот дрогнул и вздулся горбом жёлтый песок. Вот он раздался в стороны, и на поверхности появился иссиня-чёрный куб, не из камня, дерева или какого-то иного материала, но куб идеальной тьмы, сплошной, непроглядной – и не отбрасывающей тени.
Солнце померкло, словно кто-то накрыл небо исполинским закопчённым стеклом. Тьма расползалась от чёрного куба, растекалась волнами, затопляя песчаную пустошь, а над самим камнем поднималась, точно вырастая из него, призрачная тёмная фигура, колышущиеся покрывала мрака, посреди которых угольями горели два алых глаза.
Горджелин не выдержал – зарычал.
– Давненько не виделись, Снежный Маг, – пронёсся над песками бесплотный шёпот, тень качнулась, глаза вспыхнули ярче. – Забыл меня, да, Горджелин, двоюродный брат мой?
– Чёрный… – выдохнул Равнодушный.[3 - См. роман «Земля без Радости»: «Сестричка? У слышавшего это Горджелина голова шла кругом. Да, остальные Новые Маги возникли из сплетения стихийных сил – а откуда же взялся Чёрный? Кто он такой?…– А ты ещё не догадался, брат? Я был одним из них… Старшим. Они резвились и играли со всем, что попадало под руку… Прежнее Поколение ушло на Брандей, а Молодых Богов не стало, и некому было провести нас через великое Посвящение… Я прошёл его сам – в глубинах первородной Тьмы. Я стал её сердцем, её средоточием. Я думал, что смогу вернуться… но вместо этого погрузился в сон…»]
Лидаэль охнула. Аратарн ссутулился, встряхнул кистями рук. «Сейчас будет славная драка», – мелькнула мысль.
– Вижу, вы меня помните. Рад, рад, признаюсь, рад. Давненько поджидал, что и говорить.
– Поджидал? – мрачно переспросил Горджелин. – Ровно кот ничего не подозревающую мышку? Для чего и зачем, позволь узнать? И, значит, это всё, – он качнул посохом в стороны, – твари Междумирья, Дикий Лес, бродячие скалы – твоих рук дело? Но зачем, чего ты хочешь?
– Сколько вопросов сразу, – усмехнулся призрак. – Конечно, моих. Чьих же ещё? Много ты знаешь чародеев в Большом Хьёрварде, способных на такое?
– Не знаю ни одного, – буркнул Горджелин. – Так что ты затеял здесь, воплощение Тьмы? Отчего ты не со своим Поколением? И отчего не явился прямиком в мой замок, если искал встречи?
– Я ждал, потому что вы должны были быть готовы. Потому что должен быть готов и я. Тьма – великая пророчица, всё, чтобы было, есть, и будет отражено в Ней – или памятью об уже свершённом, или предсказаниями о том, чему только суждено свершиться. А что до Поколения… Мои наставления им слишком скучны. – Тень на вершине куба пожала плечами. – Я избавил их от крупных неприятностей – что поделать, родная кровь, как-никак! – но они ещё не готовы, чтобы я учил их дальше. Должны подрасти. К тому же у нас есть куда более срочные дела, Равнодушный.